– Ну, такую боль я готова терпеть, хотя готова была тебе врезать! – со смешливой улыбкой произнесла она.

Лежали и курили, прямо в постели. Но это было уже потом, после. Сначала он взял рукой край полотенца и потянул ее к себе, Мария даже не думала противиться, забралась сверху, уперлась руками в подушку и посмотрела прямо в глаза. Творилось какое-то долгое безумие, абсолютно знакомый во всем человек, четкие и нужные движения, руки его творили какие-то немыслимые чудеса, подгоняя на вершину удовольствия. Когда пелена спала, Мария смотрела на спящего мужчину и не понимала, что происходит. Они вместе учились всему, познавали тела друг друга, видели желания друг друга. Но сейчас появилось что-то другое. Мария силилась разобрать, что же все-таки изменилось. Изменилось не физически – рядом с ней лежал тот же Игорь, что и двадцать лет назад, те же крепкие руки, плечи, лицо. Повзрослевший, зрелый, но Игорь. Она поняла, что случилось – сейчас он просто брал, что хотел и как хотел, не подстраивался, не искал и не приспосабливался, видимо, сейчас он и стал с возрастом полноценной сильной личностью, чего так не хватает молодым.

В его полноценности хотелось раствориться, она помотала головой и положила ладонь на его грудь, осмотрела его тело, остановила взгляд на едва заметном прямоугольном пятне на бедре, провела пальцами – следа от той аварии почти не осталось, только слегка посветлевший прямоугольник кожи размером с пачку сигарет… Когда-то на этом месте был сильный ожог, обстоятельства которого и дали начало большой истории…

Такое часто бывало в советских дворах. Кто-то приезжал на драном мопеде или дедовском мотоцикле, парни катали девчонок, сами катались по очереди, смеялись, веселились. В тот день Славка, друг Игоря, приехал на старом мотоцикле «Урал», после недолгих бесед было решено посадить Машу в коляску, Игорь сел сзади водителя, и они понеслись сначала вдоль улицы, потом к реке через частный сектор, по дороге, которая петляла между деревьев, а пыль вперемежку с дымом образовывала сзади неспокойное облако. Славка был умелый ездок, лет с двенадцати севший за руль, он резво заворачивал меж деревьев и объезжал ямы, но на спуске к мосточку через реку колесо коляски наехало на крупный валун, коляска подскочила, Славка вывернул руль влево, чтобы избежать переворота, но перестарался, и мотоцикл перевернулся в противоположную сторону. От удара Машу выкинуло из коляски, Славка успел спрыгнуть и покатился кубарем к реке, а Игорь оказался зажатым под мотоциклом между коляской и двигателем. Картина была ужасна. Мотоцикл вверх ногами, под ним лежал Игорь, в паре метрах от мотоцикла лежала Маша. От удара у нее случился шок, она лежала в пыли, была в сознании, но не могла двинуть телом, в голове ужасно звенело, она лишь смогла повернуть глаза к Игорю и увидела, что он смотрит на нее и что-то шевелит губами. Пахло жареным мясом. Звон в голове стихал, и Мария услышала, что ее зовет Игорь. Нет, он ее не звал, он просто говорил:

– Маша, Машенька, я всегда буду с тобой, не закрывай глаза, Маша.

Его нога была прижата к раскаленному металлу, но боли не было, он лишь неустанно повторял одни и те же слова. Потом набежали люди, стали поднимать мотоцикл, и он потерял сознание. Все обошлось. Славка сам уехал на мотоцикле, Мария отделалась легким сотрясением и шишкой на затылке, а Игорь получил отметину на бедре на всю жизнь в виде прямоугольной детали от мотоцикла (сидела в больнице и смотрела на него). Но с этого дня все изменилось, может, испуг или страх смерти, которого не ведают дети, подтолкнул двоих молодых людей друг к другу. Они и до этого уже обжимались у подъезда, неумело целовались на лавочке, но это все было как-то по-детски и нерешительно, а сейчас Мария уже точно знала, что должно случиться в ближайшее время. Скоро было ее семнадцатилетие, «Будет мне подарок, – подумала Маша, – и ему, конечно, подарочек…» Так в девичьем дневнике Марии в день семнадцатилетия была ознаменована фраза: «Теперь я – женщина!», далее шло стихотворение собственного сочинения и зарисовка в виде цветка какой-то розы…

Так она и лежала почти до утра в номере гостиницы, слышала его дыхание, ощущая его спокойное сильное тело. Сон не шел, в голове крутились какие-то моменты из прошлого; то, что с утра надо ехать домой к детям – не думалось совсем.

– Ты чего не спишь? – уже на рассвете, переворачиваясь на другой бок, спросил он.

– Да чего-то не спится, старость, видимо, подходит…

– Спи давай, все же хорошо… – опять задремал он.

– Да хорошо, даже слишком хорошо, Игорь Петрович, – уже почти про себя проговорила Маша, – тебя жена-то не ждет, что ли? И с каких пор ты изменяешь жене?

– С тобой можно, – еще с закрытыми глазами произнес он, – не ждет она сегодня, уже три недели с дочкой в Турции отдыхают.

– А сын не сдаст, что папка ночевать не пришел?

– Ты чего, он уже здоровый лось, второй год в Германии учится, я уж забыл, как он выглядит, – в подушку проговорил Игорь. – Один я сегодня.

– Да, летит время…

Потом было утро, Игорь предложил отвезти домой, но она отказалась, сославшись, что должна ехать с коллегами, неудобно, вдруг кто увидит и т. д., но на самом деле ей не хотелось задерживаться с ним еще дольше, понимая, что каждая минута присутствия делает расставание еще болезненнее, будто часть тела срастается, а потом отрывается вместе с мясом, интересно, чувствует ли он то же самое? Он такой холодный, взрослый и безэмоциональный. Игорь только на прощание очень мягко ее обнял, уткнулся лицом ей в шею и волосы и, казалось, что-то шепнул, но наверно, показалось, бывает. Сжала кулачки и, опустив голову, пошла твердой походкой на вокзал, хотелось сделать какую-то детскую глупость, типа, повернуться, разреветься или попроситься еще на какое-то время (ведь его сегодня не ждут дома), но нет, ты же взрослая уже… «И даже не вздумай звонить и писать, у тебя своя жизнь, у него своя, встретились – хорошо, но черт возьми, как же хорошо…» – внутренний диалог.

Потом были долгие десять лет, редкие сообщения, еще реже звонки. Один такой звонок Игорь запомнил очень хорошо, он выгуливал своего пса на опушке леса близ поселка, где был его большой загородный дом. Звонила Маша, по первым словам было ясно, что она не в себе.

– Прости, что звоню, прости, я просто не знаю сейчас, как мне быть, не знаю, Игорь, прости.

– Что случилось, успокойся?

– Я не смогу, я не знаю как, Игорь, моя мама, она умерла сегодня, я не знаю, что мне делать, не знаю.

– Маша, Машенька, как же так, я приеду, подожди, я быстро, пару часов, хорошо, ты дома?

После долгого молчания и всхлипываний:

– Прости Игорь, мне просто было нужно рассказать кому-то.

– Я приеду.

– Не надо никуда ехать, куда ты приедешь, ко мне домой, к моему мужу?.. Я просто устала.

– Мария! Что я могу для тебя сделать? Я хочу помочь тебе.

– Знаешь, Игорь, я раньше не задумывалась об этом, как это пережить. Думаешь, что когда это случится, у тебя будут дети, своя семья, и ты как бы отстранишься, и тебе будет не так тяжело, будет куда преклонить голову и просто выреветься, но оказывается, в такой момент ты совсем один.

– Я не знаю, что ты чувствуешь, но я всегда поддержу и помогу тебе, тебе нужны деньги или договориться? У меня есть люди в твоем городе, помогут с организацией.

– Ты уже помог, только дай слово, что никуда не поедешь. И еще, если у тебя что-то такое случится, то обязательно мне позвони, человек не должен быть один в такой момент. Как твои родители?

– Спасибо, Маш, по-стариковски, думаю, ты и сама все знаешь…

– Да, слышала, моя мама тоже болела, но теперь все закончилось, как же стало пусто…

– Маш, Маша?

– Я здесь, я просто помолчу, можно, еще немного?

– Конечно, я буду, сколько тебе нужно…

Молодой сеттер уже поджимал замерзшую лапу, а на обратной стороне провода еще всхлипывала она…

– Спасибо тебе, спасибо, ладно, мне пора, только договорились, если вдруг что-то случится, то обязательно мне позвони?..