Между Мировым порядком и Богом – разлад. Между Богом и человеком – разлад. Между Мировым порядком и человеком – разлад, хотя Шребер уверен, что Мировой порядок выступает на его стороне, и это хоть как-то восстанавливает справедливость в ситуации «неравной схватки между одним слабым человеческим существом и самим Богом»[30]. Мировой порядок, по свидетельству Шребера, как раз и обнаруживает свое возвышенное величие в том, что может отринуть даже самого Бога, замыслившего деяние, противоречащее Мировому порядку. Мировой порядок, как говорит судья Шребер, – это «законные отношения, существующие между Богом и призванным Им к существованию творением»[31].
Даниэль Пауль Шребер логично отмечает, что сама идея моральности может существовать только в пределах Мирового порядка, тех самых «естественных уз, которые объединяют Бога и человечество; и там, где Мировой порядок нарушен, там только вопрос силы, власти принимается в расчет, и решающим становится право сильного»[32]. Так мораль основывается не на том или ином общественном благе, а на силе, на противозаконном насилии власти. Основной моральный закон – право силы. Моральный авторитет в мире беспорядка – тот, кто физически сильнее, тот, кого ставят в позицию силы, кого с благоговением называют сильной рукой. Нарушение Мирового порядка ведет к аморальной морали, сведенной к власти силы, к грубому насилию власти. Нарушение Мирового порядка – разрушение Закона, учреждение беззаконного закона насилия.
Мировой порядок нарушен, а он представляет собой чудо, чудесную структуру, «чудостроение», wundervoller Aufbau. Мировой порядок, на взгляд Шребера, – «самое возвышенное из всех понятий, выработанных в ходе истории человечеством и народами о своих отношениях с Богом»[33]. Однако был ли этот порядок когда-либо порядком? Какие места в этом порядке должны занимать люди и Бог, чтобы он стал порядком? Не только люди, но и Бог не обладает целостностью и полнотой. Он не обладает «тем абсолютным совершенством, которое ему приписывает большинство религий»[34]. Бог Шребера не облечен всей полнотой власти, всемогуществом. Он, можно сказать, не-весь. Воображаемым полновластием, всемогуществом обычно наделяют себя те, кого называют «фюрерами лучей». В случае Шребера это место отведено Флексигу. Доктор Пауль Эмиль Флексиг – самооблеченный полновластием предводитель – солнечных, божественных – лучей.
Бог испытывает Шребера и превращается в аппарат пыток, в машину влияния; и за каждым словом, сказанным врачом или кем-то еще, Даниэль Пауль обнаруживает благодаря записанному материалу Aufschreibematerial, божественное влияние. За высказанным человеком словом обнаруживаются божественное измерение письма, записи, регистрации. В какой-то момент запись достигает одного из своих пределов, расширяется до того, что включает в себя «подавляющее большинство слов, встречающихся в человеческом языке»[35]. Бог информационных каналов записывает, переводит, передает слова на любые расстояния. Бог информационных каналов – составитель безграничного архива языка, находящегося в постоянном пользовании. Архив этот везде и нигде, но главное – он на связи.
В марте 1894 года у Шребера открывается прямой канал телесвязи с Богом. При этом Бог из того, на ком держится Мировой порядок, превращается в чудесного мучителя одной отдельно взятой души, души Даниэля Пауля Шребера. Однажды ночью Бог является судье и обращается к нему могучим низким голосом, голосом отнюдь не дружелюбным: “Luder”. Что это обращение значит? Luder – падаль, падший, а точнее все же в женском роде: негодница, дрянь, сучка, распутница, шлюха, стерва. Это слово относится к судье Шреберу, к кандидату в рейхстаг? Да, он пал. Да, он не выдержал нервного напряжения и оказался в психиатрической больнице. Да, он пал, и Бог «мог, считая субъект уничтоженным, оставить его, liegen lassen»[36], смог оставить его одного, лежать и разлагаться. Брошенный на произвол судьбы, Шребер оставляет этот мир. Его место определено обращением Бога. Бог своим именованием предписывает место: место Шребера в этом мире помечено словом Luder, его место – место Luder. Его место уже не в этом мире. Он пал. Он выпал из него. Лакан называет этот момент переживаний Шребера, момент, когда «Ариман, низший бог, явился к Шреберу во всем блеске своего могущества и позвал его простым и, если верить пациенту, обычным в фундаментальном языке словом Luder»[37], точкой надира. Надир – понятие из астрономии, означающее низшую точку, которую небесное тело достигает в движении по видимой орбите. Надир – антипод зенита. Шребер в своем беспредельном падении оказывается на самом дне космического пространства.
Разве слово Luder относится только к Шреберу? Нет. Эхом оно возвращается к Богу. «Бог – это шлюха»[38]. Это и Его падение. Это и Его распад. Распад Его Закона. Потому Шребер – и падаль, и шлюха, оставленная, покинутая Богом. Лакан, называет эту оставленность Шребера, его позицию liegen lassen, фундаментальной, поскольку именно она делает «возможным образование первичной символизации Матери»[39]. Эта субъективирующая символизация осуществляется через подчинение. Шребер пассивен, но не просто сам по себе, не просто лежит, а брошен, оставлен лежать. Без Другого здесь дело не обошлось.
Первичная символизация Матери – символизация божественного всемогущества, Бога Языка. За Богом Шребера, за его то и дело распадающимся богом обнаруживается материнская фигура. Власть и язык, родной, материнский, Muttersprache, на её стороне. Бог Шребера не без женского основания, невозможен без лингвистической основы материнского языка.
Бог проводит в отношении Шребера свою политику. И Шреберу она не по душе, не нравится ему система политики Бога. Бог ведь по своей воле может в любой момент уничтожить неугодного ему человека. Бог подобен человеку, и если Его интересы
сталкиваются с интересами отдельного человека, народа (можно вспомнить Содом и Гоморру!) или, возможно, даже с интересами населения всей планеты (в силу возрастание нервозности и разврата), тогда у Бога так же, как у любого другого одушевленного существа, просыпается влечение самосохранения, Selbsterhalungstrieb[40].
Пробуждение влечения самосохранения Бога вызвано нарушением Мирового порядка. Какие при этом интересы у Бога? Сохранение и усиление власти, разумеется, он ведь не кто иной, как властитель, «этот Бог сидит в центре своей политики как паук в центре паутины»[41]; этот устрашающий Бог – Бог кары небесной. И в то же время – это Бог удаляющийся, оставляющий созданный им мир. Он сотворил мир и его покинул. Покинул мир – покинул Даниэля Пауля Шребера. Оставил его тело лежать и разлагаться. Впрочем, возможно, дело обстоит еще более сложным образом: раскол произошел не (только) между Богом и человеком, а в самом Боге, который покинул самого себя.
В марте 1894 года наступает время первого Страшного суда. У Шребера не прекращаются эсхатологические видения. Эсхатология Шребера несет в себе явный политический резонанс, звучащий между землей и небом: в результате кризиса, разразившегося на небесах, Германии может быть отказано в привилегии быть избранным Богом народом. Первый Страшный суд вызван ослаблением арийцев, и ослабление это происходит на фоне усиления влияния католицизма, еврейства и славянства. Казалось бы, при таком политическом раскладе судья Шребер должен с помощью Бога спасти арийцев, но Бог избирает иную стратегию. Он предлагает Шреберу разные роли, в том числе и монгольского князя:
