Он подошел к жаровне, взял один из прутьев и поднес его к лицу оруженосца, от него пахнуло жаром. Пьер невольно отклонился.

– Не трогай пока, успеешь ещё натешиться, – проговорил сиплым голосом инквизитор, – надеюсь он добровольно ответит на интересующие нас вопросы.

– И что я такого сделал? В чем провинился перед церковью, – просипел молодой воин, облизывая пересохшие губы.

На сером лице инквизитора, фанатически блестели черные глаза,

– Тебе, Пьер, оруженосец обвиняют в колдовстве, при помощи которого ты выманил деньги у уважаемого человека, – просветил святой отец, – и при помощи того же колдовства побил множество ремесленников. Отпираться бесполезно, все они свидетельствуют против тебя.

– Но это было не колдовство, это просто приемы боя, с которыми меня ознакомил мой господин Мишель де Гиз и его дед.

– Ты колдун, не вмешивай суда благородных, процедил инквизитор и обратился к писцу, – а ты брат Авелий позови свидетелей кузнеца с женой.

Молодой священник, обернувшись к двери довольно сильным голосом прокричал:

– Эй, кто ни будь приведите суда кузнеца!

Через некоторое время в коридоре раздались шаги и освещая себе путь факелом стражники привели супругов.

Первой вошла женщина, хитрым взглядом окинула пыточную, остановилась на распятом оруженосце.

– Вот где, ты, колдун, говорила я что по тебе костер плачет, – в сердцах плюнула в его сторону.

Следом втолкнули согнувшегося почти пополам в узкую дверь кузнеца. В комнате сразу стало тесно.

Молодой священник достал откуда –то маленькую книгу с крестом на кожаной обложке, положил на стол.

– Назовите себя, – попросил инквизитор.

– Меня зовут Эльза, а это мой муж Мартин, мы из соседнего села, подданные графа де Кале.

– Тебя не спрашивают, женщина, – оборвал его служитель церкви, – клянись на Евангелии, что говоришь правду, – обратился он к кузнецу.

Тот вначале помялся, переступая с ноги на ногу, а когда жена ткнула его в бок положил правую ладонь на книгу, которая накрыла её полностью, глухо произнес.

– Клянусь, что говорю только правду.

Не успел он убрать свою конечность, как тут же на святое писание легла грязная ладонь женщины.

– Клянусь в том, что перед вами, святой отец, колдун, который при помощи своего колдовства выманил у меня золотую монету, – провизжала она.

Пьер чуть не задохнулся от такой наглости, плюнул в сердцах в сторону жены кузнеца и воскликнул:

– Падре, не верти этой сварливой фурии, она сама колдунья, врет перед богом, в самом деле она дала мне всего двадцать серебряных.

– Так ты все – таки не отрицаешь, что это было колдовство? – Прищурил глаза святой инквизитор.

– Отрицаю! – воскликнул узник.

– Не верти, святой отец этому проходимцу, он сначала при помощи колдовства обездвижил руку моего мужа, а потом, когда я принесла ему золотой, он якобы вылечил его.

– А ты, Мартин, подтверждаешь слова своей жены? – Вкрадчиво спросил священник.

Кузнец снова замялся, но получив толчок в бок глухо произнес:

– Подтверждаю.

– Свободны, – взмахнул ладонью служитель церкви, отсылая супружескую пару.

– Записывай показания свидетелей, – велел он писцу.

После того как тот скрипя пером закончил писать приказал:

– Зови следующих. Давай хозяина таверны и служанку.

Писарь позвал указанных свидетелей.

Вскоре в помещение вошло толстый трактирщик и Марта. Их доставили в той же одежде какой они исполняли свои обязанности они принесли запахи тушёной капусты, каши, мяса и кислого вина.

– Назовите себя, – потребовал инквизитор.

– Хозяин придорожного трактира Амбрауз в которой остановился этот колдун, – глухим голосом произнес мужчина.

– Марта, служанка, – пролепетала смущенная девушка, не забывая коситься на распятого Пьера.

– Клянётесь ли вы говорить только правду, – спросил священник.

– Да, конечно, – поспешил ответить трактирщик, положив руку на евангелие.

– Клянусь говорить только правду! – коснувшись рукой святого писания воскликнула девушка.

– Тогда рассказывайте, что вы знаете об этом молодом человеке.

– На моих глазах этот человек избил двадцать мастеровых с кольями и вилами. Здесь не обошлось пи помощи колдовства, – рассказывал Амбрауз.

– Их было не более десяти человек, так что ты нагло врешь, – возразил оруженосец.

– Тебя никто не о чем не спрашивает, – оборвал его священник.

– Что ты, дочь моя можешь сказать об этом человеке? – Спросил он служанку.

– Это Пьер, оруженосец при помощи колдовства склонил меня к интимной близости.

– Неправда я всю ночь проспал, ток как выпил много вина и не на что не был способен, – возмутился допрашиваемый.

– Так ты не отрицаешь того, что сказали эти примерные прихожане?

– Нет, но колдовством я никогда не занимался.

– Твое мнение никто не спрашивает. Свидетели показали, что имело место колдовство, и в свете открывшихся фактов ты завтра на рассвете будешь сожжён на костре, – вынес приговор святой инквизитор.

– Все могут быть свободны, – отпустил он свидетелей, – а ты, палач можешь немного потешиться, но только до утра он должен быть живой, что – бы очистить душу в огне, – с этими словами он вместе с писарем покинул помещение.

Мастер прыток остался наедине со своей жертвой. Он снова взял в руку раскаленный прут и подошел к оруженосцу.

– Сначала погрею тебя огоньком, а потом вырву по одному ногти, да и глаза тебе не к чему и без них тебя завтра поджарят, – приговаривал он примериваясь, куда бы приложить железный прут.

Палач за свою долгою карьеру никогда не видел, чтобы жертва сопротивлялась, обычно узники только при виде раскаленного прута молили о пощаде и поэтому он потерял бдительность, он крепко привязал руки оруженосца к крюкам в сиене и оставив ноги свободными. Пьер незамедлительно воспользовался этим промахом: подтянувшись на руках он резко закинул ноги на плечи мастеру пыток, и не смотря на сильную боль в кистях и от прислоненного к боку раскаленного железа, как ножницами свернул своему мучителю шею, раздался хруст ломаемых шейных позвонков, и мертвый палач упал на каменный пол.

В комнате пыток пахло горелым мясом, сладковатым запахом гнили и мочи. Никто так и не вошел в камеру на стук упавшего тела, шло время, факел горел все тускнея а потом моргнул и погас, помещение погрузилось во тьму.

Оруженосец, чтобы веревки не сильно резали руки встал на ещё теплое тело и стал ждать рассвета. Закрыв глаза, он незаметно задремал, ноги подкосились, веревки врезались в руки, и сержант проснулся, вновь встал на уже остывший труп.

Открыв глаза он с удивлением обнаружил вновь горящий факел, теперь он горел без копоти. В его свете он увидел мужчину, сидевшего на табурете и внимательно его разглядывающего.

Посетитель был красив неземной красотой. Правильные черты лица, темные глаза под ровными дугами бровей, черные волосы спадают на плечи, небольшая бородка и усы. Ему можно было можно дать около тридцати лет. Одет скромно, но со вкусом: темный сюртук из бархата, маленький стоячий воротник, застегнутый на жемчужные пуговицы, золотая цепочка гармонично смотрелся на темном фоне, костюм подчеркивает гибкою фигуру посетителя. Черные брюки обтягивают ноги, обут в сапоги из тонкой кожи выкрашенный в черный цвет. На голове бархатный также черный берет с большим белым пером. На тонких, холёных, пальцах блестят драгоценными камнями два перстня.

Увидев, что Пьер открыл глаза человек широко улыбнулся, изобразил ладонями аплодисменты

– Браво, браво! Впечатляет, ловко ты его успокоил, одними ногами, – восторженно воскликнул он, – вот такие бойцы мне и нужны.

– Что угодно господину? – С удивлением спросил оруженосец.

– Не мне, мой друг, а тебе, – прозвучал ответ, и мужчина продолжил, – жить хочешь?

– Кто же не хочет, ваша милость, – с надеждой спросил молодой воин.

– Хорошо, но в таком случае будешь выполнять мои так сказать небольшие просьбы, без возражений.