И все же матери хотелось, чтобы Вирджил кого-то полюбил и ему ответили тем же. Трудно рассчитывать на то, что он женится и обзаведется детьми, как двое ее старшеньких… пожалуй, для него это уже слишком… но почему не помечтать?

Подругой Вирджила и тоже художницей оказалась Сабина, очень симпатичная девушка с треугольным личиком, недоразвитым искривленным телом и наголо обритой, с металлическим отливом головой. Джессалин случайно столкнулась с ними в шопинг-центре. Это был шок – увидеть, как ее сын толкает перед собой инвалидное кресло с капризной лысой девочкой, как показалось на первый взгляд! Они направлялись в хозяйственный отдел.

– Привет, мам! Познакомься с моей подругой Сабиной.

Джессалин пришлось склониться, чтобы пожать вялую ручку. Сабина растянула рот в недовольной гримасе, подобии улыбки.

– Сабина… правильно? Какое красивое имя…

На такую банальщину девушка не посчитала нужным отвечать. Она скрестила ручки на символической груди, давая понять, что ее терпение к Вирджилу вот-вот лопнет, поскольку ей позарез нужно в хозяйственный отдел.

Но или антенна Вирджила не улавливала такие знаки, или ему было в высшей степени безразлично недовольство подруги.

Он сообщил матери, что Сабина их «новая селянка» на ферме, что она вырезает «фантастические вещи» из натурального дерева, что у нее ученые степени по информатике, статистике и психологии и что она в восемнадцать лет выпустила поэтический сборник.

– Я люблю поэзию… когда я ее понимаю, – брякнула Джессалин.

– Это мама познакомила меня с Уильямом Блейком, – сказал Вирджил, глядя (умильно?) на голый синюшный череп Сабины. – Даже если она его не понимала.

– А ты Блейка понимаешь? – Девушка вздернула глазки, сопроводив это короткой ухмылкой.

Вирджил рассмеялся, словно она сказала что-то остроумное.

Джессалин так и не поняла, была ли эта ухмылочка саркастической или приязненной. Или и то и другое, нечто интимное, исключающее ее, постороннюю.

– Приезжайте к нам в гости, – сказала Джессалин, но скривившееся личико ясно дало понять, что такой визит невозможен. Как разогнавшийся трейлер на крутом спуске, она поспешно проговорила: – В одно из ближайших воскресений? Да, Вирджил? Приезжайте с Сабиной к нам на ужин.

– Мам, даже не знаю. Сабина веганка, и она не переносит глютен…

Сабина смотрела на Джессалин так, словно ждала подтверждения. И Джессалин повторила приглашение, пусть и не так уверенно. Она готова посмотреть рецепты онлайн. Она приготовит Сабине особые блюда.

– Отлично, мама! – произнес Вирджил с натужным энтузиазмом.

И она прикусила язык, вместо того чтобы спросить: «Как насчет ближайшего воскресенья? Или через неделю?»

Молчаливая Сабина сидела скрестив руки на груди. Ей могло быть шестнадцать, а могло быть и тридцать шесть. Сморщенное личико сбивало с толку. Ноги тонкие, ступни ребенка в розовых кроссовках с клетчатыми шнурками. И зубки мелкие, совсем детские.

– Мама, рад был тебя увидеть. Пока!

Вирджил с чувством облегчения покатил дальше инвалидное кресло, а Джессалин глядела им вслед.

И что она скажет Уайти? Не может же она не рассказать такую новость дорогому супругу, с которым делилась всеми подробностями прошедшего дня; а с другой стороны, как она ему объяснит эту игриво-двусмысленную манеру общения между Вирджилом и Сабиной? Понятно, что они близкие друзья… но насколько близкие? Неужели эта раздражительная скукоженная девушка – любовница их сына?

От таких мыслей у Джессалин сразу испортилось настроение. Лучше не забивать себе голову подобными фантазиями.

В общем, она сказала мужу, что случайно встретила в шопинг-центре Вирджила с напарником-художником и с ходу пригласила их на ужин.

– Хорошо. – Уайти кивнул, явно думая о своем.

– Напарник – девушка. Молодая, симпатичная.

– Отлично.

– Веганка. И у нее целиакия.

– Для нынешней молодежи обычное дело.

– Она в инвалидном кресле.

– Что? А по какой причине?

Тщательно подбирая слова, Джессалин сказала, что ей ничего не известно. Но вряд ли что-то «особенное», вроде муковисцидоза… или болезни Герига.

– Я не удивлен.

– Не удивлен? В каком смысле?

– Да ни в каком. В этом весь Вирджил. Готов связаться с кем угодно.

– С кем угодно? Ты ее даже не видел!

– Да, я ее не видел. Зато я видел нашего сына и знаю его тягу ко всему ущербному. К убогим, к калекам.

– Уайти, как ты можешь такое говорить! Слово «калека» сейчас не произносят. Говорят «инвалид»…

– «Человек с инвалидностью», если на то пошло. Но я не критикую эту девушку, я комментирую действия нашего сына. – Уайти покраснел, как будто у него подскочила температура. – Помнишь, как он в десять лет привел в дом песика? Без ноги! Если бы ему встретилась собака без двух ног, он бы ее привел!

– Уайти, не надо так шутить.

– Если бы в радиусе десяти миль обнаружился слепой мальчик, Вирджил сразу бы с ним подружился. По-моему, он даже ездил на велосипеде в поисках знака «ОСТОРОЖНО: НЕЗРЯЧИЙ РЕБЕНОК». Его любимыми учителями были инвалиды… вспомни учителя математики с деревянной ногой.

– Не деревянной. Их делают из чего-то синтетического, вроде пластика, и называются они «протезы конечностей».

Уайти уже валял дурака. Он никогда не признается в том, что всерьез расстроен. И Джессалин мужа не останавливала.

Главное, чтобы его больше никто, кроме нее, не слышал.

Позже, когда они лежали в постели в темноте и перебирали события дня, словно раскидывая большую мелкоячеистую сеть, Уайти неожиданно спросил:

– Ты сказала «она симпатичная»? То есть это девушка?

– Ну конечно девушка. Ее звали Сабина. – Джессалин секунду подумала и поправилась: – Ее зовут Сабина.

Но шли месяцы, а Вирджил ее к ним все не привозил, хотя и обещал.

– Скоро, мама! Сейчас просто много дел. Мы сажаем.

Или:

– Мы собираем урожай.

Не стоит и пытаться припереть его к стенке. Бесполезно.

Если его прижать, он может вовсе забыть дорогу в родительский дом. Пообещает приехать на ужин – и не приедет. Чем вызовет раздражение отца. (Впрочем, ему обо всем этом лучше не знать.) К тому же связь с Вирджилом затруднена, так как у него нет мобильного телефона.

Со временем Вирджил сделался нескрываемо уклончивым. Он по-прежнему говорил «да», но его обиженного лица Джессалин предпочитала не замечать. Однажды она его прямо спросила:

– Ты по-прежнему видишься с Сабиной?

– Каждый день. Мы ведь живем в одном большом доме, мама.

Он с трудом сдерживался. Она видела его морщинки на лбу (это у младшего-то сына!), бледные губы, бегающие глаза.

Ее так и подмывало спросить: Но ты ее любишь? А она тебя? Вы живете вместе?

Но момент был упущен. А сам Вирджил откровенничать не собирался.

В то утро он приехал на велосипеде. Уайти, понятно, не было дома.

Они трудились у нее в саду. Вирджил никогда не сидел сложа руки. Пропалывал, мотыжил, поливал, уносил с лужайки напáдавшие во время грозы ветки, помогал по кухне. Ему нравилась любая работа, только бы его не принуждали и не говорили приехать к определенному времени.

– Она здорова?

– Разумеется. Это же ее естественное состояние, а не болезнь. И не проклятье.

Он выдергивал сорняки из клумбы с маргаритками. От него пахло пóтом.

Он выразил желание принять душ. Оставалось только гадать, какие там у них ванны и душевые в фермерском доме на Медвежьей горе.

После того как он вымыл голову, Джессалин предложила вычесать ему колтуны; у него самого, похоже, это не очень-то получалось. Его красивые волнистые волосы с медным отливом падали до плеч. «Как они похожи на мои. И глаза», – подумала она. И посмеялась над собственной глупой сентиментальностью.

Хотя она старалась не лезть в его личную жизнь, Джессалин оставляла за собой материнское право следить за чистотой и опрятностью (взрослых) детей.