Она рванула воротничок рубашки, приложила руку к шее – пульса не было…

«Мистер Ксенакис!» – до него донёсся еле различимый слабый звук зовущего голоса. Шёл он издалека, как будто сквозь толщу воды и всё же достиг сознания мужчины, будоража и вытягивая его на поверхность из мутного омута небытия.

Майрон медленно открыл глаза. Тело его лежало на удобной кушетке, расположенной в небольшой светлой комнате, залитой мягким люминесцентным светом. Посредине неё стояли два кресла и столик, а противоположная стена была вся закрыта зеркалом.

Кроме Майрона в комнате находился ещё один человек: мужчина, в сером костюме, поверх которого был одет ослепительно белый халат; по всей видимости – врач.

Увидев, что пациент открыл глаза, мужчина приветливо улыбнулся и произнёс:

– Здравствуйте, мистер Ксенакис! Как Вы себя чувствуете? Лежите, лежите, – добавил он, заметив, что тот порывается подняться, – немного терпения! Голова не кружится?

Майрон пытался сообразить, что происходит. Где он, и что с ним случилось? И разве он не умер? Видимо, примерный ход мыслей отобразился у него на лице, потому что доктор легко прикоснулся рукой к плечу и произнёс:

– Всему своё время, мистер Ксенакис. Вы всё узнаете, даю слово. Для этого я, собственно говоря, здесь и нахожусь, но сначала мы должны провести небольшой осмотр. На Вас ещё действует успокоительное, а потому расслабьтесь и отвечайте на мои вопросы, хорошо?

Майрон согласно кивнул.

– Вот и замечательно, – произнёс мужчина. – Тогда начнём.

Примерно с полчаса врач задавал различные несложные вопросы, из серии: «Как Вас зовут?», «Сколько Вам лет?», «Где живёте?» и так далее, и тому подобное.

Покончив с вопросами, он помог Майрону подняться и заставил проделать несложный комплекс гимнастических упражнений, затем замерил у него пульс и давление. Результат его видимо удовлетворил, и он предложил Майрону одно из кресел, стоявших посреди комнаты, во втором устроился сам и, вызвав кого-то по коммутатору, попросил:

– Принесите нам, пожалуйста, две большие чашки горячего шоколада с коньяком.

– Хорошо, доктор Шольц, – пропел коммутатор мелодичным женским голосом.

Не прошло и двух минут, как дверь комнаты открылась, и в неё вошла миловидная женщина в белом халатике и с подносом в руках, на котором дымились две огромные чашки белого фарфора, доверху наполненные тёмным горячим шоколадом.

Поставив их на стол вместе с фигурной вазочкой со сладостями, она, не сказав ни слова, вышла наружу.

– Угощайтесь, мистер Ксенакис, – доктор Шольц жестом руки указал на столик, – шоколад превосходный: швейцарский. Впрочем, как и французский коньяк, он подкрепит Ваши силы!

С этими словами он сам придвинул к себе одну из чашек и немного отпил из неё. Майрон последовал его примеру. Шоколад действительно оказался очень вкусным. Сделав несколько глотков, он почувствовал, как горячий шар сначала медленно опускается к нему в желудок, а затем обратно поднимается горячая волна, разливаясь по всему телу приятной истомой.

– Итак, – доктор перелистнул несколько станиц, сшитых в брошюру и лежавших сейчас у него на коленях, – сначала о главном: Вы, безусловно, живы – можете даже не сомневаться, – он нарочито улыбнулся. – Более того, Вы полностью здоровы! У Вас нет ни рака, ни чего-либо ещё такого нехорошего! Все медицинские показатели в норме, в рамках Вашего возраста, разумеется.

Сделав короткую паузу, доктор посмотрел на Майрона, наблюдая, как он воспринял эту информацию. Тот сидел несколько ошарашенный, ожидая дальнейших разъяснений. Удовлетворённо кивнув, доктор продолжил:

– Теперь по порядку. Меня зовут доктор Генрих Шольц. Я возглавляю отделение кибернетического психоконструирования в клинике «Лерой», где мы с Вами сейчас и находимся.

– Психо… чего? – перебил его в недоумении Майрон.

– Прошу Вас, выслушайте до конца, мистер Ксенакис, Вы всё поймёте, я как раз объясняю, – доктор Шольц укоризненно наклонил голову.

Майрон сделал примирительный жест и замолчал.

– Отдел, который я возглавляю, помогает человеку разобраться как в себе самом, так и в других весьма сложных и запутанных психологических проблемах, возникающих в его жизни и приводящих к депрессиям, а то и ещё хуже. С помощью нашего оборудования мы моделируем ситуацию и, образно говоря, транслируем её в мозг на подобии фильма. В каждом случае сценарий уникален. Пациент воспринимает всё как беспрекословную реальность. В каждом сценарии есть ключевые моменты, где он должен сделать тот или иной выбор, который и определяет его, так сказать, истинные наклонности. То есть, в реальной жизни человек, бывает, принимает судьбоносные для себя решения под влиянием, например, плохого настроения, самочувствия или ещё чего-то, а во время нашей процедуры задействовано подсознание. И Ваш выбор диктуется не эмоциями, а Вашим «я», что ли.

Доктор Шольц отодвинул от себя чашку и, закинув нога на ногу, продолжал:

– Не всё, что Вы сейчас помните, было на самом деле. Часть воспоминаний – это результат нашего вмешательства. Но это временный эффект, скоро всё станет на свои места. Вы всё вспомните, что было на самом деле, а что – нет!

Доктор сделал короткую паузу, затем продолжил:

– Мистер Ксенакис, когда Вас привезли к нам, Вы были в весьма плачевном состоянии: глубокая депрессия на фоне сильной алкогольной интоксикации. Всё это замешано на Ваших отношениях с женой, а точнее с их разрывом, – он помолчал, барабаня пальцами по столу. – Вы очень сильно её обидели… – доктор снова замолчал, – но она замечательная женщина! Как Вы думаете, почему она согласилась на этот эксперимент? Ведь без её участия всё это не имело большого смысла. А главное, помните: Вы свой выбор сделали, и она это видела!

Доктор Шольц поднялся и, взяв в руки брошюру, подытожил:

– Теперь Вы в курсе всех событий, какие-то детали вспомните в течение ближайших дней, а теперь пришло время Вам увидеться с женой, готовы?

– Натали здесь?! – Майрон вскочил на ноги.

– Да. Она сейчас в соседней комнате. Она нас видит и слышит сквозь это зеркало, – и Шольц указал на стену.

Майрон бросился к двери. Открыв её, он выбежал в просторный светлый холл. И первый, кого он увидел, была Натали. Она стояла и смотрела прямо на него, и в глазах её виднелась и затаённая боль, и надежда.

Майрон бросился к ней и заключил в объятия:

– Здравствуй, родная! – шептал он ей сквозь сведённые от рыданий губы. – Как я рад, что ты здесь! Я люблю тебя и только тебя! Ты – жизнь моя! Прости! Прости меня за всю ту боль, которую я тебе причинил! Если ты уйдёшь, то лучше бы я не просыпался вовсе! – фразы слетали с его губ скороговоркой, точно Майрон боялся, что вот-вот она оттолкнёт его, развернётся и уйдёт навсегда, так и не дослушав, как сильно он сожалеет, и как сильно любит её.

Но Натали и не думала уходить. Она тихо плакала, положив голову на плечо мужа…

Доктор Шольц провожал их до выхода из клиники. На прощание он пожал Майрону руку и сказал:

– Мистер Ксенакис, Вы получили ещё один шанс! Не потратьте его зря.

Тот повернул голову и нежно посмотрел на жену:

– Спасибо Вам, доктор, за всё, что Вы для нас сделали! Я не забуду этот урок, можете не сомневаться. Теперь я точно знаю, на что потрачу остаток своей жизни: приглашаю Вас на открытие новой организации: «Ценим Жизнь»!

И, тепло попрощавшись с доктором Генрихом Шольцем, Майрон и Натали вышли на улицу.