— Я так сильно ее люблю, я не могу дышать, — прошептал Бродяга, не в силах оторвать взгляда от Хоуп, которая зевала и извивалась, как маленькое растение. Брюнет, с его растрёпанными пучком и усталыми чертами лица, безостановочно плакал, то ли от счастья, то ли от недостатка сна и новых, неописуемых чувств, которые Лунатик полностью разделял. — Она такая красивая, у нее твои глаза, Римус.

— Дети меняются, сейчас трудно сказать, — улыбнулся светловолосый и подошел ближе, чтобы поцеловать мужа в горячий лоб. Он взглянул на личико Хоуп, и да, она определенно была больше похожа на Луни. Прекрасный маленький ангел с золотистыми завитками на голове.

— Я не могу перестать смотреть на нее, котенок, она живая, — Сириус вздохнул от обожания, а затем перевел взгляд на Элио, который теперь хватал свитер Римуса на груди. — Лунатик, дай ему сиську.

— Заткнись, — усмехнулся Римус сквозь слезы на глазах и наклонился ближе, чтобы поцеловать мужа в губы.

Трудно было осознать, как долго они ждали этого момента. Но больше всего удивлял тот факт, что Луни разделил это мгновение именно с Бродягой... Когда он был подростком, он пугался детей. С неверием представлял, что в конце концов женится на какой-нибудь женщине и станет отцом. В его мыслях это всегда была красивая, домашняя девушка с милой улыбкой. Она готовила бы ему завтраки, пела колыбельную малышу и играла на рояле. Затем началась бы классическая чушь с двумя работами, ссорами, злыми детьми-подростками, которые проклинали бы своих родителей за то, что они бедные, старые и совсем не крутые. В своих мыслях юный Лунатик видел только два исхода жизни: одиночество или пугающая старость с нелюбимой женой. Но вот его друг, Бродяга, всегда был одержим идеей стать отцом. Даже будучи подростком представлял свою старость.

— Ну же, Лунатик, хотя бы опиши, как будет выглядеть твоя жена? — тринадцатилетний Сириус пихнул его в бок локтем, когда они лежали на траве Пансиона. — Она секси?

— У меня нет типажа, ясно? — проворчал Римус, глядя на Сириуса, у которого была корона из ромашек на голове, сияющая в солнечных лучах. — Может, я умру в одиночестве!

— Ты не умрешь в одиночестве, — Сириус упал на землю в своей школьной форме и заглянул другу в глаза. — По крайней мере, мародеры этого не допустят. Найму тебя нянькой для своих детей… А у меня будет их много!

— Тебе тринадцать, Сириус, этот разговор – безумие.

— Нет, неправда! — Блэк перекатился на спину и взглянул на облака в небе, ленивая улыбка скользнула по губам. — Я буду крутым папой, с байком и рок-группой. Моя жена будет горячей блондинкой и... с большой задницей, это уж наверняка. Ты можешь отмечать с нами Рождество и прочие праздники.

— Нет уж, я пас, — Лунатик издал саркастический смешок. — Ты воспитывай своих вымышленных детей сколько хочешь, крутой папа. Я, пожалуй, сосредоточусь на своей одинокой, грустной жизни.

Элио сморщил нос и начал душераздирающе плакать, вытягивая Римуса из воспоминаний.

— Ш-ш-ш... — прошептал он, осторожно убаюкивая ребёнка. — Котенок, я думаю, он хочет есть.

— Пойдем, — Сириус наклонился чуть ближе и поцеловал мужа в нос.

— Подожди, — остановил его Лунатик, прежде чем они успели выйти из комнаты, и заглянул мужу в глаза. — Я люблю тебя, — прошептал он, ощущая, что вот-вот расплачется от всех переполняющих грудную клетку чувств. — Нет никого в мире, с кем я хотел бы разделить этот момент больше... Ты… Самый крутой папа.

— Перестань, я и так реву всю ночь, — Бродяга тихонько усмехнулся и проглотил слезы. — Я люблю тебя, котенок. Ты, Элио и Хоуп… Вы весь мой мир. Ты ведь знаешь это?

— А вы мой, — Римус прижался губами к любимой щеке.

Последующая неделя напоминала один долгий, бессонный день, наполненный грязными памперсами, бутылочками и душераздирающим плачем. Римус даже взял двухнедельный отпуск на работе, потому что Бродяга спал меньше двух часов в сутки, просыпался от каждого шороха и пытался успокоить Элио, который, совершенно неудивительно, был намного громче и эмоциональнее Хоуп. Гены Блэков.

— Котенок, спи, — Римус попытался удержать мужа в постели, когда громкий крик, такой, словно кто-то душил Элио, разбудил их. — Не поднимайся.

Луни прочистил затуманенный взор и тихонько прошел босиком по полу к кроваткам, чтобы взять Элио, в его милой белоснежной пижамке с собачками, на руки.

— Хэй, щеночек, почему ты плачешь? — Люпин прижал его к груди, ощущая нескончаемое шевеление в руках. Младенец весь сжимался от коликов в животике. — Ты хочешь разбудить сестренку? — прошептал он, целуя во влажный лобик. — Разве ты не джентльмен?

Как раз в тот момент, когда Римус уже собирался выйти из спальни в гостиную, дать Сириусу и Хоуп поспать, Элио перестал захлёбываться в слезах, обхватив бутылочку молока мокрым ротиком.

— Хороший мальчик, моя звездочка, — Римус крепче прижал его к груди, ощутив прилив любви и трепета.

Лунатик держался практически всю неделю, не плача и не ощущая себя истощенным и измученным. Сириус был более эмоциональным, поэтому периодически ревел от бессилия или, наоборот, громко смеялся и переполнял младенцев любовью и заботой. Но сейчас... Когда Элио прикрыл веки, обхватив большой палец Римуса своей крошечной ручонкой. Осознание того, что он стал отцом, наконец-то поразило Луни. Осознание того, что настанет день, когда Хоуп впервые улыбнется и назовет его папой, день, когда Элио впервые засмеется и заползет на кровать между ним и Сириусом, прося утренних поцелуев, день, когда они вырастут и будут изредка навещать старых отцов.

— Я так сильно тебя люблю, — прошептал он сквозь слезы, глядя на сына. — Я всегда буду любить тебя, мой мальчик... Все мое – твоё. И весь я – бесконечно твой.

Римус затрясся в слезах и тихой истерике. Столько любви, заботы и страха за малышей. Он глотал слезы и держал Элио так крепко, как только мог.

— Котенок? — прошептал Сириус сквозь сон, а затем заметил, что его муж содрогается от слез. — Эй, малыш, прекрати... Иди сюда...

Римус обернулся с искаженным болью лицом, залитым слезами, присел на кровать, нежно держа бутылочку в губах ребенка. Бродяга обнял мужа за плечи сзади и поцеловал в мокрую щеку.

— Всю мою жизнь... — прошептал Люпин, едва дыша. — Я думал, что в конечном итоге останусь один... Ты знаешь... Какая-то часть меня верила, что я обречен...

— Хэй, — Сириус крепче обнял его, убирая волосы с глаз Луни. — Не говори так...

— Но теперь у меня есть ты и они... И они такие красивые... И эта любовь... — Лунатик развернулся, чтобы сесть напротив своего мужа. — Это невообразимо. Я... Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Я не... Я не думаю, что заслуживаю этого. Тебя и их.

Сириус смотрел на него сонными глазами, как на сумасшедшего.

— Луни, только рожающие обычно страдают от бейби блюза… Ты чего? Не надо, котёночек… — Сириус усмехнулся и ласково погладил его по плечу. — Ты... ты веришь в другие вселенные?

— Нет, я не… нет...

— Раньше, когда я был подростком... — тихо произнёс Бродяга, опустив взгляд. — И мне становилось грустно или меня обижали… Я воображал, что должна существовать другая Вселенная. Где я полностью и безгранично счастлив. Это помогало думать, что в мире есть равновесие.

— О чем ты? — прошептал Люпин, глядя в прекрасные глаза мужа.

— Я пытаюсь сказать, что... Если ты когда-нибудь думаешь, что чего-то не заслуживаешь, подумай о себе в другой Вселенной. Потому что, если ты здесь, прямо сейчас счастлив, Римусу в другой Вселенной, вероятно, очень и очень грустно.

— Это так тоскливо... — Луни проглотил слезы и взглянул на причмокивающего бутылочку Элио. Трудно было представить Вселенную, где Сириус не сидел бы рядом с ним, Вселенную, где их детей бы не существовало.

— Это тоскливо, но ты можешь себе представить, насколько тебе повезло? Что ты находишься в этой Вселенной, что именно тут ты окружён любовью? — Сириус погладил его мягко по щеке, убирая слёзы. — Ты задолжал это Римусу из другой Вселенной. Быть счастливым и наслаждаться своей жизнью.