Каморин почувствовал, что взбешён и что ему непременно нужно выплеснуть своё возмущение. Не пытаясь обдумать своё действие, он мгновенно вывел на «стене» Ксении вслед за постом Кундрюцковой гневную реплику: «Карибы оплачены кровью жителей Донбасса!»
Эмоциональная разрядка принесла ему удовлетворение. Спустя четверть часа он уже чувствовал, что воспринимает маленькое виртуальное происшествие «with amusement», как говорят англичане. То есть как нечто забавное, доставляющее скорее приятные переживания. Его возмущение бесстыдными писаниями Кундрюцковой улеглось: в сущности, она тоже типичная нимфа, жаждущая успеха любой ценой… Главное для него заключалось в том, что он раскрылся перед Ксенией как тайный доселе посетитель её страниц в социальных сетях. То есть признался в том, что она ему не безразлична. Впрочем, скоро она узнает ещё и о том, что он завещал ей всё своё имущество. Он сделал это, потому что после смерти два года назад от инфаркта его жены Александры других дорогих людей у него на свете не было.
3
Кундрюцкова позвонила в домофон в половине восьмого вечера, когда Раздорская и Вязигин ужинали на кухне.
– Это Елена! – сказала Раздорская мужу, поднимаясь из-за стола.
Тот озабоченно сдвинул светлые брови и со вздохом поднялся тоже. Вдвоём они направились в прихожую и минуты две молча ждали на пороге, заранее открыв входную дверь. Из лифта к ним вышла маленькая, как подросток, молодая женщина в синих джинсах и парке цвета хаки, из расстёгнутого ворота которой выглядывал чёрный кардиган, с дамской сумкой на плече и чемоданом-самокатом за спиной.
– Только что прилетела? – спросила Раздорская.
– Нет, в Домодедово я была уже в половине четвёртого, – оживлённо заговорила гостья с радостной, но всё же не вполне натуральной, неприятной улыбкой на узком лице. – Но сразу к вам не поехала, потому как знаю, что вы оба работаете до вечера. Я зашла в кафе, что в самом аэропорту, и посидела там…
– Летела через Минск? – продолжала расспрос Раздорская.
– Да, это самый короткий маршрут, за отсутствием прямых рейсов. Есть ещё через Ригу и даже Тбилиси. Если б знали, с каким тяжёлым сердцем я отправлялась! Здесь для меня небезопасно, однако есть дела в московских издательствах…
– Позвонила бы, и я тебя встретила бы…
– Добралась я без проблем, а вы со мной и так ещё намучаетесь…
– Не говори ерунды! Со старой подругой посидеть – всегда радость!
– Давайте к столу, мы как раз ужинаем, – вставил Вязигин. – Имеется балычок, а к нему коньячок…
– Ну разве что за компанию, – сразу согласилась Кундрюцкова. – Вообще-то я не голодна…
После рюмки коньяка гостья покраснела, в голосе её появились хрипловатые нотки, а её маленькие желтоватые глазки заблестели маслянисто. Взглядом мечтательным, с поволокой она смотрела то на Раздорскую, то на Вязигина, то на обстановку тесной кухни, и Вязигину казалось, что она довольна тем, что видит.
– Бедновато мы живём, наверно? – спросил он её. – Я видел в интернете фото вашей сияющей киевской кухни размером с нашу жилую комнату…
– Да, у меня в Киеве квартира получше, – спокойно согласилась она, потягивая вторую рюмку. – Но у вас тоже неплохо, уютно. А что касается условий моего существования в Украине, то их создали не для меня лично. Просто я волей-неволей оказалась своего рода символом, из моей жизни в Украине сделали витрину.
– И что же вы символизируете?
– Прогрессивное российское общественное мнение, которое сочувствует стремлению Украины в Европу. Украинцы хотят показать, что умеют быть благодарными.
– Но в Донецке вас не очень любят, – вдруг с улыбкой, как бы в шутку сказал Вязигин, почувствовав неудержимое желание уколоть гостью, слишком успешную и самоуверенную. – Я заметил, что кто-то недавно сделал такую надпись на «стене» во «Вконтакте», вслед за вашим постом о летнем отдыхе: «Карибы оплачены кровью жителей Донбасса!»
Раздорская бросила на него негодующий взгляд и затем с тревогой посмотрела на Кундрюцкову. Но та лишь засмеялась:
– Это написал не житель Донецка, а один ордатовский пенсионер, бывший журналист, которого я видела несколько раз на пресс-конференциях. И ничего нового для меня в этом нет, подобных комментариев к моим статьям в интернете я уже насмотрелась. «Ты предательница» – это твердят мне квасные патриоты снова и снова, одно и то же на разный лад. Но это же просто пошлость: так во все времена обвиняли тех, кто разоблачал неблаговидные действия своего государства!
– Однако теперь вы гражданка Украины! – снова не удержался Вязигин.
– Я вынуждена была сменить гражданство после моих публикаций о Донбассе, потому что в России мне стало уже слишком небезопасно. Но всё-таки моя борьба против гибридной войны в Донбассе полезна россиянам, которые хотят мира.
– А наши патриоты считают, что интересам России отвечает поддержка ополчения Донбасса.
– Какие же в этом интересы россиян? Донбасс – это не Россия, а Украина.
– Но в Донбассе живут русские люди…
– Так вы говорите о русских национальных интересах? Ха-ха! Разве вы не знаете, что само это словосочетание – «русские национальные интересы» – абсолютное табу в России начиная с 1918 года? С тех пор, как был расстрелян вождь русских националистов Михаил Меньшиков. Я напомнила о нём, объясняя мою собственную позицию, в предисловии к моей книге «За последней чертой», которую теперь хочу предложить московским издательствам. Вот, послушайте, сейчас зачитаю…
Кундрюцкова поднялась из-за стола, вышла из кухни и через минуту вернулась с книгой в бумажной обложке, на которой Вязигину бросилось в глаза изображение поверженной, иссечённой осколками и заваленной глыбами фигуры человека. Где-то он уже видел этот снимок каменного воина на Саур-Могиле – месте ожесточенных боёв под Донецком во время Великой Отечественной войны и в 2014-2015 годах… Перелистав несколько страниц и отыскав нужное место, Кундрюцкова начала читать:
– Меня упрекают в непатриотичности. Но разве истинный патриотизм означает лишь слепую любовь к Родине? Нет, ему присуща любовь требовательная, взыскующая, доходящая порой до сурового порицания, а в чём-то даже и до отрицания. Это видно на примере человека, репутацию которого как русского патриота или, если угодно, русского националиста ещё никто не ставил под сомнение. Речь идёт о Михаиле Меньшикове, который организовал в 1908 году Всероссийский национальный союз. Репутация этого человека подтверждена его мученической смертью. В сентябре 1918 года на берегу Валдайского озера чекисты Давидсон, Якобсон, Гильфонт и Губа расстреляли Меньшикова на глазах его шестерых малолетних детей именно как русского националиста.
Кундрюцкова прервала чтение, внимательно посмотрела на слушателей и продолжила с вызовом:
– Незадолго до своей гибели, в начале 1918 года, ещё до заключения Брестского мира, когда представлялась весьма вероятной немецкая оккупация всей европейской части России, Меньшиков в своём дневнике сделал поразительный для любого националиста и любого патриота вывод: «Верю в то, что потеря независимости даёт нам необходимое освобождение от самих себя. Ибо не было и нет более подлых у нас врагов, как мы же сами. Вяжите нас – мы бешеные! Земля, это точно, велика и обильна, но порядка нет, а потому придите бить нас кнутом по морде! Даже этой простой операции, как показал опыт, мы не умеем делать сами». И далее: «Мы умно поступаем, бросая самодельщину деревенскую в инвентаре, в утвари, одежде. Умно поступаем, подчиняясь и чужой власти – если она лучше нашей».
Сделав короткую паузу, Кундрюцкова заключила с пафосом:
– Я вступила на своё журналистское поприще с намерением служить родной стране словом честным и смелым, но скоро убедилась в том, что власть этого не хочет. Меня вынудили прекратить издание собственной оппозиционной газеты. Перед лицом явного произвола мне пришлось последовать завету Михаила Меньшикова и сменить стан, перейти к тем, кто более привержен идеалам справедливости и законности, чтобы из-за рубежа нести для всего мира правду, как требует от меня мой профессиональный долг.
