– Он, признаю, болван, ты права, во всем права, но, пожалуйста, не надо так резко, – Продолжила без ответа разглагольствовать трубка.
– То есть раздел имущества по закону, ты называешь «резко»? – Марина Георгиевна взяла косметичку из сумки и пока гудел подогрев кофе принялась приводить себя в порядок.
Пшикнула запястье и изгиб шеи духами. Микроволновка пискнула.
– Марин, не заводись. Тебе не нужна эта треклятая машина. Ты на эмоциях хочешь сделать ему больно. Я знаю тебя со школы. Игорь дурак, а ты злишься, – Она закончила прихорашиваться и посмотрела на себя в зеркало. О, она не собиралась прощать предательства. Игорь не поддержал ее в самый ответственный, нужный ей момент, сбежав на свой склон, и оставив одну готовиться к оперативному вмешательству и удалению внематочной беременности. Она прошла чистку в одиночку и подала на развод.
– Отдаст он тебе деньги в полуторном размере и разойдетесь полюбовно. Не нужны вам споры.
– Двойном, – Она сложила принадлежности в косметичку и забрала из недр печи теплый кофе. Прошел почти год, а ей поныне было больно. Сначала они откладывали беременность, считая, что слишком заняты собой и работой. Спустя пять лет брака она забеременела, и долго собиралась на первое узи, не думая, что у нее могли быть какие-либо неприятности. Будущие трудности никак ей не просигнализировали. У нее была диагностирована двурогая матка с рудиментарным, гормонально активным рогом. Это была врожденная аномалия анатомического строения матки, заключающаяся в расщеплении единой полости на два рога, сливающихся в нижних отделах.
По словам врача, несмотря на нормальное развитие плода, соответствующее десяти неделям, сохранить и выносить ребенка в рудиментарном роге матки в третьем триместре было невозможно, так как имело тяжелые последствия как для матери так и ребенка и сопровождалось увеличенным риском разрыва матки, вращением плаценты, послеродовым кровотечением и другими тяжелыми акушерскими осложнениями. Беременность признавалась внематочной и подлежала удалению. После пришлось проходить курс реабилитации и пить антибиотики в течение полутора месяцев для предотвращения инфекционных осложнений. Детородная функция у нее полностью восстановилась, но вынашивание плода с тех пор требовало постоянного тщательного контроля и наблюдения.
Ее бывший муж Игорь, безответственный и не думающий о других безбашенный альпинист, готовился ехать на Килиманджаро, и отчасти, из-за него, она до последнего отсрочила первое узи, в начале ослепленная влюбленностью, и бесконечно доверяющая его бесчисленным отговоркам и занятости сборами, одновременно снедаемая страхом от его предложения подняться вместе за компанию. Она жутко трусила даже подумать о занятии скалолазанием. Игорь не был готов к семье или не считал ее достаточно важной. За пять лет она не успела разгадать его отношение и понять, что потерялась в конце списка его увлечений. Узнав о необходимости операции и удаления их ребенка он пожал плечами и уехал на свою гору.
– Хорошо, в двойном, – Согласился он. – Ты вьешь из меня веревки.
– Нет, просто ты согласен, что, бросив меня одну в больнице, твой младший брат неверно поступил, – Не удержалась и подчеркнула она. Но Павел смолчал и не стал оправдывать брата. Потому что она была права. Игорь бросил ее одну как будто речь не шла о ее жизни и жизни их ребенка! Знать его она больше не хотела. Обсуждать это с братом Игоря она не намеревалась. Она продолжила, сменив тему:
– Паш… Как ты думаешь, кто, все-таки, уничтожил документ Стикера? – Она присела на кресло. Отпила кофе, окатившее язык приятной теплой волной. В виновность Генерального директора ей не верилось, здесь она погорячилась. Иностранец, не знакомый с их правилами, не успел бы со всеми договориться. Но подделывать чужие документы она терпеть не могла. Чувствовала себя будто испачканной. Узнать правду очень хотелось и наказать. Колесико прокручиваемой мыши дошло до конца контракта. Она прочитала документ и открыла почту.
– Ищи среди участников последнего конкурса. Для города это было событие. Лакомый кусочек делили. Сто процентов кто-то из старых друзей Министерства промышленности, торговли и развития предпринимательства Новосибирской области постарался. Тут ты снова злишься. Я чувствую, своего Генерального директора сотрешь в порошок за малейшее неповиновение, – Она заливисто рассмеялась на это обвинение и отправила исполнителю контракт с замечаниями. Отсмеявшись, объяснила:
– Ты же знаешь, как мне нравится заниматься каллиграфией на окнах. В этом случае АО «Меркурий» и ООО «Стикер» отпадают. Одни созданы буквально вчера, а второй не будет этим заниматься, хотелось бы мне верить. Остаются ООО «Глобал», АО «1Д» и ООО «Программные Технологии».
– «1Д» – это гигант, Марин. Им такие игры неинтересны.
– Как сказать. Оставим для ясности. Значит двое: ООО «Глобал» и ООО «Программные технологии». Завтра пробью их по базе и выясню.
– Солнышко, сбавь обороты. Ты помни, я за тебя боюсь.
– Не захлебнись коньяком, налоговый инспектор. Засуну в список недобросовестных поставщиков. Век будут знать с кем связались.
– Спасибо, Марин. Я буду рад, если вы с Игорем расстанетесь миром, чтоб он не нажил врага.
– Расстанемся непременно, – Они попрощались, и она отключила связь.
– В России абсолютно не умеют делать что-либо вовремя, – Она вздрогнула и посмотрела
на стоящего в дверях в пальто Валерия Константиновича. Возможно, он ждал, когда она закончит разговор, и что-то слышал из ее слов.
– Так я вас, простите, не задерживаю, – Хмыкнула она.
– Зато я задерживаю вас и сопровождаю домой. Вы сегодня достаточно поработали.
Вот нахал! Ее обида еще не выветрилась, пусть он ничего незаконного не сделал, а он явился как ни в чем не бывало. Вести с ним разговоры ей было некогда, следовало выполнять контракт и смотреть по сторонам.
– Объясните, с чего вы сделали обо мне такой вывод?
– Какой вывод? – Она залпом допила кофе и выбросила пустой стаканчик в корзину для мусора под столом. Она завершила работу компьютера.
– Говорю и воспринимаю на слух, я с пробелами. За двадцать лет отвык от русской речи. Зато читаю на пятерку. Из статьи в гугле, я понял, что вы прировняли меня к бандиту. Уверяю Вас, что о взятках, откатах, как вы их назвали, первый раз я услышал от Вас и в принципе не намереваюсь что-либо подобное когда-либо делать.
Экран компьютера погас. Можно было уходить. Его заверение в собственной честности ее развеселило, и, вставая с места, она чуть прикусила нижнюю губу, но в глазах отразилось веселье. Скорее бы наладил работу филиала, переадресовал бы его по доверенности кому-нибудь и возвращался жить к себе в Мюнхен, Берлин, Гамбург, где он там обитал… Она пошла к гардеробу, но он опередил ее на пару шагов. Снял с вешалки и развернул к ней полушубок. Марина Георгиевна просунула руки в рукава и накинула полушубок на плечи.
–Уехать, прошу, не предлагайте, – Он улыбнулся, глядя ей в лицо.
– Тогда готовьтесь к трепке, – Мрачно сказала она, оглядывая опустевший кабинет. Валерий Константинович погасил свет, и они оба вышли в коридор. Она вставила в замочную скважину ключ и провернула несколько раз.
– Вы обещаете мне не лезть в эти разборки?
– В какие разборки? – Сделала вид, что не понимала она. Они шли вдоль череды закрытых кабинетов и на повороте свернули к лифтам. На серебристой стене красным горела кнопка вызова. Валерий Константинович нажал ее первым.
– Ни с «Программными Технологиями», ни с обществом «Глобал».
– Вы слышали? – Не стала она возмущаться.
– Слышал. И раз мы об этом заговорили, попрошу пока никого не устраивать ни в какие списки.
Двери лифта распахнулись, и он пропустил ее вперед. Чтобы заняться хоть чем-то, она стала его рассматривать. Лоб у него был высоким, брови раздвинутые и чуть скошенные внутрь, глаза завораживающе зелеными, а волосы жгуче черными, коротко подстриженными. Мужчина был коренастым, чуть выше среднего роста. Под черным деловым костюмом при движении угадывались тугие мышцы, обозначая регулярное посещение спортзала. Она питала слабость к крепким мужским фигурам и сильным рукам. Внутри зарождалось смутное чувство трепета, и она постаралась задвинуть его подальше. Лифт дотащился до первого этажа, двери распахнулись, они вышли.