- Эта картина - специальный приз, - объяснила хозяйка. - Мы были в Англии во время Серебряного юбилея и это копия юбилейного портрета с автографами. Картина была написана Маннингсом.

- Маннингс. Ну да.

- Да. Это королева Мария и король Георг V по пути в Эскот. Еще в карете сидят принц Уэльский и его брат, которые, разумеется, впоследствии стали королем Эдуардом VII и королем Георгом VI.

- Да, конечно.

Лестница плавно поворачивала налево. С левой стороны была светлая столовая, в которой стояла темная мебель из красного дерева американского производства. Стены были оклеены обоями, на которых были изображены сцены Американской революции: голубые жилеты весело сражаются с белыми жилетами. Мне кажется, я знаю, чьими пращурами стали королева Мария и король Георг V. За окном, расположенным в нише, рядом с прозрачными занавесками из желтой ткани, стоял маленький овальный столик. А за маленьким овальным столиком сидел Роберт Монтгомери. Он читал "Дейли вэрайети". Перед ним стояла чашка кофе.

- Мистер Геллер уже здесь, Боб, - сказала миссис Монтгомери. Монтгомери поднялся и улыбнулся мне. Это была та самая изысканная улыбка, которую я видел во множестве легких комедий. Но это была и изысканная улыбка убийцы из фильма "Ночь Должна прийти".

Он был сложен примерно как я, около шести футов роста, весил около ста семидесяти фунтов. На нем был наряд, состоявший из белой рубашки и просторных коричневых брюк. Как и мне, ему было тридцать с небольшим. У него были голубые глаза и каштановые волосы. Нельзя сказать, чтобы он был ошеломляюще красив, точнее, у него было одно из тех лиц, которые кажутся одновременно и мягкими, и сильными. Но вы сразу ощущали, что находитесь в обществе человека необыкновенного.

Мы пожали друг другу руки. Его рукопожатие было сильным и уверенным. Против ожидания, его ладони не были изнеженными, как у всех кинозвезд. Я понял, что этот человек еще в недавнем прошлом занимался физическом трудом.

- Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне, - пригласил он меня, указывая рукой на стул, стоящий возле столика.

Он сел, и я сел.

- Мы ждали вас к завтраку. Французские тосты вас устроят? Апельсиновый сок и кофе?

- Конечно. Очень любезно с вашей стороны. Боб сложил газету и положил ее сбоку от себя. Теперь перед ним осталась лишь чашка кофе - он в самом деле не завтракал, ожидал меня.

- Я знал, когда вы приедете, - сказал он, пожимая плечами и слегка улыбаясь. - И я знаю, каково это - летать на самолете. Вы кое-как перекусили в кафетерии и все. И вместо того чтобы поспать в дороге, вы страшно измучились, не так ли?

Так и было. Я этого даже не заметил, но я чертовски устал.

- Думаю, я и вправду устал, - проговорил я.

- Вы можете немного отдохнуть, пока вы здесь. Оставайтесь у нас хотя бы на вечер. Я заказал вам номер в отеле "Рузвельт".

- Да, я так и понял. Спасибо.

- Спасибо вам за то, что вы приехали по такой просьбе.

Его жена принесла еду и поставила ее на стол. Никаких слуг; во всяком случае, видно их не было.

- Выглядит аппетитно, - сказал я ей, и это было правдой.

- В нашем доме всегда завтракают в одиночестве, - сообщила мне она. Думаю, Боб будет рад вашей компании.

Они улыбнулись друг другу - довольно тепло, - перед тем как она ушла. Это был цивилизованный дом - в этом сомневаться не приходилось. Конечно, имея такие деньги, как у них, можно позволить себе быть цивилизованными.

На вкус завтрак был такой же замечательный, как и на вид. Сок с мякотью из калифорнийских апельсинов был свежевыжатым. О деле мы не разговаривали, а лишь обсуждали мой полет и обменивались ничего не значащими фразами. Лишь однажды он спросил меня, что я думаю о переизбрании Франклина Рузвельта на третий срок. Я сказал, что толком не знаю говорили ли об этом официально. Монтгомери ответил, что не говорили, но что в ближайшее время такое заявление будет сделано. И я сказал, что, вероятно опять буду за него голосовать.

- Я работал на него в тридцать третьем и тридцать седьмом, - промолвил Боб задумчиво и серьезно, - но это противоречит моей натуре - голосовать за любого президента в третий раз. Слава Богу, у нас не королевская власть.

Был здесь юбилейный портрет или не было?

- Вы понравились мне в том фильме, где вы играли убийцу, - сказал я.

Боб улыбнулся, но это была не улыбка киллера.

- Мне эта роль понравилась больше всего, - признался Роберт.

- Вам, кажется, вручили за ее исполнение награду Академии киноискусств?

- Да, - он засмеялся. - А вы знаете, что Академия киноискусств и наук действительно существует?

- О, не совсем, не знаю.

- Это профсоюз компании. - Вот теперь он улыбнулся улыбкой киллера. Профсоюз провалившейся компании. Дело в том, что Лу Б. Майер хотел бороться с любым узаконенным союзом актеров и директоров. Предполагалось, что Академия станет арбитром в делах между студией и гильдиями. Вы можете себе представить, насколько эта организация была беспристрастной. Ну так вот, мы положили этому конец.

- Это здорово.

После завтрака Боб повел меня в соседний "кабинет", который был больше, чем любой номер в отеле "Моррисон": камин, встроенные шкафы с книгами в кожаных переплетах, фотографии со сценами охоты, развесистые рога на сосновых стенах, обтянутая коричневой кожей мебель (без единого шва). Он уселся на одном конце длинного дивана и разложил на маленьком круглом столе перед собой трубки и табак. Роберт кивнул на стул с пухлым кожаным сиденьем, который стоял напротив него. Я сел на стул и утонул в нем.

- Курите, если хотите, - сказал он, прикуривая трубку.

- Я не курю.

- А я-то думал, все частные детективы курят.

- Нет. И моя секретарша не моя любовница. Он был удивлен.

- Значит, голливудские понятия далеки от реальной жизни? Но кое в чем я, наверное, прав.

- Как так?

- Давайте посмотрим: Джимми Каньи, Эдди Робинсон и Джон Рафт - эти персонажи списаны с живых людей.

Ну хорошо, Рафт...

- То есть вы хотите сказать, - заговорил я, - что в этом старом, жестоком мире живут одни гангстеры?

- Совершенно верно. И в этом старом, жестоком Голливуде тоже.

- Пеглер рассказал мне, что Вилли Биофф именно отсюда вторгся в профсоюзы. И что именно об этом вы хотите со мной поговорить.