Тогда-то и выяснилось – случайно, в подслушанном разговоре между курьером с запиской и Роем – что Тадеуша считают «вовремя залетевшим», и хвалят Камула, который прибрал Артура со свекром на небесные поля, чтобы уберечь от позора. Тадеуш принял информацию к сведению – как и то, что Рой его защищал, хоть и вяло – и задумался, не послужит ли сплетня основанием для обвинения в предательстве. Годы показали, что заглазное обвинение в супружеской измене так и осталось на уровне слухов. Визитеры были как на ладони, никакой предполагаемый осеменитель-тюремщик на ферме не появлялся, и лесная общественность, скорее всего, уже сосватала их с Роем: тот же однорукий, мало кому годится, а Тадеушу в самый раз – чтобы прикрыть грех.

– Все равно ты молодец, – не спуская глаз с Лютика, проговорил Илдвайн. – Родил, еще десять лет о тюряге можно не думать. Выкрутился.

– Говоришь, как будто завидуешь, – хмыкнул Тадеуш и включил электрический чайник. – Было бы чему. У тебя, вроде бы, тоже сын есть?

– Есть, – согласился Илдвайн. – Только он на меня не записан.

– Это можно исправить, – пожал плечами Тадеуш. – Съезди к своему альфе, напиши заявление об отцовстве, заплати немного денег адвокату. Через месяц получите новое свидетельство о рождении.

– Твои бы слова да Хлебодарному в уши, – скривился Илдвайн. – Не все так просто.

В разговоре под чай выяснилось, что альфа Илдвайна давно уехал с хутора, прижился в Ключевых Водах и завел себе другого омегу, с которым успел наплодить пару детей. Илдвайн подозревал, что при попытке заявить отцовские права его пошлют далеко и надолго – законный муж Бранта был богатеньким кремовым лисом и мог нанять адвокатов подороже, которые выиграют дело в суде.

– Я, когда этот закон вышел, хотел подстраховаться. Но сначала сидел на базе возле Антанамо, потом дела занесли в Усть-Белянск, потом прятался в схроне, потому что меня полиция по всей Лисогорской губернии искала. А сейчас уже и не знаю, стоит ли затеваться. Мелкому десять. Через четыре года будет ни на что не годен. Проще нового родить.

– Если для подстраховки, то да, проще нового, – кивнул Тадеуш. – Только оформить все до мелочей. Чтобы прокурор не подкопался.

– Обязательно. Ах, да. Записка. У Брендона отец сломал ногу, он поехал на хутор грузить товар. Сказал, что будет на ярмарке со второго до последнего дня.

Илдвайн достал из внутреннего кармана куртки немного помятый конверт, протянул Тадеушу.

– Ясно. Как только медовики за вербеной явятся – сразу вручу. Когда принесут ответ, передам Брендону.

Илдвайн кивнул, спросил:

– А ты в этом году бражку на мухоморах ставил?

– Нет. Не до того было. С рыжиками умотался, кагора наделал. На бражку уже сил не хватило. Если после ярмарки не задождит, прочешу лес, соберу горсть поздней ежевики и пару корзин боярышника, поставлю бражку. Мухоморов нарезать не трудно, их вокруг Волчьего оврага полно.

– Ребята спрашивали. Бражка у тебя на диво хороша.

– После ярмарки поставлю, если не задождит, – повторил Тадеуш.

Он выдал Илдвайну оставшуюся от ужина жареную картошку с грибами – грибов-то навалом, а вот картошку нужно было закупить и заложить в погреба – еще раз заварил чай и ушел укладывать Лютика. Тот развлекал себя сам – сидел в темноте, толкал лапой узорчатый светящийся шар, привязанный бечевкой к люстре, следил за хаотичным движением. И снова защемило сердце. Тадеуш почувствовал, что достиг предела.

«Хватит, – сказал себе он. – Пора перестать портить жизнь ребенку. Не единственный канал торговли с медведями».

Ночник осветил коврик с оленями возле детской кровати. Тадеуш снял покрывало, застелил постель, уговорил Лютика превратиться, быстро искупал и уложил под одеяло – в махровых носочках и теплой пижаме.

– Подогреть молока? – спросил он. – Джерри вчера принес баночку меда. Хочешь?

Лютик замотал головой – он редко соглашался пить молоко. Тадеуш его не заставлял, приберегая тяжелую артиллерию на случай простуды, поэтому принял отказ спокойно.

– Сказку про лешего?

– Нет. Придумай, куда поедем.

На стене возле двери висела большая политическая карта – разноцветье всех Волчьих губерний, Ключеводская провинция, Хвойно-Морозненская Автономная область, Поларская Рыбная Республика, ЯМАЛ.

– На Ямал, – ответил Тадеуш, не особо задумываясь – брякнул первое название, которое зацепил взглядом. – Посмотрим на северных лис и песцов. ЯМАЛ – это Янтарно-Мраморный Альянс лис и песцов. У них холодно, льды, тундра и немного тайги. На нас там будут коситься – там совсем-совсем нет огненных лис. Песцы белые, чернобурки темные, без коричневого отлива, с сизым оттенком шерсти. Янтарные кланы похожи на местных кремовых аристократов, только желтее. Как одуванчики.

– А что они едят? У них есть грибы?

– На юге есть, – с трудом вспоминая отрывки из курса экономической географии, ответил Тадеуш. – На севере ловят рыбу, в тундре пасутся стада оленей. У них не растет картошка, слишком холодно. Они готовят ячменную кашу с грибами, пекут пироги. Рыба, грибы, мясо… согласись, жить можно.

– А курицы? Куриная лапша вкусная.

– У них водятся перепелки. Может быть, их сейчас разводят, как мы – кур. Я не знаю, – честно сказал Тадеуш. – Никогда не интересовался. На Ямале все очень чванливые. У них каждый второй – аристократ. Они проверяют родословные, прежде чем пожениться, вычисляют возможный оттенок шерсти. Титулы ничего не значат, к ним не прилагаются ни деньги, ни земля, но северяне ими очень гордятся.

Он осекся – куда-то не туда занесло, надо бы про грибы и картошку, это понятнее – и увидел, что Лютик заснул, не дослушав историю о выдуманном путешествии. Он встал, неслышно вышел на кухню и поймал тяжелый взгляд Илдвайна. Кремовый подслушивал. Неужели попытался найти какой-то скрытый смысл в вечерней сказке для ребенка? Вот скотина…

Тадеуш ожидал вопроса с подвохом, но гнетущее ощущение исчезло. Илдвайн мирно сказал:

– Про Медовик надо придумывать. Любую пургу нести можно. Он рядом, а никто ничего не знает. Хоть трехтомник сказок пиши.

– Ага, – согласился Тадеуш, усаживаясь на табуретку. – Слухи про медовую магию, секретное оружие… Никогда не видел ни альф, ни омег – только беты, которые молча забирают вербену и записки. И приносят ответ.

– Главное, что взрывчатку потом переправляют с Медовика, – Илдвайн побарабанил пальцами по столу. – Ушлые мохнатые жопы – к себе никого не пускают, остров как крепость. И деваться некуда – мы не можем заказать взрывчатку или детали для минометов у людей напрямую. Не продадут, потому что это применяют против них самих.

– Да, – усмехнулся Тадеуш. – Ты прав. Жопы ушлые. Наши грибы берут оптом в бочонках, у себя в банки расфасовывают и людям задвигают. А мед продают по такой цене, что глаза на лоб лезут. Но, знаешь, он того стоит. Они мне подарили баночку – поздравили с рождением Лютика, когда в первый год вербену забирали. Я ему понемногу в молоко добавлял, а потом экономно тратил, как лекарство. Чайную ложку в горячую воду – они предупредили, что не в кипяток – и любую хворь снимает. Мед совсем другой. Твердый, в нем какие-то цветы, семечки и кусочки орехов. Белесый.

– Есть и желтый, и коричневый, и даже зеленый, – сказал Илдвайн. – Я как-то в ярмарочный павильон просочился, рассмотрел и мед, и сахарные украшения.

– Я бы купил зеленый. Но на банку год работать надо. Ладно… это все разговоры ни о чем. Пора ложиться. Завтра приедет Рой, привезет мне список. Подбросит нас к трассе, проголосуем, остановим автобус. К полудню будем в Чернотропе.

– Ты можешь ехать прямо на ярмарку. Записку-то я уже принес, – напомнил Илдвайн. – Брендон умотал на хутор, его не будет.

– В поликлинику зайду, – вывернулся Тадеуш. – Мне надо, чтобы мелкому отметку о посещении поставили, иначе соцзащита докопается. В поликлинике может быть очередь, туда каждый раз как попадешь – проторчишь до вечера. Переночуем где-нибудь, попробую на «пятаке» возле вокзала угол снять. А послезавтра ярмарочную территорию откроют, и тогда уже или рядом с товаром, или у знакомых. Поспрашиваю по рядам, кто где остановился, приткнусь.