А вот еще:
«Когда в конце 1962 года произведение было опубликовано, вся читающая публика была ошеломлена рассказом-откровением о бесчеловечности советской системы.
Последнее тоже крайне важно: «бесчеловечность советской системы». Т.е. утверждается, что бесчеловечность уже заложена в самой советской системе.
Уже то, что повесть была опубликована, показывает, что никто из тех, кто способствовал ее публикации, в том числе – выдающийся советский поэт А. Т. Твардовский, и те, кто разрешил ее публиковать – Политбюро ЦК КПСС и лично Н. С. Хрущев, – не сомневались, что повесть правдива.
«… Во лжи, в искажении действительности Солженицына не упрекнул никто из переживших ГУЛАГ».
Итак, литературоведы, писатели, критики, Советское правительство, комментаторы повести, или те, кто проводит ее анализ, пишет пособие для учеников для сдачи ЕГЭ, а также сами ученики, анализирующие повесть, утверждают, – на основе «показаний» самого Солженицына, – что условия содержания заключённых были жестокими, бесчеловечными; эти условия являлись закономерным следствием советской системы, т.к. бесчеловечность является врожденным качеством советской системы; рассказывают читателю о персонажах повести, об отношениях между людьми, пребывающем в одном лагере; о их духовных ориентирах, морально-нравственных ценностях, характерах.
При этом все вышеназванные утверждают, что Солженицын описал все правдиво. Т.е. изображение им лагерной жизни, порядка в лагере – это все правда.
Вот я и решил посмотреть на условия лагеря, на взаимоотношения людей в нем, на их морально-нравственные ценности; на бесчеловечность советской системы, показанных самим Солженицыным.
А для этого я буду всего-навсего читать текст повести и анализировать то, что нам рассказывает Солженицын.
Я не привлекаю для анализа какие-то другие источники, другие документы и пр. Все, что требуется – это текст повести, который сам автор «благословил»:
(Эта редакция является истинной и окончательной. Никакие прижизненные издания её не отменяют. А. Солженицын Апрель1968 г).
и логическое мышление, «логический микроскоп» (Б. Рассел), под которым я буду читать и анализировать текст повести. Если кто-то в этом моем анализе увидит что-то, бросающее тень на Солженицына, то это не моя вина – это не я придумал, это сам Солженицын об этом говорил в своей повести своими словами. Я просто увидел это в тексте самого Солженицына и показал это в своем тексте.
Я буду брать слова, фразы, описания самого Солженицына и прямо тут же, вместе с читателем, рассматривать их в «логический микроскоп». Прямо по ходу текста, прямо по живой речи самого Солженицына.
Его слова я заключаю в кавычки и выделяю курсивом. Мой собственный акцент на слова или фразы в самой цитате Солженицына я дополнительно выделяю жирным шрифтом.
Благодаря такому анализу, мы увидим те условия лагеря, которые САМ Солженицын правдиво показал, ибо жил и писал «не по лжи». Мы увидим духовные ориентиры и морально-нравственные качества Ивана Денисовича и других заключенных. Мы увидим и особенности советской системы в отношении наказания заключенных. Последнее является особенно важным. Ведь именно правдивый показ Солженицыным этих условий и создал его образ духовного борца с советским режимом.
Все, что нам нужно для анализа, – это не погребовать окумнуться с головой в повесть и внимчиво ее читать (если вас, уважаемый читатель, насторожили некоторые слова, знайте – это слова настоящего русского языка, нутряного, который возрождает великий писатель, «из всех перерусских русский»).
Ужасы Особлага
– Ну, ужас. Ну, допустим, ужас-ужас.
Но ведь не ужас-ужас-ужас!
Нечеловеческие условия и порядки в Особлаге
Повесть начинается с описания автором утра одного из заключенных Особлагеря – Ивана Денисовича Шухова.
Правда, почему это лагерь определен как «особый», и чем он «особ», А.И. Солженицын прямо не объясняет. Но из жизненного опыта и из текста самой повести мы можем сделать некоторые предположения, объясняющие, почему этот лагерь – «особый».
Версия первая. Если лагерь определяется как «особый», то условия в нем должны быть, видимо, «особые», отличающееся от других лагерей, причем в сторону большей жёсткости. Ведь лагерь для заключенных, тюрьма – это места отбывания наказания. И если о некоторых из таких заведений говорят, что они «особые», то очевидно, что и условия в этих местах должны быть «особыми» – т.е., более жёсткими по сравнению с «неособыми» лагерями или тюрьмами.
Вторая версия основывается на описании Солженицыным контингента заключенных этого лагеря.
Прежде всего, это, конечно, главный герой повести, – Иван Денисович Шухов, рабочий 104–й бригады, приговорённый к десяти годам заключения по обвинению в шпионаже во время Великой Отечественной войны. Но он шпион «деланный», «снарошку», - т.е., дело о шпионаже на него было просто сфабриковано советской контрразведкой. На самом деле он бежал из плена, в котором пробыл всего два дня. И таких вот шпионов в этом лагере, по словам Солженицына:
«…в каждой бригаде по пять человек».
Но есть и настоящий шпион, этнический молдаван, которого Солженицын упоминает в повести.
Бригадир 104-й бригады – бывший красноармеец Тюрин, уволенный из армии и репрессированный, как сын кулака.
В бригаде есть украинский парень Гопчик, который носил в лес бендеровцам молоко – т.е., их пособник.
Есть Цезарь Маркович, столичный интеллигент, профессия которого точно Солженицыным не определена: не то режиссер, не то оператор, – он «снимал картины для кино». Не просто картины (ну, в смысле – кинокартины), не кино, не фильмы, а «картины для кино». Но даже одну не успел снять, как был арестован. Что такое «картины для кино», тоже не объясняется.
Есть бывший военный моряк, капитан второго ранга Бурковский. Есть два эстонца. Одного посадили, когда он вернулся на родину из Швеции, – куда его увезли родители, – чтобы институт закончить. А второй – рыбак с побережья. И если вину первого можно предположить – шведский шпион, посланный в советскую Эстонию с заданием, то в чем вина второго, вообще не ясно.
Есть баптист Алешка, приговоренный к двадцати пяти годам за свою конфессию.
В целом, все заключенные, которых показал Солженицын, являются «политическими». Он не показал ни одного, кто сидел бы в лагере за убийство, кражу, разбой и пр.; не показал в лагере ни одного блатного, – в смысле, – вора, профессионального уголовника; не показал воровской иерархии.
Видимо, «особость» этого лагеря заключалась в том, что в нем отбывали наказание «политические».
Но и первая версия, – о наличии особых условий содержания заключенных в лагере, – верна. Эти условия и показал Солженицын.
Здесь мне представляется крайне значимым вот какой аспект. В данном случае не важно, что в лагере находились и невинно осужденные, по сфабрикованным делам, как нам показывает Солженицын. Нет, само по себе это крайне важно! Нельзя допускать, чтобы наказывали невиновных. Лучше не наказать десять виновных, чем наказать одного невиновного. Я убежден в этом. Здесь для меня важно то, как именно, – по описанию самого Солженицына, – согласно законодательству и УК СССР предписывалось в принципе относиться к заключенным, отбывавшим наказание по «политическим» статьям: за измену Родине, шпионаж, пособничество внешнему врагу, диссиденствующей интеллигенции, которая проповедовала ценности, не совпадающие с ценностями советского строя и советского человека, и, – таким образом, – также могла быть пособником внешнего врага, т.к., распространяя свои взгляды, осуществляла идеологическую диверсию. Глупо это было или нет – это тоже в данном случае не важно. Важно, что в СССР того времени так считалось, и это наказывалось.