Будь Евгений посторонним человеком, то обязательно пожалел бы бедную несчастную женщину, брошенную мерзавцем-мужем. Но он знал, какая это гнилая ненасытная семейка. А еще Женя много лет дружил с Ангелом-психологом. Серый рассказывал ему о проблемах своих клиентов.

– Приходит на прием девчуля. Лет 30 с хвостиком. Робкая, застенчивая, воздушная, неземная, с пухленькими губками, с трогательными кудряшками, беззащитная на вид. Спрашиваю: «Что случилось?» Оказывается, муж пьет, изменяет, на нее руку поднимает. Ну, у меня какая первая ассоциация: супруг из убогих, а девушка из опекунов. Просто ее курирует другой ангел. Поэтому я ее не знаю. И сразу в душе рождается праведный гнев, как можно обижать такое ангельское создание? Но мое дело спрашивать дальше. «Сколько лет вы вместе?» – Отвечает: «Десять лет». – «И когда муж начал пить и хулиганить?» – «Последний год. До этого он 9 лет искусно притворялся порядочным человеком».

– Прям, как в «Бриллиантовой руке?» – прыснул Евгений.

– Во-во. Я ей втолковываю, что человек может притворяться год. Ну, максимум, два. Спрашиваю, мол, что вы дама с мужиком делали 10 лет, что он превратился в монстра? Она в слезы: «Вы на меня наговариваете, вы должны мне помочь, а вместо этого обвиняете, Бог знает в чем». И тут я включаю способность читать мысли. И вижу, что дамочка эта снаружи ангелочек, а внутри – чистый демон. Наблюдаю за процессом «перевоспитания» супруга. Как она его затачивала под себя, под свои запросы, давила, гнула, скручивала, плющила, пока не сломала. А теперь у психолога льет крокодиловы слезы, тварь такая…

– Сейчас слово новое придумали, абьюзер, – вспомнил Евгений.

– Ну, да, есть такое. И вот сидит передо мной абьюзер чистой воды и невинно хлопает ресничками.

– С бабами понятно, – кивнул Женя. – А с мужиками что не так?

– А мужики воображают себя спасителями мира. Им скучно на заводе стоят за станком 8 часов подряд. Им неинтересно жить с одной женщиной, их дети из себя выводят. Мужики насмотрелись голливудской мути и теперь жаждут подвигов. Хотят жить весело, ярко, интересно, а не уныло и скучно. Джеймсы Бонды, блин! Стивены Сигалы! Я им объясняю, что 8 часов за станком простоять это иногда тоже подвиг. А скучно, так не стой просто так. Выточи деталь такую, чтобы все ахнули. Облагородь тот пятачок земли, где ты живешь. Посади на нем цветы добра и любви. Сделай жену счастливым! Заставь детей своих смеяться! Порадуй чем-нибудь соседей. И в ответ обида: «Вы обязаны мне помогать, а вы мне мозги парите!» И тогда, Женя, я тебя вспоминаю. Вот ты совершаешь простой человеческий подвиг на выделенном тебе Господом участке! Слушай, а ничего, что я тебе об этом говорю? Может нельзя? Не хотелось бы посеять в твоей душе семена гордости и тщеславия.

– Нет, меня шеф от этого лечит, – ржал Евгений. – Приезжаем с турнира с наградами, ах, какой молодец, Евгений Павлович, наша гордость! А если занимаем скромное место: очень плохо, Палыч, мы от тебя большего ожидали, совсем ты сдулся…

…– Не плачь, Олечка, – успокаивала сестру Аделина. – Мы это так не оставим! Надо ехать в Сочи, найти эту лахудру, проредить ей патлы, поцарапать морду! Пусть знает, что нельзя чужих мужиков безнаказанно уводить! А Лешку заберем домой. Пусть здесь ищет работу!

«Как бы было хорошо, – подумал Евгений. – Если бы эта парочка действительно умотала в Сочи на несколько дней. Я бы от них отдохнул».

– Пожрать что-нибудь есть? – спросил он Аделину.

– Кто хочет жрать, сам себе приготовит, – огрызнулась та. – В холодильник загляни, найдешь еду!

– Может, пельмени сваришь?

– Конечно! Больше мне делать нечего! Вот сейчас все брошу и кинусь варить тебе пельмени! Мне надо уборкой заняться, белье замочить для стирки, пыль протереть, вон уже слой на тумбочке и шкафу. А ему – пельмени! Съешь гамнени! Куда полез в морозилку? Ты мне сейчас холодильник испортишь! И не сваришь ведь, как надо! Ты знаешь, какую кастрюлю брать? Всё, вали с кухни! Я сама сделаю! Достал!

Евгений грустно вздохнул, поплелся в зал и включил телевизор. Ждать пельменей лучше всего было у телека.

Глава 7

На тренировку Евгений приезжал минут за 40 до начала. Парковка перед зданием спортшколы была еще не забита автомобилями родителей юных борцов, и тренер выбирал самое удобное место для своей «ласточки». Аккуратно загонял «Хендай Солярис» на небольшой «пятачок». Затем проходил в помещение.

Здесь царила настороженная тишина. Вот-вот ее должны были расколоть, взорвать голоса мелкой спортивной поросли, но пока что безмолвие нарушали только отдаленный, призрачный шум двигателей машин, да ленивое жужжание пары-тройки сомлевших от жары мух. Евгений очень любил эти минуты перед тренировкой. Он вдыхал сложный запах хорошо выделанной кожи, теплой пыли и детского пота. Отмыкал двери своего кабинета, больше напоминающего, правда, проходной двор, так как здесь толклись все, кому не лень, садился на колченогий стул, окидывал взглядом слегка пожелтевшие плакаты с изображениями легендарных чемпионов прошлых и недавних лет, дипломы, кубки, медали, бесполезные сувениры, электроплитку. Некоторое время проводил так в задумчивости, а потом отправлялся в зал.

Атмосфера пустого пространства расслабляла Евгения, заставляла его настаиваться на позитивный лад, вымывала из головы пустые мысли, вынесенные на поверхность жизненными проблемами. Так сердитые волны выбрасывают из соленого нутра моря влажные водоросли на теплый вязкий песок. Евгений никогда не пробовал медитировать, даже не знал, что такое – медитация, но почему-то был уверен: перед приходом своих спортсменов он занимается чем-то подобным. Через стекла, расположенные вверху, проникали солнечные лучи, и в их потоке медленно и важно проплывали золотистые пылинки. Женя садился на длинную лавку и откидывался на прохладную, несмотря на жару, стену. В голову прокрадывалась одна и та же мысль, что именно здесь он чувствует себя, как дома, а не в городской квартире, где проживало непонятное существо женского пола с именем, начинающимся на «ад».

Время для Евгения словно замирало и прекращало свое течение. Однако минуты продолжали ровно и плавно падать в бездну, как умирающие осенние листья, независимо от желания тренера. Поэтому рано или поздно раздавались шаги, и глухо бухала дверь в раздевалку. Это появлялись его бойцы, в основном, самые младшие, новички. Они еще не заматерели, ребятишкам все было интересно, поэтому они торопились на тренировку и приходили раньше других. Со скрипом распахивались старенькие шкафчики, бамкали брошенные на пол кроссовки, дети начинали переговариваться между собой, и немедленно выползало из углов спрятавшееся после последнего посещения борцов эхо. Оно тут же лепилось к новым звукам и растекалось по помещению.

Потом появлялись борцы постарше. У этих за плечами уже были поражения и победы, их мяли, ломали и плющили на коврах, но они и сами могли показать слишком неопытным или самоуверенным соперникам, где раки зимуют. Эти считали себя опытными бойцами, знающими почем фунт лиха, но опаздывать пока не решались из уважения к спорту, которым занимались, и к тренеру.

Последними приходили перворазрядники и кандидаты в мастера, не раз всходившие на высшую ступень спортивного пьедестала. Пальцы веером они не держали, здесь такое не приветствовалось, но цену себе знали, поэтому не мельтешили, лишнего не болтали, хранили глубокомысленное молчание. На перспективную греко-римскую мелочь поглядывали снисходительно, готовы были в любую минуту продемонстрировать класс на ковре. Справедливости ради стоит добавить, что этим парням было что демонстрировать.

Раздавался рев автомобильных движков, это привозили борцов те папы или мамы, у кого в семье был свой автотранспорт, и кто не был загружен работой по самые ноздри, не мотался по вахтам. Парковка стремительно заполнялась автомобилями. Родители оставляли детей в раздевалке и проходили в спортзал, где здоровались с Евгением, обменивались парой-тройкой фраз. Шесть-семь взрослых оставались, чтобы следующую пару часов провести в ожидании, когда же освободится отпрыск, записавшийся в секцию греко-римской борьбы и терпеливо идущий по трудной дороге к мастерству. Остальные папы или мамы уезжали, чтобы вернуться в конце тренировки.