Подумалось, молодцы все-таки колонизаторы, что привили аборигенам уважение к «белым обезьянам», как они ласково называли европейцев за глаза. До конца открыв окно и выставив по-армянски локоть наружу, я решил взять инициативу на себя и прервать его не начавшиеся объяснения.

– Офицер! – Начал я сурово. Передо мной был не офицер, конечно, а обыкновенный сержант, немолодой, причем, слегка (прости меня любимая гордая африканская страна!) придурковатый или слишком наглый, раз остановил посольскую машину без видимой причины.

– Я что, нарушил правила? У меня важная встреча в президентском дворце, – вдохновенно врал я – и если опоздаю по вашей милости хоть на минуту, гарантирую вам большие неприятности!

Пару раз судорожно открыв и закрыв рот, словно жирный тунец, вытащенный на берег, сержант задышал чаще, напрягся и выпалил:

– Нет, сеньор. Как можно! Просто я подумал: сегодня такой яркий солнечный день, а вы едете без солнцезащитных очков. Это же опасно!

Я офигел, если не сказать хуже. Не страна, а сказка не к ночи будь помянутых братьев Гримм. Сейчас он спросит, как я спал? Был ли стул сегодня? Не мучает ли отрыжка после ланча? Ты кто, дядя, хотелось спросить? Врач-психолог или гаишник? Ну, хорошо. Если у вас тут такие приколы в ходу, ладно, потерпим, жаль что раньше не пришлось столкнуться. Но, может, это такой вот экзотический способ «нагнуть» иностранца? Ну, что ж? Конечно, почему бы и нет?

Про себя решил – настучу в местный МИД обязательно. Узнаешь у меня, как трезвого русского капитана КГБ, сука, останавливать!. Я не мог сходу разгадать эту загадку. Мне становилось все интереснее, захотелось немного повыступать.

– Сержант! (Хватит поощрять бесстыжего копа перспективой офицерского погона). Вообще-то солнце мне никогда не мешает. Ни днем, ни ночью. Я – слепой!

Тут уж негр совсем обомлел, даже как-то изменился в лице и стал меньше ростом.

Не знаю, понял ли мой прикол гаишник или нет. Он нервно моргнул, слегка поклонился и совершенно серьезно произнес:

– Тогда счастливого пути, сеньор! Прошу вас, будьте предельно внимательны!

Я кивнул. Ну, а что? Не обниматься же с ним? На часах не было еще 9 утра. Словно сдавая экзамен на права, я посмотрел в зеркало заднего вида, включил левый поворотник, затем первую и не быстро, но и не медленно выехал в крайний ряд. Машин не было.

Перед тем, как тронуться, я вытянул левую руку и почти коснулся ладони полицейского. У меня в кулаке была зажата купюра небольшого достоинства, что очевидно заметил сержант. Я чуть разжал пальцы и купюра, как живая, перекочевала в кулачок (не кулачок, конечно, а прям-таки, кулачище) моего, как я надеялся, нового друга. Ну, чистый фокусник, а не полисмен!

В зеркало было видно, что «гаишник» даже не смотрит в мою сторону. Наверное, ошалел от радости или ищет новую жертву, чтобы остановить за слишком тугой узел галстука.

Даааааа… Высокие отношения тут между участниками дорожного трафика, думал я. Нет, «спасибо» за купюру я от сержанта не ждал, а вот на благодарность какую-нибудь мелкую в будущем рассчитывал. Не раз позже, проезжая мимо его поста, «хлебного», как оказывается, при любой власти, я подружился с сержантом Жозе Вентурой. Угощал его сигаретами. Дядя любил «Кент» в мягкой пачке, наверное, контраст нравился – пачка белого цвета. Бывало баловал русским шоколадом – 5 девок – пять плиток плюс коробочку конфет супруге Луизе. Иногда ссужал немножко денег.

– О, сеньор! Как я вам благодарен! У нас опять задерживают зарплату, но я все долги обязательно вам верну! Обязательно! Верьте мне! – Лопотал обычно растроганный Жозе.

Понятно, что он мало, чем мог мне помочь в шпионских делах, в отличие от своего шефа – начальника районной полиции, с которым познакомил меня позднее. Для этого пришлось неожиданно «потерять» местные права, а душка-шеф, которому меня представил Жозе, за скромную по нашим меркам мзду через два дня сварганил мне новую «ксиву». Все оставались довольны друг другом еще очень долгое время…

Мне было велено явиться домой из Кабралии с соблюдением строжайших мер предосторожности. Козе было понятно, что ЧП с «Гектором» – дело рук вражеских спецслужб. В этом с самого начала ни у кого из посвященных не было ни капли сомнения. Вот только каких – американских, английских, французских? И они, садюги, ждут сейчас нашей ответной реакции. Может, и не нашей, а чьей-то другой. Ведь факт сотрудничества «Гектора» с нами противником, скорее всего, не установлен. Ни я, ни Пашка, вроде бы, не «прокалывались», да и сам агент вел себя очень осмотрительно.

«Грубое» обращение со своими помощниками, если это даже примитивное похищение (а вдруг, убийство!) в любой разведке мира обычно не прощают. В ПГУ, например, действуют железные законы: «Сам умри, а агента сохрани» и «Око за око, зуб за зуб». Иначе нельзя, раздавят!

Значит, реакция на варварский поступок рано или поздно последует. Как правило, очень жесткая и ее обязательно ждут. Чтобы понять, «чьих» был агент, противник внимательно следит, кто первым «задергается».

Готовя по указанию Центра экстренный вылет из Кабрали, где я к тому времени отработал уже почти три года в качестве заместителя резидента, пришлось в посольстве и дипкорпусе напустить туману. Об истинных целях моего вызова в Москву знали, кроме меня, двое – шеф и шифровальщик. Я взял грех на душу, «разболтав» по секрету всем знакомым, что нам надо срочно быть дома в Союзе у постели умирающего деда жены, очень богатенького Буратино. А как же иначе, вдруг сказочное наследство уплывет в руки более шустрых наследников! Наскоро состряпанная легенда подействовала и многие стали смотреть на меня и Машу, кто с плохо скрываемой завистью, а кто и с уважением.

Кстати, дед, горячо любивший свою единственную внучку, действительно помер, но где-то лет через десять после описываемых событий. Царство ему Небесное! Заслужил, ведь судьба у него была нелегкая: пережил гражданскую, раскулачивание казаков на Дону и Кубани, страшный голод 30-х. Геройски воевал в Отечественную, получив тяжелое ранение под Прагой. А сыновей каких воспитал! Один – летчик-испытатель, герой Советского Союза. Младшенький – доктор наук, профессор.

После смерти дед оставил внучке Маше целое состояние: маленькую хатку в кубанской станице, старенький мотоцикл «Урал», на котором гарцевал до 85 лет, и видавшее виды двуствольное ружье Тульского завода. Из него старичок устраивал салюты по случаю рождения внуков и правнуков, пугая местного милиционера. Да еще перепало 500 целковых «гробовых» и штук 15 кур, которых старик очень любил, холил и лелеял до самой смерти.

К Машиному мужу (ко мне, то есть) дед во время наших нечастых визитов относился с пиететом. Как же, единственный дипломат в семье (про мое шпионское ремесло дед не знал). Жаль только не чистокровный казак! Мать-то нашенская, из станицы Крыловской, а отец чуток подкачал – москаль. Не смертельно, лишь бы жил с внучкой, как они с покойной Дарьей, душа в душу, да казачат нарожали побольше.

Любил старина со мной, ученым человеком, разговоры всякие разговаривать, но исключительно про международное положение. Обращался ко мне всегда с подчеркнутым уважением. Мол, а скажите мне дорогой, Сергей Иванович, правду ли наши казаки гутарят, что скоро война будет с Америкой или германцем. Деликатно так, стесняясь, спрашивал, правильно ли понимает диковинное на Кубани слово «альтернатива», услышанное по телевизору в программе «Время». Мне, безусловно, льстило такое внимание к собственной персоне. Но и усмешку вызывало. Как же, нашел дед великого дипломата, без совета которого Андрей Андреевич Громыко и шагу ступить не может. Мое первое посещение кубанского деда состоялось в первом отпуске. А в посольстве в Лоренсии-то я тогда занимал скромную должность атташе. Но для деда она звучала гордо, примерно как есаул….