Себя…
Волосы, которые я всё ещё через раз воспринимала своими, были уложены слегка растёпанным валиком — не моя обычная укладка, напоминавшая разорённое кошками воронье гнездо, а таким, как у принцесс на свадьбах в детских книжках. Я протянула руку и недоверчиво коснулась пучка, напоминавшего то ли панцирь улитки, то ли необычный цветок, закругленных прядей, прихваченных тем самым гребнем, который моё персональное кошмарище тайком умыкнуло из комнаты. Лицо — бледное, с яркими аметистовыми глазами и отчего-то припухшими, как после поцелуев, губами — обрамляли две волнистые тёмно-рыжие пряди. На висках серебрились нанесённые косметической краской древние руны, крошечные символы солнца и луны — это было модно, но я никогда так раньше не делала.
Джеймс улыбался мне в зеркале одними глазами — по хорошему, без сарказма. Он знал — только он и знал, как никто другой, что тогда, в школе, я бы душу демонам заложила, чтобы выглядеть так, как сейчас. Правда, обучение в Академии, встреча с Габриэлем, как ни странно, сделало моё отношение к собственной внешности куда более спокойным, но всё же… это было очень приятно, знать, что отражавшаяся в зеркале девушка — это я.
Братец позаботился и о туфлях, и о платье — воздушном, серебристо-сиреневом, с открытыми плечами. Кто, как не он, во всех деталях представлял, о чём я мечтала тогда, год назад? И где только деньги взял? Глупый вопрос — в деньгах чета Фоксов отпрыскам, надо полагать, не отказывала. "Овечка" помогла застегнуть платье, а я почувствовала, как кончики пальцев искрят от рвущегося наружу огня.
Габриэль. Габриэль должен увидеть меня такой.
Но и Джеймсу, неизменному спутнику всех моих авантюр, я обещала пойти… Впрочем, это же не надолго. Что мешает мне найти Габа после начала бала — и утащить его с организованных верным Ларсом посиделок? Я представила, как Габриэль расстёгивает мой корсаж, так же медленно, как застёгивал блузку пару дней назад, целует обнажённую шею, плечи, мягкое местечко за ухом, запускает пальцы в волосы, ломая умело сотворённую красоту — и меня едва ли не тряхнуло предвкушением и возбуждением, от запястьев до щиколоток.
Джеймс вывел меня из библиотеки за руку, и, подставляя пылающее лицо вечерней осенней свежести, я совершенно равнодушно ощутила, как проходит действие печатей. Так равнодушно, словно они… не мешали.
— Джей… — братец повернулся ко мне и остановился. — Сейчас, наверное, не место и не время для такого разговора, но… То, что я увидел тогда, в нашей комнате… Держи себя в руках, ладно? Я ещё не готов к племянникам.
— С ума сошёл?! — я разозлилась, поскольку мысли и опасения братца были созвучны моим собственным.
— Не то что бы я не рад, что появился на свет, но…
— Я не какая-то там аристократическая девица, которая не знает жизни! Прекрасно понимаю, что к чему. И детей однозначно не собираюсь заводить… — я задумалась, — лет пять ещё точно. Как минимум. И не надо меня подкалывать, ничего такого не было и в ближайшее время не будет. Но…
Джеймс пожал плечами, вероятно, роль отсутствующего папеньки давалась ему нелегко.
— Но и без стука заходить больше не надо, — закончила я.
— В твою комнату или в свою тоже? — серьёзно уточнил Джеймс.
— В обе. Пошли уже, кошмарище. Кому там надо показать, что и на тебя могут западать девчонки?
Глава 53
Первокурсников Академии Безмолвия я никогда пристально не разглядывала. Джеймс очень много времени проводил со мной и с Габриэлем, и я уже привыкла считать его частью нашей "взрослой" компании. А эти детишки, с которыми братец имел несчастье учиться, сказать по правде, меня особо не интересовали. Ходят и ходят, у меня своих проблем навалом.
Не думала, что Джейси заинтересует кто-то из них.
Нет, не так. Вообще не думала, что Джеймса кто-нибудь когда-нибудь заинтересует. Возможно, однажды — и очень скоро — мне придётся не отпихивать его от себя, а наоборот, ждать с нетерпением, когда же он почтит меня своим драгоценным вниманием, и радоваться, если это будет чаще, чем раз в полгода… Да, Джейма Ласки та ещё собственница.
Я покосилась на братца. Болезненная худоба и бледность юноши, пролежавшего в стазисе семь лет в фамильном склепе, прошла без следа, и теперь он выглядел просто хорошеньким, как картинка, высоким и стройным благополучным мальчиком из богатой семьи, с очаровательными пшенично-золотистыми волосами и ямочками на щеках, если не заглядывать в глаза — паинька-паинькой. Но всё же взгляд определяет не данная природой и родителями внешность, а нутро, и вот это самое нутро сверкало той же самой неугомонной безуминкой, которую я чувствовала в себе.
Мы немного задержались, обсуждая моё хромающее на обе ноги половое воспитание и правила приличия — при одном воспоминании об этом кровь прилила к щекам — и вошли в парадный зал административного комплекса едва ли не последними. Что-то было знакомым, таким знакомым — живая музыка виолины, которую я никогда не стала бы слушать просто так, но здесь, среди шёпотков, разговоров, воздуха, пропитанного эмоциями магически одарённых юношей и девушек, в котором, казалось, разливается сама магия, она пьянила меня, как алкоголь. Я чувствовала чужие любопытные взгляды, так же отчётливо, как тяжесть серебряного гребня в волосах. Пламя свечей, огромной люстры из металла и цветного стекла, магических светильников на стенах словно смешивалось, переплеталось и поднималось к потолку золотистым сиянием, таяло с лёгкой дымкой? Без нас адептов было ровно двадцать три, плюс пара дежурных преподавателей, среди которых я увидела мисс Алму, но мне казалось, людей здесь как минимум втрое больше.
Конечно, Джеймс для меня оставался братом и только братом, никаких романтических чувств, но сейчас я была благодарна тому, как он близко, как крепко держит меня за руку, как уверенно ведёт за собой. И хотя я от всей души в самых лучших романтических традициях юных девиц хотела бы отдать первый бальный танец в своей жизни Габриэлю… в конце концов, это было не так уж важно. Танцы в школе я упрямо прогуливала, но движения были не сложными и не слишком контактными — максимум позволялась рука на поясе и на плече, как раз то, что надо. Я посмотрела на улыбающегося Джеймса, словила пресловутую безуминку — и вдруг подумала о Корнелии.
Хотела бы она увидеть нас сейчас? Несмотря ни на что, живых, повзрослевших, смеющихся, нашедших друг друга и подружившихся? Здесь, в Академии Безмолвия?
Или только его, сына от любимого мужчины, сына, ради которого, похоже, были все её жертвы?
Джеймс, не отрывая от меня сияющего взгляда, покачал головой, словно по-прежнему мог слышать все мои мысли, и я, отвечая незаметно изменившейся музыке, ставшую вдруг более тихой, пронзительной и медленной, уткнулась лбом ему в плечо.
***
Мы отошли с центра зала в сторону, и я заставила себя стряхнуть эйфорический флёр и осмотреться. Порой я натыкалась на заинтересованный взгляд — но самокритично списывала его не на собственную неотразимость, а просто на появление второкурсника, которые лично меня в прошлом году пугали до дрожи.
Интересно, зачем на молодежный праздник, где из чего-то алкогольного нам может максимум достаться слегка забродивший ягодный сок, ставят такие провокационные пузатые тонконогие бокалы из позолоченного стекла? В прошлом были серебряные, неужели все разбили? Вполне достаточно было бы обыкновенных стаканов, глядишь, и неподобающих мыслей у студентов было бы меньше. Наш курс алкоголем исправно снабжал Джард, а вот нынешним первокурсникам так не повезло, поэтому окружающие нас лица радовали трезвыми незамутненными взглядами.
А больше, пожалуй, не радовали ничем.
Наверное, можно было уже потихоньку уходить — хватит с Джеймса и одного танца, но… С одной стороны, фантазия о раздевающем меня Габриэле всё ещё будоражила воображение. С другой стороны, и платье, и причёску надо будет как-то объяснить, все вопросы, к сожалению, поцелуями не закроешь.
И я малодушно медлила, украдкой разглядывая девчонок и пытаясь вычислить ту, что прельстила Джеймса.
