и под снегом пол года стоят города.

А ему, между прочим, за семьдесят лет.

Девять внуков. Вполне обеспеченный дед.

10 раз видел снег. Каждый раз – полчаса.

Но в снежки поиграть не пришлось никогда

Он сидит в куфие' и верблюжьей абе'*

невысок, худощав, и, как мячик, упруг.

и с улыбкой внимает моей похвальбе.

Я всерьез благодарен нескладной судьбе

что с Ахмедом в пустыне свела нас давно.

Бедуин и философ, и, может быть, друг

Только, жаль, мусульманин не пьющий вино.

Мы в низинке меж двух крутобоких холмов

из камней неширокий очаг возвели,

и горит в нем с углЯми верблюжье дерьмо.

(но от шишек сосновых и запах соснов).

Мы золу не спеша отгребаем с боков.

Негев, может, беднейшее место Земли,

а живут бедуины здесь сотню веков.

Я плету небылицы про Е 22*,

про сугробы как дом и метельную ночь,

про колонны машин, что плетутся едва,

потому что за снегом не видно почти,

а Ахмед, зерна кофе прожарив сперва,

начинает их в ступке латунной толочь.

добавляя по чуть кардамон из горсти.

Холодало (плюс 10 у нас,– холода).

Где-то тявкал койот, где-то пес подвывал.

В старом чайнике медном кипела вода.

и над паром, казалось, плясала звезда…

Под Тюменью буран. Не асфальт – холодец.

Мы как будто попали под снежный обвал.

Ни назад ни вперед. Словом, полный звездец.

А когда был засыпан по крышу FIAT

и с фальшфейером я танцевал на снегу,

месяц к нам заглянул, бледноват и щербат.

Был последний пакетик навоза сожжен,

кофе в турке был трижды в песок погружен

и такой по пустыне пошел аромат,

что без слез я о нем рассказать не смогу.

Кофе грел. Я поверил и сам, что не вру.

И заметил Ахмед, запахнувши абу:

– Интернет, телевизор – одно баловство.

Человеку жара ли, мороз – не к добру.

Мы как пыль на ветру, как туман поутру.

Но Всевышний для нас выбирает судьбу.

Да пребудет незыблема воля Его!

––

* Трасса Е22 -международная трасса, частично проходящая по Тюменской области.

* куфия – головной платок, аба – бедуинский распашной плащ, если зимний – то из верблюжьей шерсти.

1.34 Весенние сны Негева

Он как древние боги неистов, жесток,

Непригоден иным временам.

Негев спит. И разнеженный Ближний Восток

Внемлет полным безумия снам.

А во сне, искупавшись в февральских дождях,

На полях неземной красоты

Распуская плащи лепестков второпях,

Расцветают повсюду цветы.

То ли феи, а, может, колдун чудодей,

Лепят радуги из ничего,

То ли руки умелых и добрых людей

Из мечты создают волшебство.

И меж глины слоёв и щербатых камней

В светлый мир, как птенец из яйца,

Красота прорастает, а следом за ней

Радость выжить и жить без конца.

И дремучий мой Негев вздыхает во сне,

Улыбаясь сквозь дрёму хитрО.

Потому что и камни цветут по весне,

Ибо всё побеждает добро.

1.35 Примитивная пустынная б…

Б… – это баллада. А Вы что подумали?

Вдохновенье гонит Пиню

или диких предков зов…

Бросив все бреду в пустыню

под созвездье гончих псов.

Каждый вздох – глоток Токая

втянут легкие-мехи.

Так они и возникают

примитивные стихи.

Примитивно первобытны

Звук свободен и не строг.

Знаков тайных, смыслов скрытных

не найдете между строк.

Ветер стих, шуршат кусты и

в небе первая звезда.

Бормочу слова простые

как земля или вода.

Предложения не длинны,

площе строганной доски.

Мысли точно дух пустынный

суховаты и легки.

Рифмы незамысловаты

Потому их петь легко.

Месяц выглянет из ваты

синеватых облаков.

Мудро создал Бог Природу,

и она нам стала мать.

Вскипячу на углях воду.

Буду кофе создавать.

Зерна светлые поджарю,

в медной ступке разотру

В джезве, – бедуинском даре,

возложу в ладонь костру.

И за миг до закипанья

в теплый погружу песок.

Охлаженье-нагреванье.

Так, глядишь, пройдет часок.

Аромат взойдет убойный

Полпустыни скажет: “… лять!”

Сей продукт, богов достойный,

я и стану потреблять.

И, в себе добившись сладу

с окружающей средой,

я запью свою балладу

охлажденною водой.

Затушу огонь песочком.

Побреду, следы чертя.

Поэтическая ночка

мне оставила дитя.

Вслед из тучки бледно синей

щурит месяц хитрый глаз.

Ну, прощай пока, пустыня,

я приду еще не раз!

1.36 Ферганский плов

Нечасто нынче слышу слово "плов".

В нем юности моей беспечной зов…

Под Ферганой на летном поле той.

Казан с душистой массой золотой,

десантный взвод у АНа под крылом.

Вкушаем плов за праздничным столом.

Мой брат в парадке во главе стола.

В его руке с араком пиала

и он в неё, ругнувшись завитО,

значок бросает: купол с биркой 100.

Ушли года, мой брат, Союз, друзья.

Но плова вкус все так же помню я.

1.37 Молдавское вино

(одочка, т.е. дочка Оды)

И для души и для здоровья

Для настроенья и для сна

Я пью с надеждой и любовью

Бокал молдавского вина.

В нем тьма и свет, в нем зло и благо

И много разного всего.

Вино отнюдь не просто влага:

Оно живое существо!

Ему от роду меньше года

И так глаза его блестят,

Что ясно: вот дитя Природы,

Причем прелестное дитя.

Мы близим круг друзей под пиво.

Но, издавна заведено

что станешь с девицей стыдливой

ты пить не пиво, а вино.

Вино молдавское играет

В свою, особую игру

Кто пил, – конечно понимает

И подтвердит вам – Я не вру!

Не сомневаясь ни минуты

Ценю его веселый вкус.

А все «Шато…» «…Монтэ…» и Брюты

Пусть пьет изысканный француз!

Мне даже спорить неохота

О том, что водку пить грешно

Когда на полке ждет с работы

Меня молдавское вино.

В бутылке, глэчике, графине

Всегда слегка охлаждено,

Так ждет как женщина – мужчину

Ждет в романтическом кино.

И наша встреча состоится!

Ведь нас нельзя разъединить.

Таким вином нельзя напиться

Им можно только насладиться

Ах, я уже теряю нить…

И гром гремит, и воют трубы,

В бокале вспенившись моем

Вино меня целует в губы

И внутрь меня бежит ручьем!

Не будем мучаться и спорить –

Мой первый тост всегда таков: