‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И ты его любишь, — хмыкнул Габ.

— Ну, ты же любишь Элу? — я поцеловала его в шею, вдохнула запах. — Ладно, пример неудачный, Элу тоже периодически хочется прибить. А Джеймс… это ты рос в большой семье… а мы с отцом были одни друг у друга. Я всегда мечтала о брате или сестре. И вот… Джеймс ведь все про меня знал, Габ. Все мои мысли, переживания, не самые, прямо скажем, хорошие и красивые порой, но он их знал. Был фактически частью меня. И мне до сих пор кажется, что он может слышать мои мысли. Но эти чувства — они совсем, совсем другие. Не такие, как к тебе.

— Я чувствую, когда ты мне врёшь, — вдруг сказал Габриэль. — Не всегда знаю, что скрывается за этим, но чувствую. И я всегда был уверен, что между людьми всё должно быть добровольно. Честность. И верность. Если тебе захочется уйти — уходи, Джейма. Я никогда не буду пытаться удерживать тебя силой. Только скажи мне сразу, как есть.

— Не нужно меня удерживать, — жалобно произнесла я. — Я от тебя уйду, только если ты сам меня выгонишь. И к Джеймсу не ревнуй. Я помню, что он мой брат. А ты — ты, это мое всё.

— Всё? — переспросил Габ и обернулся, так, что мы оказались с ним лицом к лицу.

— Всё, — подтвердила я, закрывая глаза, подставляя лицо, замирая в ожидании. И подумала: друзья и братья — это прекрасно, но иногда все же жаль, что мы не одни. В стенах Академии Безмолвия мы никогда не можем быть одни, в моей комнате Мэй, в его — Джеймс, в лесу — слишком много знающий призрак, и прочие, и прочие… Но если бы…

В конце концов, нам уже есть восемнадцать. И в отличие от своей явно потерявшей голову мамаши я хочу идти по жизни с открытыми глазами и трезвой головой.

Очень, очень, очень хочу.

***

…я не сказала Габриэлю про новую поездку в столицу, но это только потому, что собиралась с этим заканчивать. А во всем остальном — больше никогда не буду его обманывать.

Я же не моя мать!

Глава 56

Семь утра пятницы неумолимо наступили, и я, разбуженная Мэй, к сожалению, не в порыве очередного ночного бреда, а по реальной необходимости, выползла из-под тёплого, особенно тяжелого по утру, невыносимо уютного одеяла. Не спустилась, а сползла по лестнице и теперь дрожала на ветру у центральных ворот в ожидании экипажа, который повёз бы нас на казнь, простите, на очередные магические испытания в Тарол. Перед отъездом мы с Мэй, не сговариваясь, бросили взгляд на башенные часы.

Если бы… если бы тогда всё случилось иначе, сейчас нас было бы трое. Если бы я поговорила с Леном, если бы я была более внимательной и думала бы о ком-то, кроме себя… Не знаю, как у Мэй, а моя вина болталась где-то на дне души тяжёлой бесформенной железкой, постепенно ржавеющей и отравляющей всё вокруг. Я подумала о Габриэле, всегда таком сдержанном, о том, как мало я знаю о его ржавых и горьких потаённых чувствах. О том, что Джеймс, возможно, был прав, и говорить ничего не надо было.

Печати тишины и безмолвия перед отъездом с нас снял сам сэр Лаэн, и, как бы я не хотела потерять связь с реальностью хотя бы на несколько часов, ничем не терзаться и просто подремать в дороге, в короткий миг прицельного магического воздействия ректора, я вся будто собралась в комок, пытаясь уловить незримый механизм снятия.

Надо будет потренироваться. На братце, например, его не жалко… Эх, бедный мой Габриэль, не повезло ему ни с девушкой, ни с роднёй.

Говорить в экипаже с Мэй не хотелось — кто его знает, подслушивал ли нас полусонный возница, в любом случае в безопасности я себя не ощущала. Но всё же момент был удачный, и я спросила, сделав рукой невнятный обобщающий жест:

— Что ты… обо всём этом думаешь?

Мэй даже не повернулась ко мне. Сгорбилась, сжалась. Пожала плечами, покачала головой.

— А где сейчас твоя мама? — внезапно произнесла она.

— Не знаю, — думать о Корнелии как о "маме" было странно. — Я никогда её не видела, и сейчас понятия не имею, где она, жива она или уже нет. Может, у неё другая семья. Может, с ней что-то случилось.

— Наверное, она была знакома с моим отцом, раз уж они учились вместе. Могла бы рассказать о нём…

— Она многое могла рассказать. О разном. Но не оставила ни слова, ни полслова, просто сбежала, бросив нас, — угрюмо сказала я. — Можно расспросить родителей Габриэля, они тоже с ними учились.

— А ты спрашивала?

— Нет, — рассказывать Мэй все известные мне подробности не хотелось, но она и не стала допытываться. Обхватила себя руками.

— Моя мама не так давно вышла замуж, я уже говорила. На самом деле, мне особо некуда возвращаться. Я думала… думала, что смогу найти своё собственное место в жизни после окончания Академии. Работу, которая хотя бы позволила содержать себя, найти жильё и ни от кого не зависеть. Хотелось бы. Но сейчас мне страшно. Хотя нет никаких… ничего конкретного.

— Мне тоже страшно, — неожиданно для себя призналась я. — Думала… думала отказаться и больше не ездить.

Мэй поёжилась и снова неопределенно качнула головой.

— Чем ты занималась в столице в прошлые выезды?

— Разным. Например, училась отражать атакующие агрессивные плетения. Точнее, какие-то отражать, какие-то — ловить и гасить. Почти как настоящий боевой маг, — Мэй робко улыбнулась, а я подумала, что представить свою нежную соседку рядом с чем-то боевым можно только в качестве иллюстрации понятий "антоним" или "оксюморон".

Вот я бы… но меня-то как раз вынуждали заниматься кропотливой работой со структурой плетений.

В королевском замке мы разделились, как и раньше. Мэй скрылась от меня за одной из множества одинаковых на вид двустворчатых арочных дверей просторного, как наш парадный академический зал, холла, а я знакомым путём проследовала за молчаливым слугой и в итоге оказалась в Тронном зале. Том самом, с множеством портретов членов королевской династии, где я уже была однажды, во время самой первой экскурсии. Зал пустовал, и я, радуясь неожиданной передышке, стала снова изучать лица их Величеств и Высочеств, попутно пытаясь сформулировать хотя бы какую-то адекватную причину отказа от предоставленной мне чести.

Есть ли мне дело, кто там, наверху — в данный момент совершенно буквально наверху, всего парой этажей выше — вершит наши судьбы? Наверное, нет. Но это мне, а иные-то жизнь отдать готовы…

— Иные жизнь готовы отдать за то, чтобы Его Величество Грион Тарольский правил долго и счастливо, а принц Астерус своевременно наследовал его место, другие — за противоположный исход событий, но вам-то, Джейма, разумеется, нет до этого никакого дела?

Резко оборачиваюсь, злясь на себя за внезапный страх и полную потерю бдительности.

Адьют стоит за моей спиной. Если протянуть руку, можно коснуться изборожденной швами-шрамами, словно сшитой из отдельных кожаных кусочков маски, в которой он напоминает ходячий некогда препарированный труп.

— А можно какой-нибудь третий вариант, при котором отдавать жизнь будет необязательно?

— Жизнь мага, сильного одарённого мага, слишком ценна, чтобы он мог распоряжаться ею, в том числе и её исходом, самостоятельно, — совершенно серьёзно ответствовал адьют. Вот ведь…

Я собиралась продолжить бессмысленную дискуссию, доведя её до логического финала, что сегодняшний выезд станет последним, когда внезапно пришедшая в голову мысль напрочь сбила меня с намеченного курса:

— Леннард Вейл, юноша, с которым мы ездили сюда в прошлом году, то есть на первом курсе… Его убили?

И тут же обругала себя за несусветную глупость, несдержанность и болтливость. Прав Джейси, балбеска и есть.

— С чего вы взяли?! — изумился адьют, как мне показалось, совершенно искренне, и я прикусила язык, чтобы опять чего-нибудь не ляпнуть. — У вас есть какие-то доказательства, какие-то свидетельства?

— Нет, конечно, нет, ничего подобного… Просто… подумала, что он такой молодой и талантливый, не могу представить себе, что могло его сподвигнуть на подобное. Немыслимая трагедия для всех нас!