— Я обещала рассказать, и я рассказала. А верить мне или нет — дело твое.
Каджу не ответила, вновь потянулась за серпом, но Герде стоило всего лишь провести по воздуху указательным пальцем, рисуя петлю, и ведьма застыла, не в силах пошевелиться.
— Я пришла, чтобы наконец найти Кая. И если ты видела, где он, значит, увижу и я. Просто скажи, не теряй мое время.
— Ты и вправду решила со мной тягаться? Поверь, тебе я не по зубам.
— Да неужели? После всего, через что я прошла? Думаешь, магия троллей — особая благодать? Что передала мне ее Силлих так же, как вы передаете магию ведьм своим детям? Она разбила волшебное зеркало и воткнула осколок мне в сердце — такой боли никто в твоем клане не чувствовал отродясь. Да, я получила магию, но никто не учил меня, как с ней обращаться, как не покалечить себя, как сберечь. Я наделала много ошибок, причинила себе немало вреда, а ведь всего лишь хотела выжить вместо того, чтобы стать чьим-то ужином. А если повезет, вернуть Кая и сделать так, чтобы Снежная королева держалась от нас с ним подальше. Глупая девчонка… Должно быть, Силлих здорово надо мной потешалась: осколки зеркала, стертые воспоминания, скачки во времени были ее идеей. Тогда я еще не знала всех подводных камней, мне долго пришлось разбираться. Но я научилась менять правила: перед вторым скачком, например, я пометила себя кровью Кая, а его — моей, чтобы, куда бы нас ни забросило, мы всегда были рядом. Так что и сейчас я его найду.
— Пытаешься уже целых полгода, а толку? Он и прежде-то по-настоящему не был твоим.
— Мы выросли вместе, он был моим единственным другом. Защищал от бабки, которая била меня смертным боем, подкармливал, пускал к себе на чердак. Он был для меня всем! А потом Снежная королева явилась и похитила его. А мне ведь даже никто не поверил! Подумаешь, пропал какой-то сиротка, небось, в лесу заплутал, под лед провалился. Никто не стал Кая искать, никому не было дела. А другие дети… Они видели! Видели, как Снежная королева примчалась на санях, как устроила бурю. Но позволили бабке обвинять меня во лжи и охаживать не хворостиной уже, а метлой. Мне и раньше-то было несладко, а когда Кай исчез… с того дня житья в доме бабки мне больше не было.
— Зато когда вернулся, уже ему стало несладко, — хмыкнула Каджу, попробовала скинуть с себя оковы чужой магии, но Герда оказалась сильнее.
— Когда Кай вернулся, он стал другим: не замечал ничего вокруг, о чем-то грустил. Но я изо дня в день была рядом и верила, он оттает. Время шло, мы выросли, жили вместе (к твоему сведению, вовсе не как брат и сестра) — а потом эта дрянь опять появилась! И Кай… он даже не заметил, что я пропала. А я так надеялась, пока была в плену у троллихи, что он спасет меня, что хотя бы будет искать.
— И что ты надумала? Стереть ему память, заставить забыть Снежную королеву, назваться его невестой — правда верила, что это сработает, что теперь-то он никуда не денется, что навеки будет с тобой? Чушь! В жизни его нет тебе места, ты уже убеждалась в этом не раз. У каждого из нас своя судьба: у Снежной королевы — беречь рощу, у Кая — быть звеном между лесом и городом, между дивьими народами и людьми. Ну а твой удел — одиночество.
— Рощи больше нет.
— На земле. Но истинное ее место — в сердце. Оставь Кая, смирись: ничего общего у вас с ним нет и не будет.
— Ничего, кроме ребенка.
Каджу взглянула на Герду с сомнением, втянула, будто зверь, воздух и наконец произнесла:
— Я не чую дитя.
— Будто бы я позволила тебе почуять. — Герда хмыкнула, приподняла накидку, показала округлившийся живот. — И это мой-то удел — одиночество? Ты забыла, с кем имеешь дело: во мне достаточно силы, чтобы и удел изменить, и судьбу переделать. А в тебе даже крови уже не осталось.
Герда кивнула на чашу — та была полной. Каджу поняла: опустила взгляд, посмотрела на свои посиневшие ногти, на побелевшие руки, задергалась, попыталась позвать на подмогу, но с онемевших губ не слетело ни звука.
— Помнишь, я обещала принести жертву? Как думаешь, кровь и сердце верховной ведьмы — достойная плата? У нас был уговор, и даже твой клан не сможет ко мне придраться.
Пачкать руки Герда не стала: обрядовый серп сам взлетел в воздух, сам проткнул плоть, сам раскурочил ребра.
И пока Каджу испускала последний вздох, пока память ее медленно угасала, в зеркале, мелькая калейдоскопом, отражались улочки Мала-Страны, сувенирная лавка, стена вокруг сада. И, наконец, Кай.
========== V ==========
Туман был таким плотным, что Морана не видела ни домов, ни деревьев, ни булыжников под ногами.
Музыка, которая по-прежнему доносилась из сада; шум города, живущего где-то там, недосягаемо далеко, привычной своей жизнью; истошное мяуканье кошки — звуки множились, наслаивались друг на друга, сбивали с толку и не могли стать надежными поводырями. И все же Морана чувствовала — сами камни подсказывали ей — куда ступать, чтобы пройти за Ирвином след в след.
Морана знала, Ирвин что-то задумал, что-то решил, и сердце ее заходилось от предчувствия, страха и по-сучьи скулящей тоски.
Да, камни подсказывали, но каждый шаг давался Моране с трудом: ноги немели, голова кружилась, тело не слушалось. Что бы ни задумала сегодня Герда, всякий раз, когда обращалась она к магии троллей, осколок в груди Мораны раскалялся, пульсировал, а затем вспыхивал болью. Ни предугадать, ни отвести, ни привыкнуть. И Морана старалась не думать, что приходится испытывать Каю, у которого осколок тролльего зеркала был в голове.
Морана замедлила шаг и, подняв руку, воззвала к своей силе, но кого искать — Ирвина, чтобы остановить, или Кая, чтобы отвести беду, — не знала.
А затем почувствовала кровь, как чуют ее звери. Запах, вкус, вязкость на языке…
Силы едва хватило на то, чтобы заставить туман расступиться: он сгустился у стен опустевших магазинов и пабов, законопатил окна, перекрыл выходы, оставил нетронутым лишь пятачок вокруг старой, устало склонившейся липы.
Кай без чувств лежал на земле. Ирвин стоял рядом и медленно, методично вытирал о брюки лезвие родового кинжала.
Морана пошатнулась, в панике задержала дыхание, уверенная, что боль, пронзившая Кая, отзовется и в ней. Но осколок молчал. Молчало и сердце. А разум приказывал броситься прочь и скрыться в тумане.
Звуки все до единого стихли, будто праздник закончился в одночасье, будто город исчез, стертый с лица земли. И все вокруг замедлилось, стало топким и душным.
— Кай не умрет: в нем осколок, — тихо, но уверенно раздалось сзади, и Моране не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кто стоит за ее спиной. — Быть может, мы не бессмертны, но уж точно не какому-то фавну нас убивать.
— У «какого-то фавна» родовой кинжал, заговоренный верховной ведьмой, — процедила Морана, позволяя презрению и ненависти литься через край. — Ты права, благодаря осколку Кай не умрет, как умер бы в мгновение всякий, но без помощи ведьмы, заговорившей кинжал, будет годами истекать кровью. Ни живой и ни мертвый.
— Что за ведьма? — с нажимом спросила Герда, и голос ее наконец привлек внимание Ирвина.
— Каджу.
Мгновение — и Герда рванула вперед. Ирвин только и успел, что вздрогнуть, а родовой кинжал, который он так и не выпустил из пальцев, уже оказался прижат к его шее.
Макушкой Герда не доставала Ирвину даже до плеч, но сил в ней было немерено, а одного взгляда хватило, чтобы Ирвин замер, скованный магией, и лицо его, ставшее похожим на камень, обезобразили глубокие трещины.
— Исцели Кая! — приказала Герда, но в сторону Мораны не повернулась. Так и сверлила взглядом лицо Ирвина да надавливала на его руку, державшую кинжал, пока из-под него густой струей не потекла дымящаяся на холоде кровь. — Делай, что говорю. А то ведь могу и убить твоего рогатого дружка.
— Ты столько раз лишала меня силы, с чего ты взяла, что я смогу теперь врачевать? И уж точно не мне тягаться с заговоренным кинжалом. Найди Каджу, она неподалеку, на празднике — кроме нее, никто не сумеет помочь.
