Впереди засеребрилась Ланта в шумящих волнах камышей. На дальнем берегу ее рябили серые дранковые крыши, поперек полз паром. А за крышами, за тыном, совсем на горизонте, густо зеленело - и уже не просто лес это был. Это уже был Этар. Эмарк, пока ехал к реке, все глядел, не появится ли какой знак - птичья стая, или молния среди ясного неба, или радуга, или низкая звезда, - но ничего такого не появилось. Только небо над Извечным лесом удивляло нежной теплой голубизной.
Паром ходил от заливного луга. Эмарк спешился, завел на помост коня. Паромщик ждал еще путников, не дождался и потянул за веревку. Плот тронулся, подминая ленивую волну, пуская из-под кормы звучные зеленые пузыри. Серебром блеснула и угасла на глубине рыбина. Паромщик был круглоголовый паренек, не по-лантарски болтливый. Еще до середины реки не доплыли, а Эмарк знал уже, что паренька зовут Айво, что он с рождения сирота, воспитывался миром и сам выбрал работу на пароме, чтобы не сидеть у людей на шее и все знать. Глаза у него были честные, и Эмарк спросил про Окера: проходил ли и не возвращался ли?
- Проходил, проходил такой. - Айво увлекся разговором и почти совсем перестал тянуть веревку, плот начало крутить. - Точно такой, как вы говорите. Проходил, да в лес ушел. За трын-травой, должно быть. Похоже, так.
- Это что за трава?
- А, травка такая, - хитро заулыбался паромщик, - хуже "Омута" шибает. Съешь - и сам не свой, чего-то тебе все хочется, то ли полюбить кого, то ли победить кого, и страха-то в тебе никакого нет, помани Хозяйка Ланты - пойдешь и ляжешь с ней. Старики говорят, что самые тайные желания та травка в человеке выказывает. Потому когда человек дорогу в жизнь выбирает, ему ее пожевать дают. Сушеную, конечно, свежей мы не видали. Свежую только старики по весне ищут, от свежей молодому вовсе голову потерять можно от запаха одного. Эмарк покачал головой.
- Только ваш охотник зря за ней в этот год пошел. Он бы у людей спросил сначала. В этом году волки очень расплодились. Воют и воют. Одному в лес лучше и не ходить. Волчий год вышел. Год на год не приходится, знаете.
- А какие волки? Как выглядят?
- Да какие, серые. Какие они еще бывают? У них сейчас волчата растут, так они прямо бешеные. К логову лучше близко не подходить. Нападут и задерут. Что до вашего охотника-то... Он же с лошадью пошел... А тут на днях наши ходили в лес, по дрова. Слышали, будто волки рычали, будто драли кого-то. Вы не пугайтесь, они, может, лося или кабана там драли. Наши мужики со страху не больно слушали, влезли на елку, ночь там сидели, побоялись вечером домой идти... - Тут с того берега кликнули, Айво спохватился и стал тянуть. Причалили.
Деревня Сарч была окружена низким бревенчатым тыном, который скорей служил защитой от тех же волков, чем от врагов. По травяным проулкам бродила скотина, на плетнях сидели петухи, утки водили утят. Дома были разные, каменные и бревенчатые, но все со службами, с аистиными гнездами на крышах. Про Окера никто здесь ничего не знал, никто его не видел. Эмарк спросил, где, у кого можно остановиться, - ему указали на дом одной вдовы, которая принимала, если заезжали, монахов. Женщина из-за своего странноприимного ремесла была поразговорчивей прочих жителей деревни, не такая, как Айво, конечно, но она даже пообещала разыскать тех, кто слышал ("Дня два, не больше, назад это было") волков и знал примерно место в лесу. По описанию это было совсем близко от Первого камня. У Эмарка начало сосать под ложечкой. Хотя... Окер? Посвященный? Чтобы на него напали волки, самые простые оголодавшие волки? Нет, вряд ли. Все-таки, наверное, волки драли лося. Окер, даже лишившись лошади, сумел бы вернуться. Может, даже отдохнул бы здесь несколько дней. Здесь спокойно.
И люди прежние. Тихие, как вода. И потом - если Окер не один, если... Нет, волки драли лося. Или кабана.
Хозяйка, Хайна, собрала ему ужин и ушла. В низкое широкое окошко с поднятой, затянутой рыбьим пузырем рамой видно было улицу. Вдоль плетней ходили круглолицые девушки с косами, степенные мужики водили вислозадых коней, девчонки в подоткнутых, крашенных луком юбках гоняли хворостинами уток. Но тревога не оставляла Эмарка. Надо бы съездить в лес на ТО место. Только не одному. С кем-нибудь из местных. Всякое могло случиться. Если волков много... От таких мыслей кусок встал у него поперек горла, и пришлось отодвинуть деревянную миску с рубленой печенкой в грибной подливе.
Хайна, словно угадав его желание, привела с собой тех лесорубов, что были в лесу позапрошлой ночью. Ходили по дрова за холм. Собрались после обеда, провозились, как водится, с шутками-прибаутками. Волков услышали, когда еще светло было. Залезли от греха подальше на дерево. Полночи волки выли и рычали совсем близко...
- Огонь какой-нибудь видели в том месте, добрые люди? Или лошадь, может, слышали?
- Нет, не видели, не слышали. Работали мы, где смотреть-то. Топорами сильно стучали. Да и не темно еще было. Огонек-то, он в темноте видней. Мы бы и в темноте домой вернулись, да волки проклятые не дали. Пришлось ночь на елке просидеть.
- Я боюсь, волки могли напасть на моего друга. Я его искать приехал. Если б кто-нибудь из вас отправился со мной на то место, я бы наградил. Может, его там и нет, но я должен в этом убедиться. Так спокойнее будет.
Лантары оказались сговорчивыми. Дело было доброе, и они согласились ехать прямо сейчас на большой телеге, на тот случай, если и впрямь придется везти обратно останки задранного волками человека.
Эмарк оставил коня на дворе у Хайны. Пошел впереди длинной фуры, цепляя плащом репьи. Лантары сзади разговаривали о своем. Говорили вроде по-эмандски, но выговор у них был какой-то шепелявый и некоторые предметы они называли по-другому. Светило сквозь облака солнце. Этар все сильнее дышал в лицо запахом хвои. Перевалили через холм. Миновали черный камень с одной глубоко врезанной руной, и сомкнулись над головой ели. Ели Этара. Здесь даже лантары замолкли. Потрескивали под ногами иглы. Шумно дышали кони. Слепней не было. Эмарк украдкой глянул вверх не видно ли уже звезд? Видно было чистое небо, необычной глубины и синевы, как ему показалось.
- Собак надо было взять, - сказал он задумчиво. Ему не ответили. Ели вокруг были совсем седые, неохватные, нижние ветви заросли лишайником. На земле ни травинки.