— Что — "адепт Ларсен"?

— Их обоих, Ларса и Лена, не было видно уже более суток! Я говорила сэру Алахетину, что что-то не в порядке, что их нужно искать, но он не обратил внимания! Они оба якобы были в Академии, но Ларс — мой лучший друг, и уже сутки его нигде нет, они с Леном сутки в столовую не приходили! А если он…

— Успокойтесь, Джейма. Мы будем его искать. Я обещаю.

— Его нужно найти, срочно, — забормотала я, а потом новое воспоминание словно обожгло изнутри: записка Лена, которую я так непредусмотрительно сожгла.

Лен. Такой уставший и бледный последние дни. Он же хотел поговорить со мной, а я проигнорировала. Просто уничтожила записку и забыла, потому что мне, видите ли, было не до того. Ларс тоже хотел со мной поговорить! А я отмахнулась и от того, и от другого.

И вот теперь…

— Лен жив? — поднявшийся и шагнувший уже к выходу ректор остановился, не оборачиваясь ко мне.

— К сожалению, нет, Джейма. Он не выжил. Идите к себе… — ректор споткнулся на полуслове, очевидно, осознав, что всё произошло как раз в двух шагах от женского корпуса. — Идите, погуляйте, отдохните, успокойтесь. Мы подумаем, где вам пока пожить, хотя бы первое время. Вашего друга, если он не покинул Академию, найдём сегодня же.

— Какой ему резон покидать Академию тайком, если он мог… — не могу говорить, в горле будто что-то застряло и разбухает, увеличивается. А глаза наполняются слезами, которые я сердито смахиваю рукой. — Лен хотел со мной о чём-то поговорить, а я отмахнулась.

— Найдём. Выясним. Держитесь, Джейма. Нам всем сейчас нелегко. И… не стоит чувствовать себя виноватой. От этого никому не легче.

…если бы это было так просто.

***

Мы с ректором вышли из кабинета вместе, он резко прибавил шагу и скрылся, а я постояла на одном месте и просто пошла, не имея конкретной цели и направления. По дороге столкнулась с нашим академическим целителем, мистером Слатом Лабоном. Хмурый и поникший, он осмотрел меня с ног до головы и молча сунул мне под нос какую-то противно пахнущую валерианой жидкость, проследил, чтобы я выпила, и тоже удалился.

Спокойствия успокоительное, разумеется, не принесло. Напротив — хотелось что-то срочно сделать. Прямо сейчас.

Например, поговорить с кем-то, кто бы от меня не сбежал. Я развернулась к лестнице и направилась на этаж выше.

Дверь в кабинет Первого голоса Академии и главы факультета смерти профессора сэра Элфанта Джордаса была приоткрыта, и я вошла без стука. Сэр Джордас стоял ко мне спиной, разбирая какие-то беспорядочно сваленные бумаги на своём столе, светло-рыжие волосы чуть отросли за те несколько месяцев, что я его не видела.

Он обернулся мгновенно, хотя услышать меня никак не мог. На обычно гладковыбритом лице появилось подобие короткой бородки, и вообще сэр Джордас казался лет на десять старше, чем раньше.

Хотя, с учётом того, что он учил Корнелию, всё равно моложе, чем есть.

— День откровенно недобрый, но рад встрече, — какая-то воспалённая болезненность взгляда контрастировала со светской нейтральностью его интонаций. — Джейма, верно?

— Верно.

Сэр Джоржас присел на рабочий стол. Рысьи глаза, золотисто-карие, впиваются в моё лицо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты знал-а этого парнишку?

— Он новенький и с факультета жизни, но да, — прислоняюсь спиной к косяку. — Я его знала.

— И он не говорил, что жизнь надоела? Иногда просто не верится, что человек серьёзен, и…

— Мы мало общались, я не знаю. Мне не говорил.

Профессор кивает и молчит какое-то время.

— Почему ты не поехал-а домой?

— Меня не отпустили. Сэр Алахетин сказал, что как новенькая я не имею права на каникулы, нужно позаниматься дополнительно.

— Новенькая, — протягивает сэр Джордас, соскакивает со стола и снова возвращается к своим бумагам. — Налицо откровенный преподавательско-административный произвол. Ну, ничего, теперь я вернулся, так что отныне вопросы своих студентов буду решать сам. Если хочешь домой — отправляйся хоть сейчас.

— Я останусь.

Он снова смотрит на меня пристально-пристально, пожимает плечами — и отводит взгляд.

— Вы же знали Корнелию Менел, сэр? — сейчас не место и не время, но тишина меня убивает.

— Да, — после паузы отвечает он. — Я стал преподавать как раз в тот год, когда она сюда поступила учиться.

— Расскажите мне о ней. Пожалуйста. Не сейчас, — торопливо добавляю. — Потом. Как-нибудь.

— Потом, — повторяет он. — Как-нибудь потом, да. Конечно.

Отчего-то под его зверино-рысьим взглядом мне становится совсем неуютно, и я выхожу из кабинета стремительно, не прощаясь.

И иду в лес. По дороге мне никто, абсолютно никто не встречается, хотя на мой взгляд, должна подняться шумиха — безутешные и возмущённые родственники, какие-то следователи или кто там разбирается с подобными вопросами? Впрочем, что касается родственников, то у Лена была вроде только мать. Известили её уже — или нет? Впрочем, как бы они могли успеть?

Я шла вглубь, подспудно ожидая, когда уже уткнусь носом в резную металлическую решётку, окаймлявшую Академию по периметру, но, очевидно, все дорожки и тропинки вели меня параллельно ей. То тут, то там я замечала краем глаза всякую мелкую мёртвую, но движущуюся шушеру — скелетик какого-то грызуна на ветке, ползущую змею, напоминавшую гибкую костяную плеть. Листья, местами пожелтевшие и побуревшие, уже начинали опадать, хотя шла только первая треть августа. И когда я услышала шуршание сухой листвы за спиной, то не особенно обратила на него внимания, решив, что ещё один аннин питомец решил составить мне компанию.

Внезапно земля в буквальном смысле ушла у меня из-под ног, я ойкнула, провалившись едва ли не по колено в рыхлую мягкую почву. Обернулась, упираясь ладонями в листву и переплетающиеся корни, — и увидела сидящего на земле Ларса.

Живого.

Кажется.

Я подскочила, не чувствуя боли в подвёрнутой лодыжке, и бросилась к нему, обхватив руками за плечи, пытаясь рассмотреть лицо.

— Ларс, ты как?! Ларс?

Он вроде как пытался встать, но тут же оседал обратно, а поскольку наш вес и рост были попросту несравнимы, утягивал меня за собой.

— Ларс?!

Мой друг был не просто белый, а какой-то неестественно, смертельно белый, холодный, и мне вдруг почудилось, что, несмотря на широко открытые глаза, дрожащие губы, вздрагивающие плечи, я обнимаю мертвеца.

Выпускать пламя, которое могло его обжечь или поджечь сухую листву, я не стала, попыталась согреть теплом своего тела.

— Ларс, вставай! Ответь мне, закат… закат вот только закончился, ты можешь мне ответить, Ларс!

Он открывает рот и смотрит на меня снизу вверх, ошеломлённо, потерянно и совершенно беспомощно, как заблудившийся двухлетний ребёнок, и хотя он всё-таки, очевидно, жив, меня лихорадит тревожным ожиданием чего-то страшного.

Впрочем, что может быть страшнее, того, что уже произошло?

Лен мертв.

— Что случилось? — я наклоняюсь к приятелю и шепчу почти в губы, смотрю в глаза, чёрные от неестественно расширенных зрачков. — Ты почти на двое суток пропал, где ты был? Ты не ранен?

Ларс утыкается лбом, холодным, как камень, мне в лоб.

— Джей. Не помню. Не помню ничего!

— Я так волновалась, я… Лен погиб, упал с башни, — выпаливаю, и только потом понимаю, что сейчас совершенно неуместный момент для таких откровений. Надо сначала выяснить, что с ним. Может, ногу сломал, и сознание потерял от боли? Или с сердцем стало плохо, или…

— Это не я! — торопливо шепчет Ларс, сдавливая руки так, что синяки останутся. — Джейма, это не я! Правда! Я не виноват!

На секунду мы замираем, и в лесу становится очень тихо.

— Ларс, я… — говорю медленно, первый раз в жизни испытывая желание отойти от него подальше, — я и не думала обвинять тебя в чем-то подобном.

Глава 32. Прошлое

/прошлое/

Я жду, когда за мной приедут.