В один из первых дней зимы, когда снегу навалило по окна второго этажа, он попытался выйти на улицу в термостойком костюме, привезенном с Эдема. Проведя на морозе полчаса, парень вернулся в дом и в корне пересмотрел свое отношение к предлагаемым ему вещам.
Сейчас Йен радовался, что у него в рюкзаке всего три зайца — вместе со всей одеждой и винтовкой он нёс на себе вполне приличный вес. Такой, какой неподготовленный человек вряд ли сможет поднять в гору — особенно во время метели. К счастью, Йен был достаточно развит и накачан для подобного занятия, да и биотек давал ему определённые силы. Когда парень поднялся по тропе до высокого забора, огораживающего территорию дома, вьюга разошлась не на шутку, и ворота за собой он запирал, уже не видя ничего дальше десяти метров.
Поднявшись ещё чуть выше по склону, де Райдо заметил силуэт дома и свет, горевший в окнах первого этажа. Йен снял лыжи и оставил их в тамбуре, отделяющем дом от крыльца. Там же стянул заснеженную и промерзшую одежду, подхватил рюкзак с винтовкой, и вошёл внутрь.
Постройка была достаточно большой — можно даже сказать, удивительно большой для глухой охотничьей заимки. Два этажа: на первом большой холл, гостиная, кухня, ванная комната и кладовая. На втором — три спальни и кабинет, превращенный в охотничью комнату.
Ластор как-то упоминал, что несколько лет подряд сюда приезжал Советник Арбиса, пока его не сместили. Вскоре тот получил назначение на край известного мира, в одну из диких колоний (так называют системы на самом краю галактики. Они не были терраформированы, и условия для жизни на них, зачастую, не пригодны для людей. Однако на многих из этих планет имеется гравитоний и другие полезные ископаемые. Получить назначение в такую колонию — значит перейти дорогу кому-то очень серьезному — прим. авт.) и о лесном домике попросту забыли.
Следить за подобным хозяйством практически не требовалось: хоть за десяток лет реактор, питающий дом, практически израсходовал свой ресурс, недостатка в топливе у Ластора не было — куча древесины вокруг, и склад угля помогали старому лакею переживать зимы, подобные нынешней. А Йен, ко всему прочему, привёз с собой ещё и немало гравитония.
Ластор был самым старым слугой Клауда де Райдо. Именно он вырастил Йена, а когда тот стал совершеннолетним — попросился на покой. Молодой человек не стал оставлять старика рядом с собой против его воли и уважил волю Ластора, подарив ему неплохое выходное пособие и этот домик, который старик выбрал сам.
Тем неожиданней прошла их встреча спустя несколько лет — когда в середине лета Йен заявился на гору и попросил приютить его.
Сейчас Ластор стоял за плитой, на которой булькала огромная кастрюля. На возвращение Йена он не обратил никакого внимания. Парень достал из рюкзака тушки животных и положил их на стол рядом со стариком. Тот даже головы не повернул.
Его длинные седые волосы в беспорядке падали на плечи. Мощные надбровные дуги нависали над тёмно-синими глазами как утесы над беспокойной водой. Нос старика, похоже, был сломан далеко не единожды. Квадратный подбородок постоянно находился в движении, словно Ластор что-то жевал не переставая. Хотя, Йен знал, что так оно и было — старый лакей не признавал иного табака кроме жевательного, и когда нежданный гость вручил ему пакет этого первосортного зелья с Эдема, Ластор был весьма рад такому подарку. Собственные запасы, по его словам, закончились ещё пару лет назад.
Йен, приведя себя в более-менее нормальный вид, уселся на широкий диван в гостиной, и запустил один из интерфейсов Улисса, надеясь понять, что же засёк датчик в лесу.
— Что ты делаешь? — раздался голос из кухни.
— Кто-то крупный объявился на западном хребте. Хочу узнать, что там происходит.
— Медведь, скорее всего. Какой-нибудь оползень разбудил косолапого, теперь будет бродить по долине. Тебе надо быть осторожнее во время прогулок.
— Я и так осторожен. И именно поэтому установил те датчики.
Ластор что-то проворчал на элирийском, но так тихо, что Йен не разобрал. Через несколько минут хозяин дома вошёл в комнату с подносом. На нем стояли две глубокие тарелки, наполненные мясным рагу, кувшин с вином, неровно нарезанный хлеб и немного зелени.
— Последняя порция того хряка, что я завалил три недели назад. Твои зайцы завтра будут очень кстати, — усмехнулся он, составляя все на стол.
Йен только поморщился. То копытное, о котором упомянул Ластор, было ужасно старым, а его мясо — невероятно жёстким и вонючим. Сколько ни размягчай и не отмачивай его в соусе — ничего не помогало избавиться от неприятного привкуса и ощущения, что жуешь резину. Но мясо было единственным продуктом, запасов которого у Ластора не было от слова «совсем». Так что в иные дни выбор стоял простой — или вонючее, но настоящее мясо, или консервы непонятного вида и неизвестно чьего производства.
Йен предпочитал выбирать первое, и потому они с Ластором часто ходили на охоту. Зимой, правда, старик реже выбирался из дому, но три недели назад не выдержал вынужденной диеты (в силках несколько дней было пусто, и Йену никак не удавалось выследить более крупную дичь, чем неуловимые зайцы) и отправился в долину: как он выразился «показать некоторым молокососам, как надо добывать мясо». Вернувшись с двухметровым хряком, он велел Йену его разделать, а сам уснул почти на целые сутки.
— Как только утихнет метель, я схожу на охоту, — пообещал Йен, глотая куски острого блюда. Прожевав их, он добавил, — Но если затянется, снова придётся есть консервы.
— С этим я как-нибудь смирюсь, — заметил Ластор, двигая стол так, чтобы он оказался между диваном и глубоким креслом. Несмотря на возраст (а лакей давно разменял восьмой десяток), силы в кряжистом теле ещё хватало.
«Забавно», — подумал Йен, — «Я всегда помнил его таким: старым, но крепким. Как вековое дерево»
— Продолжим? — предложил старик, притягивая к себе деревянную доску с каменными фигурами, после того как они с Йеном разделались с остатками ужина.
Парень согласно кивнул. Эта партия была уже седьмой, с тех пор, как Йен здесь объявился, и за всё это время ему не удалось обыграть старика ни разу. Он был настоящим гроссмейстером и превосходным стратегом — но выиграв очередную партию мог следующие несколько недель выводить Йена из себя насмешками и подначками, пока тот не предлагал реванш, и они не начинали новую битву.
С тем же результатом.
Во время этих партий они часто говорили о семье Йена. Парень и сам не знал, что побудило его прилететь на Арбис, практически в полную изоляцию от всего цивилизованного мира. Может быть то, что Ластор был последним, и самым близким человеком, знающим его с самого детства. А может быть, Йен искал ответы на вопросы, которых и сам не знал. Но скорее всего, он просто запутался, и хотел тишины и покоя — а дом Ластора был идеальным местом для того, чтобы привести мысли в порядок.
— Ты не закончил рассказ о предпоследнем путешествии отца, — напомнил он.
— Помню, — Ластор сделал ход.
Йен оценил свое положение — оно в очередной раз было куда хуже, чем можно было надеяться. Он передвинул слона, забирая одну из двух, выскочивших далеко вперед, вражеских пешек. Старик откинулся на спинку кресла, и сделал глоток вина из своей кружки.
— За год до своего исчезновения он отправился на Ветерис. Дикий мир, и Империи он был интересен разве что своим климатом, да как потенциальное общежитие в случае перенаселения соседних миров. Его не терраформировали, и как говорил Клауд, там сформировалось очень много биомов, видов и отдельных особей, каких было не найти на других планетах.
Йен слушал внимательно. Его отец был одарённым человеком, учёным и изобретателем, и он постоянно путешествовал по галактике, изучая многообразие жизни в её пределах. И хотя большей частью пригодные для жизни миры были изначально терраформированы и заселены мутировавшими и не очень особями из Солара, иногда встречались планеты-жемчужины, на которых жизнь развивалась сама. Такие миры были редкой возможностью изучить теорию эволюции в действии — чем и занимался Клауд Райдо.
