Максим Волжский
Мой друг Вячеслав
Сентябрь 2021-го. Горьковское шоссе. Подмосковный лес.
Илья исполнил свою часть договора. Труп третьего душегуба висел на толстой ветке, касаясь резиновыми сапогами пожухлой травы. Черты лица повешенного казались знакомыми. Илья присмотрел внимательней.
Мертвец умиротворённо прикрыл глаза, словно, наконец-то, отмучился, а смерть подарила ему избавление от вселенской платы за зло, которое не успел совершить. Труп не высовывал язык. Не скалился. Не обижался. Его белки не лопнули и не выкатились из глазниц. Он напоминал спящего грибника – только весьма в неудобной позе.
– Теперь я свободен от повинности, убивать? – задал вопрос Илья.
Вячеслав тоже разглядывал несостоявшегося маньяка, надеясь, что мертвец не развяжет верёвку и не выпрыгнет из петли, когда они покинут лесную поляну.
– Разумеется, друг. Ты выполнил своё обещание. Но и я всегда держу слово, – негромко сказал Вячеслав, убедившись, что повешенный никуда не сбежит. – Пройдёт всего семь дней, и я награжу тебя. Как уговаривались.
Долгие годы Вячеслав носил одну и ту же одежду. Улыбка, спокойный голос и дружеский тон – также остались неизменными со дня первой встречи. У него даже причёска казалась прежней. И длинна всё та же, и нет седин. Он вообще не менялся, словно годы не властны над ним.
– Интересно знать, что ты приготовил для меня, – торопил с сюрпризом Илья.
– Подарок прекрасен! – восторженно ответил Вячеслав – то ли восторгаясь работой палача, то ли и в правду подарок был воистину полезен. – Осталось всего несколько дней. Наберись терпения, друг.
– Я немного волнуюсь, что ты уйдёшь из моей жизни. У меня странное чувство, что сегодня мы расстанемся навсегда. Скажи, ты не покинешь меня? – вопрошал Илья, надеясь, что ему ответят: мы никогда, никогда не расстанемся, друг.
– Ты знаешь ответ. Твои желания и невидимые призраки – вы неразлучны, – не разочаровал Вячеслав, обаятельно улыбнувшись, как умеют улыбаться только ангелы.
1
Июнь 2015-го. Илье Сбитневу семнадцать лет.
Подмосковный городок. Время за полночь. В небе ярко светила луна, настроение было жизнерадостное. Илья возвращался домой через лесопарк, в котором горел редкий фонарь; шёл из гостей или, скорее, со свидания, с одной миловидной девушкой, имя которой забудется ещё до рассвета. Вроде бы её звали Елена, а может быть, нет; но имя девчонки лишь один из пробелов в толстой книжке, поскольку в ту ночь с Ильёй случилась таинственная история, заставившая взглянуть на мир под особенным ракурсом.
Роста Илья был среднего. Лицо у него обычное, непримечательное. Да и что можно разглядеть во мраке? Шёл он по парку, насвистывал весёлую песенку, представляя её молочное тело. Лена или не Лена, казалась ему верхом совершенства. Её грудь, руки, колени и прочие части тела он мысленно продолжал целовать и гладить, безумно гордясь собой. Потому что Илюша стал взрослым. Теперь он настоящий мужчина; но заоблачный полёт в сладостной неге прервал грубый оклик из темноты.
Их было трое. Молодые парни, ровесники, которых Илья знал, возможно, по школе. Они что-то спросили, он что-то ответил. Потом Илья упал на траву, оттого что получил удар в затылок.
Он не терял сознание, всё слышал и чувствовал, как лупили ногами по голове и в живот, и в грудь, и в спину – как парни обращались друг к другу по именам. Сначала боль взывала бороться за жизнь, затем осталось лишь сожаление, что глупо так всё закончится. Илья понял, что сегодня его непременно убьют – верно зная, за что и кто убивает. Он не поддерживал убийц в желании расправиться с собой таким жутким способом, имея собственно мнение. Но разве костоломы говорят своим жертвам: слышишь, родной, мы тебе не мешаем?.. а может, нам извиниться и разойтись?.. а хочешь – мы тебе «скорую» вызовем?
Когда волочили тело на стройку, он упрямо запоминал имена – вдруг пригодятся. Мысль показалась смешной. Изо рта текла кровь, сердце лениво стучало под рёбрами, а он улыбался, повторяя снова и снова три слова: два имени и одно прозвище.
Они сбросили тело в котлован, в котором воды по колено вперемешку с угловатыми плитами и арматурой, торчащей из бетона. Его бросили умирать в надежде, что он уже мёртв, потому что выжить после множественных ударов железной трубой по голове, попросту невозможно.
Илья упал лицом в жидкую грязь. Перевернуться на спину не было ни воли, ни сил. Он продолжал повторять имена и улыбаться, как вдруг взмыл в воздух над котлованом, рассматривая собственное тело.
Справа росли огромные тополя, слева обгорелая танцплощадка, а внизу месиво в грязи. Почему-то собственная спина и окровавленные волосы, казались чужими, словно семнадцать лет таскал он груз из мяса и костей, как нечто бесполезное, мучительное и предательски хрупкое.
Илья чётко видел своих убийц. Шли они в темноте, смеялись, переговаривались. Эти трое были ещё никчёмнее спины в луже, как клочок использованной по назначению туалетной бумаги, унесённой ветром из мусорного бака. Синий бак на помойке куда полезнее трёх убийц. Для бака заложена полезная функция, а эти трое: они мрачные, шепчущие слова призраки – куцые огрызки от громадного куска зла, посланного демонами на землю. Ведь это странно, потому что с виду они ещё мальчики. Но это обман. Внутри них живёт ярость, которая сегодня вырвалась на свободу, чтобы расправиться с ним.
Илья смотрел парням вслед, забывая их имена и одно прозвище, как забыл имя первой девочки Лены или Виктории, или Марии, которая согласилась впустить его в свою квартиру, где в соседней комнате смотрела телевизор её мать.
Он полетел стремительно вверх. Летел ближе к звёздам, которых было много, которые поражали не только количеством, но и добрым сиянием – очищающим и манящим, будто у него появился выбор, к какой звезде отправиться дальше. Илья парил в тишине, забывая, кем был минуту назад. Всё прежнее стало незначительным и далёким. Он летел, пока не остановился и не обернулся.
Земля виделась не такой, как представлялось. Земля стала не больше регбийного мяча – именно регбийного, словно по экватору её сжимали чьи-то сильные пальцы. Крутилась планета в туманной дымке, как только что сваренное яйцо, которое вынесли на мороз. «Земля живая», – понял Илья и заметил, что вся планета усыпана налётом мельчайших крупинок; где-то крупинок много, где-то совсем пустота. «Это города… это маленькие города… а это деревни и сёла…», – думал Илья, понимая, что миллиарды крупинок, это живые люди. «Я был пылью. Я был никем среди ничего», – звучала единственная мысль, заставлявшая содрогнуться перед собственной мелочной сутью. Не было страха, не было боли, не исходила угроза от чего-то Всемогущего или от кого-то Всемогущего, только скорбь и осознание слабости: я жил среди крупинок, я сам пылинка, я ничего не сделал полезного, когда выпал шанс. Илья развернулся хотя в тот миг, не было у него имени или было другое имя, но это не имело значения, потому что он мчался назад на Землю – в котлован, в лужу, в своё убитое тело.
Ему вдруг захотелось жить. Он представлял себя разорванным в клочья шаром. Но кто-то Великий искусно заштопал шрамы и вдохнул свежий ветер в лёгкие. До этой волшебной ночи Илья не осознавал, что такое жизнь, потому что ему не было с чем сравнить. Теперь он знает, что такое смерть. И скоро узнает, что такое воскрешение.
Снова вернулась боль. Трещали кости, ныли суставы. Илья не помнил, как выбрался из гигантской ямы. Как тащил по земле своё тело… как скрёб пальцами в дверь…
2
Илья учился в институте кое-как. Первый год многое прощалось. Зная о тяжёлой травме головы, преподаватели шли навстречу. Но всё-таки не сложилось. Он часто пропускал занятия, завалил сессию и был отчислен, потому что его больше заботила та самая ночь. Болезненное сознание сфокусировалось на мистическом полёте и вращении регбийного мяча в тумане. Илья мечтал скорее стереть фантомные воспоминания и начать жить заново, но мешал один странный гость, который каждый вечер возвращал в прошлое.