Пляж надоел мне на третий день, ибо это было невыносимо – продолжать мрачные диалоги с потаенным нечто внутри меня.

Я не была по жизни угрюмой грымзой, но все изменилось, когда я встретила Макса и начала качаться на эмоциональных качелях: взлетая к безудержному, полному счастью и срываясь в темное отчаяние и всепоглощающий страх потерять своего возлюбленного. Самое главное, Макс заставлял меня верить, что все проблемы в наших отношениях заключены во мне.

«Ты слишком остро на все реагируешь» или «Ты требуешь от меня слишком многого» – были его любимыми фразами. А я ведь очень старалась быть для него идеальной – во всем. Отличной любовницей, яркой спутницей, интересной личностью, заботливым партнером, не понимая, почему мы всегда ссоримся накануне выходных. Конечно, позже объяснение было найдено – Макс был глубоко несвободным человеком, но я упорно не желала этого замечать и искала проблемы в себе.

В целом, сколько себя помню, я всегда пользовалась вниманием мужского пола благодаря своему жизнерадостному и искристому, как брызги шампанского, нраву, однако с мужчинами я зачастую предпочитала просто дружить, и наши романы захлебывались не начавшись. Я достаточно поздно созрела физически, будучи еще совсем ребенком на фоне своих одноклассниц, которые уже вовсю постигали азбуку любви. Я помню, как Алена уже крутила романы с крутыми парнями нашего района, а я предпочитала писать книжки про романтическую любовь на фоне трагических исторических событий. Кстати, в конце школы из-за этого мы немного потеряли связь с Аленой и Никой, потому что их детство уже закончилось, а мое продолжалось полным ходом.

На непонимание себя, своей женской сути, огромное влияние оказали три фактора. Первый, как ни странно, большая бедность, в которой мы жили после развала Союза. Качественных вещей почти не было, недаром мода девяностых годов – это объект для многочисленных шуток: все одевались как могли. Позже в Москве и других городах начали возникать челночные рынки – дельцы стали возить недорогую одежду из Турции, а у населения появились деньги ее покупать. У населения, но не у моих родителей. Одежду мне покупали строго два раза в год: перед первым сентября и весной, когда я вырастала из того, что купили перед школьным сезоном. Перед первым сентября можно было, правда, получить достаточно много вещей: от туфель до белых блузок и добротных джинсов. Одежда была практичной, купленная с расчетом, что она будет служить мне большую часть года, поэтому предпочтение отдавалось брючным вариантам, носким материалам и нейтральным расцветкам, причем права голоса в выборе одежды у меня не было никакого. Впоследствии у меня ушло достаточно много времени, чтобы начать носить платья и выбирать для себя яркие цвета. Чтобы хоть как-то придать себе заметности, я рано стала использовать губную помаду кричащих оттенков, и даже в университете меня первое время идентифицировали как девушку с красными губами. Это была моя первая заявка на сексуальность и самоидентичность, уход от черных джинсов и серых рубашек, надетых поверх неприметных водолазок. Потом у меня ушло много времени в целом, чтобы найти свой стиль: в одежде, косметике, и иногда мне кажется, что я до сих пор ищу его, в отличие от, например, Алены, которая всегда поражала меня своим врожденным чувством стиля и вкуса. Моим консультантом по стилю неожиданно стал Макс, одетый всегда с иголочки и объяснявший мне, что «так не носят». За это я ему невероятно благодарна. Я как-то сумела пережить этот комплекс Золушки, которую выбрал прекрасный и стильный принц, и стала гораздо более внимательно относиться к своему внешнему виду, купив себе первые платья и юбки, подчеркивающие мою стройность и миловидность. Конечно, тогда я делала это не для себя, а для Макса, отчаянно пытаясь ему соответствовать.

Вторая вещь, оказавшая влияние на открытие себя как женщины, – это многочисленные запреты, шедшие от моих родителей. «Умри, но не давай поцелуя без любви», – слишком часто шутил папа. «Только не принеси в подоле», – вторила ему мама. Частыми разговорами в нашей квартире были беседы о пользе девственности в современном мире: почему и для чего это важно. В итоге долгое время я просто сбегала при любом намеке на близость или на то, что отношения могут зайти слишком далеко. Так я переживала череду следовавших один за другим романов, длившихся по три месяца, напоминая себе каждый раз «сбежавшую невесту». Когда мой первый раз все-таки случился в достаточно позднем возрасте, мама повела меня ко всем возможным гинекологам, будучи уверенной, что я точно себе всего «нацепляла», и я чувствовала стыд и ужас, сидя в больничных коридорах, а также, как мне казалось, порицание маминых специалистов (конечно, мама вела меня только к своим, надежным профессионалам советской закалки, которых она сама посещала в своей юности).

Интимная жизнь, правда, сама по себе мне понравилась, но я долгое время не знала, что мне со всем этим делать: никаких открытых материалов на эту тему тогда не было, хотя секс уже вышел из советского подполья. И это было непосредственно связано с третьим фактом, который совершенно точно оказал влияние на мое поколение: были сняты (или почти сняты) многие этические запреты, но что делать в постели, толком никто не понимал. В целом было распространенное убеждение, что женщина, конечно, обязана быть богиней любви, и это важный шаг к ее жизненному успеху. Понятие супружеского долга, как и обслуживающая роль женщины, очень прочно засели в российских головах и, к сожалению, остаются там до сих пор. Итак, обнаружив в себе красивую, молодую, полную страсти и желания женщину, я не очень понимала, что с ней делать кроме того, чтобы радовать своего партнера. Завышенные ожидания от себя, перфекционизм, работа на результат как часть моего характера и строгого воспитания мамы пришли и в эту область. «Все зависит от женщины», – любили повторять все кому не лень, и я стремилась быть идеалом для Макса, во всем, в том числе и в постели. Каждый раз я словно пробегала марафон, в котором трофеем было удовлетворение желаний моего возлюбленного. Я была в постоянном напряжении, заслуживая его внимание и любовь, которые вечно были в недостатке. Это было моей второй работой после офисной, где я сражалась за достижение результатов, демонстрацию эффективности и перевыполнение показателей.

Так было всегда, в учебе и на работе я тоже постоянно участвовала в гонке, причем, в отличие от личной жизни, там мне все-таки удавалось занимать призовые места. Я была серебряной медалисткой в школе, закончила с отличием университет, а в двадцать четыре года стала крупным руководителем. С самого детства я работала на результат, подгоняемая мамой, которая искренне хотела подготовить меня к сложной жизни, научить бороться за место под солнцем, идти к цели и не повторить ее судьбу, оказавшись без копейки за душой и с пустым холодильником. Я знаю, она хотела лучшего для меня и искренне верила, что оценки в школе как-то повлияют на мой жизненный успех, так что мои тройки всегда были поводом для шумных разбирательств дома, и тогда мне казалось, что успешность – отличный и бескровный способ заслужить мамину любовь и уважение. Что же, какие-то плоды строгое воспитание принесло, и в середине двухтысячных я прошла огромный конкурс и устроилась на работу моей мечты: я возила тележку с почтой по офису в центре Москвы. А через пару месяцев почту уже возили мне.

Теперь в моих ближайших планах было съехать от родителей и начать жить с Максом, заманив его, как мотылька, в сети, расставленные мной, истинной жрицей любви.

Куба, ноябрь

За первые дни на Кубе мы обросли некоторыми знакомствами среди других туристов. Среди них были беспрестанно путешествующие российские бизнесмены, которые прилетели на Кубу сразу с какого-то другого отдыха. Один из них жаловался, что для приличных женатых людей на острове нет никаких развлечений, и рвался домой к семье.

Также мы познакомились и даже в некотором смысле подружились с компанией ребят из Москвы, во главе с мускулистым Лехой и семейной парой, имена которой я не помню. Помимо вышеперечисленных личностей, в их группе был интеллигентный архитектор Александр и несколько миловидных девушек. Мускулистый Леха сразу положил глаз на Нику, а немногим после мы начали планировать какие-то совместные активности, в числе которых была «кругосветка» по Кубе, включавшая посещение бывшего центра работорговли на острове города Тринидад и центра кубинского сопротивления – Санты-Клары. На большую компанию все выходило значительно дешевле, тем более Леха непременно хотел ехать с Никой. Сначала мы хотели арендовать машину и посадить за руль кого-то из ребят, пока не выяснили, что на Кубе не работает навигация, карты местности устарели, а дорожные знаки либо забыли поставить, либо они были украдены после их установки. Конечно, мы не собирались сдаваться, и Алена (она потом часто со смехом вспоминала этот момент на наших ностальгических посиделках) спросила знающих людей – представителей туристической компании – о том, как доехать до городка под названием Сьенфуэгос: он должен был быть нашей первой точкой посещения. Ответ представителя туркомпании выглядел примерно так: