— Я ничего такого не думала… — пробормотала я.

— Одн-на, ну мне ли не знать свою лучшую подругу, — сказала Ар-ка, ехидно улыбнувшись. — Ох, да, прости, бывшую лучшую подругу.

За этим она меня догнала? Чтобы излить душу? Мне сейчас точно было не до откровенных бесед, и потому попыталась высвободить руку и продолжить путь. Но не тут-то было — Ар-ка вцепилась в меня так, что я поняла — без грубости освободиться не получится.

— Я хочу тебя предупредить, Одн-на, — заговорила она сквозь зубы, чеканя каждое сказанное слово. — Он теперь — мой. Понимаешь, мой? Терн вернулся ко мне почти сразу после твоей смерти. Он понял, что совершил ошибку, когда связался с тобой. Он понял, что ему нужна я, а не ты.

Это меня разозлило. Не слова о том, что Терн теперь — жених Ар-ки, а ее реплика, которая ясно говорила — после моей смерти он сразу же вернулся к своей бывшей невесте. У меня язык зачесался сказать Ар-ке, что, к сведению, ее обожаемый Терн уже обручен с девушкой умнее, красивее и добрее, чем она, но я поняла, что это будет выглядеть по-дурацки, и промолчала.

— Тебе нечего сказать? Ты что, уже, пыталась отбить его? Может, пообещала ему горы золотые или холмы серебряные? — не унималась Ар-ка.

— Слушай, отпусти, — попыталась освободиться я снова, но она дернула меня за рукав и заставила стоять на месте.

— Ненавижу тебя, Одн-на! Ты испортила мою свадьбу, ты опозорила меня перед всей деревней! Ты предательница! Может, Пана и прикрыла тебя, но это ничего не значит. Ты предала меня, ты предала нашу дружбу, ты предала мою к тебе любовь! Ты мне была, как сестра! — закричала Ар-ка со слезами в голосе.

— Прости, — сказала я, но она уже разошлась.

Обеими руками толкнув меня в грудь, Ар-ка повалила меня на снег. В ее глазах стояла ярость, я ясно видела, что она борется с желанием наброситься на меня и поколотить, но что-то ее удержало.

— Ненавижу тебя! Еще раз подойдешь к Терну — утоплю в озере по-настоящему! — сказала она, склонившись надо мной.

Развернувшись, Ар-ка побежала прочь, словно испугавшись, что ее застанут за избиением своей бывшей подруги. Я немного полежала на спине, глядя в темнеющее небо, потом все же заставила себя подняться и отряхнуться. К счастью, на улице никого не было.

Мать встретила меня у дверей дома.

— Ты быстро, — сказала она. — Я как раз вышла колоть дрова.

Она внимательно вгляделась в выражение моего лица, явно хранящего следы рыданий, но ничего не спросила. Я была ей благодарна. Схватив из передней топор, я направилась в ближайший лесок за дровами.

Мы закончили, когда уже стемнело. Две женщины — это всего лишь две женщины, как ни крути. Несмотря на то, что лесок был совсем рядом, за раз мы не могли унести больше одного дерева. А нужно было еще обрубить сучья, наколоть поленьев нужного размера и сложить их в поленницу, расположившуюся за домом. С меня ручьем тек пот, но мысли о Терне ушли на второй план, и я была этому рада.

Помывшись и переодевшись, я сказала матери, что мне надо сходить к Ли-ре. Она сказала, что ей нужна ясная голова, да и мне не мешало бы уже поспать спокойно. Последний кошмар отличался от всех других, но я не хотела копаться в его значении и думать о том, каким образом связаны Фей и то, что происходит со мной в Снежном мире. Я уже настолько запуталась, что мечтала только о том, чтобы все скорее закончилось. Да еще и эта тоска по дому…

В последнее время я все чаще задумывалась о родителях, своих «настоящих» земных родителях, которые даже и не знают, в какую авантюру ввязалась их умница-дочка. Мне хотелось увидеть маму, хоть одним глазком взглянуть на Вовку, поболтать по телефону с приятельницами, послушать, о чем говорят парни на лекциях. Мне не хватало Интернета, телефона, прогнозов погоды и каналов о природе. Я хотела забраться в пенную ванну, включить радио на волне джазовой музыки и просто полежать в теплой воде, слушая шепот саксофона и теплый глубокий голос какой-нибудь темнокожей джазовой певицы.

Когда меня выбросит из этого мира в Белый? Если мой земной двойник погиб в Миламире, значит ли это, что закон «низкого давления», о котором так давно говорил Аргента, теперь не действует, и что я могу находиться здесь столько, сколько захочу? Говорил ли он правду? Знал ли он правду?

В доме Ли-ры горел свет, и я поднялась на крыльцо, уже занеся руку для стука, как дверь открылась. Увидев меня, Ли-ра заулыбалась, отступила в сторону, позволяя пройти. Захлопнув за мной дверь, она заключила меня в объятья, коснувшись поцелуем щеки.

— Ну, как же давно ты здесь не была, девочка, — сказала она, глядя на меня, глаза ее светились. — Заходи, располагайся. Я уже все приготовила, но ты же не уйдешь от меня сразу?

Я помимо воли ответила улыбкой на ее улыбку, смахивая непрошеные слезы. Может быть, на душе у меня и паршиво, но она-то в этом не виновата. Я стащила пальто, повесила его на крючок у двери и, стянув с ног обувь, прошла в переднюю. Убранство дома меня поразило. Печь и стол с двумя стульями — вот и все, что было в кухне. На низкой скамейке в углу — котелок, пара кастрюль, две миски и целый ряд стеклянных флакончиков вроде тех, в которых у нас выпускают антибиотики. Небольшой шкафчик с одеждой и кровать смотрелись сиротливо в пустой спальне. Никаких музыкальных ящиков, никаких вышитых на ткани картин, никаких рисунков на стенах. Казалось, в этом доме никогда не было ни девочки, ни мужчины. Только Ли-ра. Только одна она — всегда, вовеки, на всю жизнь.

Я остановилась на пороге спальни, ощущая, как бежит по спине холодок. Я помнила эту комнату. Я ее точно помнила. Вот здесь стояла кровать дочки Ли-ры… как же ее звали… я отчетливо увидела своим внутренним взором эту высокую девочку, почти девушку. Она любила длинные платья и затейливые прически. Она звала меня «Од» и упрашивала меня взять ее в качестве подружки на свадьбу. Она вышивала для меня подарок — рушник с двумя целующимися голубками.

— Од, — сказала я чуть слышно.

В пустой комнате это короткое слово прозвучало, как выстрел. Я сделала шаг вперед и остановилась, понимая, что не смогу. Не заставлю себя ступить туда, где больше нет жизни. Где только боль матери, потерявшей ребенка и страдания жены, потерявшей любимого мужа.

— Ли-ра, — сказала я, почувствовав на своем плече ее руку. Обернувшись, я увидела, что она стоит рядом, сжав губы и глядя прямо перед собой. — Ли-ра, где же?.. Где же?

— Их больше нет в этом мире, — сказала она, устремив на меня взгляд своих миндалевидных глаз. — И в этом мире они больше не появятся. Никогда. Мы оплачем их с тобой, милая Одн-на, когда ты все вспомнишь. Ты ведь так ее любила.

— Так любила, — повторила я. — Ли-ра, что же тогда случилось? Сколько же смертей, сколько же горя принесла нам та ночь?

Она провела кончиками пальцев по моему лицу, словно стараясь успокоить.

— Много. Ты все вспомнишь, я тебе обещаю. Это будет непростой путь, но ты вспомнишь.

— Во сне? — спросила я.

Она покачала головой.

— Идем, — Ли-ра пошла в переднюю, я — за ней. На печи уже стоял котелок, в котором булькало источающее невероятный аромат рагу. — Будешь есть? Я еще не ужинала, так что…

Я не отказалась. Пока еда разогревалась, Ли-ра добралась до флакончиков, достала один, наполненный зеленоватой, похожей на болотную жижу гелеобразной субстанцией и подала мне.

— Это снотворный отвар, — сказала она. — Ты закроешь глаза вечером, откроешь — утром. Очень помогает, когда нужно выспаться. Выпить нужно будет прямо перед тем, как ляжешь спать.

Мы поели почти в молчании, думая каждая о своем и не решаясь нарушить ход мыслей другого. Я думала о девочке в белом, которую видела в снах то сожженной, то просто окровавленной. Я думала о мужчине, которого я знала и которого убили вместе с этой девочкой. Как Ли-ра могла оставаться такой спокойной, потеряв двух любимых людей?

Я поняла, как, почти сразу. Мне достаточно было всего лишь вспомнить свою собственную смерть и задуматься о том, что было бы со мной, если бы я умерла здесь.