– Что тебе нужно? – спросил Йозеф, впервые заговорив с убийцей.

– Я всё ждал, когда ты наконец-то созреешь, и вот это случилось. Радость, я испытал её, потому что всё не так, как было прежде. Твои шестерки были грубы, обещали только убить меня, и даже пытались это сделать, поэтому я поступал с ними аналогично. Нет, я не нападал ни на одного из твоих людей первым, как ты мог подумать. Они нападали, они были агрессивны, а я лишь послужил зеркалом. Отвечал точно так же. Но ты, Йозеф, мне понравился, и твоя вежливость. Интеллект полезно развивать, и ты не забываешь это делать. Спрошу, ты готов ответить на все заданные мною вопросы честно?

– Не могу обещать, потому что может случиться так, что я не буду знать правильных ответов. Обладая ложной информацией, дам её как правдивую, но при этом ошибусь.

– Не беспокойся по этому поводу, Йозеф, меня устроит любая информация, главное, чтобы она была. Зацепки можно найти и во лжи. Итак, ты готов отвечать?

– Готов, но после небольшого уточнения. Что я получу взамен?

Убийца посмотрел на Хауэра и ничего хорошего в его взгляде не было. Ответ это подтвердил:

– Ты не в том положении, чтобы что-то требовать. Как я решу, так всё и будет.

– Я всё понял…

Йозеф втянул плечи и сделал максимально провинившееся выражение лица. Подавленный и разбитый – таким нужно выглядеть в глазах убийцы. Заставить его расслабиться, пусть почувствует, что ситуация полностью под его контролем. Расслабившийся, он ошибётся с гораздо большей вероятностью.

Пепельноволосый мальчишка, глядя на метаморфозы собеседника, хмыкнул, и заговорил стальным голосом:

– Йозеф Хауэр, я только что прочитал тебя как открытую книгу, и понял, что ты задумал. Все твои люди пытались сражаться со мной силой, но у них не вышло. Ты понял это, и рискнул попробовать новую тактику – перехитрить. Весь твой внешний вид фикция, ты не настолько напуган, насколько изображаешь это. Надеешься, что я расслаблюсь? Надеешься, что допущу ошибку?

Голубоглазый убийца резко встал, выбросил руку с чем-то блестящим и Йозеф ослеп на один глаз. Крик, полный боли и отчаяния, вырвался из его рта. Упав со стула на пол и перевернувшись на спину, Хауэр руками зажал пустую глазницу. Прошло несколько секунд и он потерял сознание от болевого шока.

– Совсем слабенький попался. – Убийца зачем-то рассмотрел насаженный на вилку глаз фашиста со всех сторон. Не найдя ничего интересного, выбросил его и буркнул: – А ведь это только начало…

Никогда раньше Йозеф Хауэр не задумывался о самоубийстве. И никогда не предполагал, что будет мечтать о нём. Получив укол наркотического обезболивающего, он тратит драгоценные минуты на банальную зависть. Застрелившийся Гитлер и съевший цианида Геббельс были значительно умнее его, обычного труса и беглеца, который наивно полагал прожить оставшуюся жизнь в джунглях и до самой смерти остаться нераскрытым. Сейчас Йозеф Хауэр отдал бы всё, что у него есть, лишь за то, чтобы кто-нибудь пристрелил его. Но нет, убийца, что пришёл за его душой, не готов даровать лёгкую смерть. Жестокость – его главное развлечение…

– Вижу, что тебе полегчало, друг мой. Отлично, мы можем начинать. К моему сожалению ты не так крепок, как предполагалось. Слишком низкий болевой порог, впервые на моей практике. Мне интересно, от банальной занозы у тебя случались обмороки?

– Никогда не было, но с болевым порогом вы правы, он у меня низкий. Передалось от мамы.

Отвечать на вопросы без промедления и говорить только правду – всё, что требует убийца. Йозеф безукоризненно выполняет эти требования, научен горьким опытом. Мальчишка изверг сломал его, сделал своим рабом, безвольной куклой. Хауэр готов на всё, лишь бы ему не было больно. На всё, кроме того, что доставляет боль.

– Я убил много таких как ты, Йози. Эрвин был шестьдесят первым человеком, который принял смерть из моих рук. Двенадцать из того числа были женского пола, и, знаешь ли, они держались довольно неплохо. Даже красотка Рутт Пфафф, миниатюрная женщина, которую при сильном ветре наверняка сбивало с ног, после того, как провела со мной целый час, не сломалась. Я занимался с ней живописью, рисовал на теле узоры при помощи раскаленного прута и скальпеля. Два часа сорок три минуты – столько времени ушло, чтобы сломать её. Это, к счастью, не рекорд, я просто не спешил, торопиться было некогда, наслаждался моментом. Рекорд у меня до тебя был длиною в семь минут. Семь долгих минут пыток терпел Германн Штейн, а затем рассказал всё, что знает. Я скажу, что тогда мне пришлось быть изобретательным, и лучше не знать, что там происходило. Даже мне, человеку со сверх устойчивой психикой, неприятны те воспоминания. А всё потому, что Германн Штейн был очень крепким, просто эталоном крепости. Увы, но он сломался. Ты, бедный Йозеф, поставил новый рекорд, он продлился всего ничего, мгновение, которое мне потребовалось, чтобы вырвать тебе глаз. Я увидел, что ты сломан, и поэтому облегчил твои страдания инъекцией наркотика. Тебе ещё больно?

– Да, больно, не настолько, как в начале, когда очнулся. Скажите, вы больше не будете издеваться надо мною?

– Буду, если продолжишь говорить со мной на “вы”. Я молод, очень молод, в два раза моложе тебя, Йозеф. На “ты” и только так. Понял?

– Понял в… Понял тебя!

– Почти на лету схватываешь, молодец. Итак, начинаем. Ты Йозеф Хаур Ламерс, тебе пятьдесят три года, всё верно?

– Да.

– Группенфюрер СС – звание на момент окончания войны.

– Всё верно.

– Что скажешь о Наследии Предков(нем. Ahnenerbe – рус. Аненербе)?

– Институт, который занимался изучением истории…

– Достаточно, это всем известно. Так же всем известна тесная связь Аненербе и СС. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер был директором Аненербе, если мне не изменяет память. Это верная информация, Йозеф?

– Да, всё верно.

– Anderweitig Welt (немецкий, на русском – Иной Мир) – тебе о чём-нибудь говорит это название? Имеешь ли ты хоть какое-то отношение к исследовательскому отделу, который работал под этим названием?

– Впервые слышу о таком. Никакого отношения. По крайней мере, мне об этом неизвестно.

– Технология нахождения и стабилизации хаотично возникающих порталов, что тебе известно о ней?

– Ничего. До этого момента вообще не знал, что такая существует.

– Вопросы по этой теме закончены, как обычно ничего интересного. Что ж, дорогой Йозеф, перейдём к самому скучному. Местонахождение других беглецов, таких же, как ты, расскажи всё, что знаешь.

– Много информации, советую записать.

– Ничего страшного, я запомню. И, уверен, большая часть того, что ты скажешь, мне давно известна…

Трое друзей не виделись больше года. Встретившись, они по старой привычке поспешили выбраться на природу. Лето, лес, река…

В облюбованной бывшими сослуживцами рощице на высоком склоне горел костер, на широком пне, застеленном чистой газетой, лежали аккуратно нарезанные молодые огурцы, луковица и несколько банок консерв из наркомовского пайка.

Самый старший Иван Кравцов, ныне полковник, ему недавно исполнилось сорок четыре. Изрядно пополневший за последние пять лет, он похож на бурого медведя, которого кто-то окунул головой в рыжую краску. Никогда не делает резких движений без нужды, любит выпить, но при этом никогда не пьянеет.

Чуть помоложе майор Евгений Григорьев, тридцать семь лет, всегда пострижен наголо, потому что с рождения блондин, а хотел бы быть брюнетом. Дразнили, слишком близко принимал всё к сердцу, не любит, когда над ним смеются, позволяет это делать лишь близким людям, с остальными сразу конфликтует. Телосложение плотное, широкоплеч, кость тяжёлая, выносливости на роту хватит.

Самый молодой старлей Егоров Юра, тридцать один год, незыблемая скала, само спокойствие. С виду хлипковат, и если разденется, то можно сказать, что живот к спине прилип. Но кость мощная, широкая, да и плечи такие, что майор и полковник позавидуют. Сам старлей по поводу худобы не расстраивается, ему так нравится, с рождения таков. Ест как все, и даже больше. Жилист и силён. Выносливости не на роту, на батальон хватит! На силушку тоже не жалуется…