— Нет, — сказала я, усаживаясь на холодный пол. — Я с самого утра не ела. Буду очень признательна, если вы дадите мне немного еды.
— Не ела? Вот и хорошо, а то растолстеешь до завтра. — Женщина захохотала, а я спрятала лицо в ладонях, боясь, что сейчас расплачусь. — Если надо куда — в углу соломы побольше накидано, ты не стесняйся.
— А спать где? — зло спросила я. — На полу?
— На полу, где же еще. Думала, я тебе кровать из покоев Главной притащу? — И она снова захохотала.
Я уселась в углу, прижавшись спиной к холодной стене, и постаралась привести мысли в порядок. Но они метались в голове, как горошины в кипящем супе, и все никак не желали обрести ясность. Обхватив голову руками, я уткнулась лицом в колени и закрыла глаза. Понизу тянуло холодом, но усталость и стресс сделали свое дело, и я даже задремала.
Проснулась я от голоса Лакса. Открыв глаза, я не сразу поняла, что произошло и где я нахожусь. Холодный воздух забрался под рубашку, и я почувствовала, что просто заледенела.
— Донна, — повторил голос еще раз, и я поняла, что это мне не приснилось.
Глаза немного привыкли к темноте, и я увидела в дверях камеры силуэт. Лакс стоял, прижавшись к решетке и пытаясь отыскать меня в темноте глазами. Неровный отсвет факела заплясал на его лице, и я увидела, что он взволнован.
— Ла… Арксель?
— Да, это я, — сказал он, быстро приблизившись и присев рядом с тем местом, где сидела у стены я. Протянув руку через прутья решетки, он попытался нащупать мою ладонь, но я не позволила — она была холодной и мокрой от слез. Кажется, я плакала во время своего короткого забытья. — Где ты?
— Я здесь, — сказала я, но с места не сдвинулась. — Как ты попал сюда? Тебя тоже…
— Нет, нет, — перебил он. — Я договорился с Меррой о свидании с тобой. Пообещал ей… кое-какие привилегии, если она позволит мне увидеть тебя перед казнью. Сослался на любовь и все такое.
Хорошо, что было темно. Я бы не вынесла, если бы он увидел сейчас выражение моего лица. Он пошел ради меня на одолжение женщине, которая готова была его убить. Я знала, какого рода одолжение это было — ведь не дура же и заметила взгляд, которым окинула Лакса Мерра еще в зале.
В носу защипало от слез, и я всхлипнула, но тут же закрыла рот рукой, не желая, чтобы он слышал.
— Я надеялся, что нас вместе отправят в изгнание, и тогда у нас была бы возможность дойти на севере до Ворот в Б-ц, — сказал Лакс. — Ты ведь правильно все сказала, наказание для нас — изгнание, а не смерть. Я потому и просил тебя молчать. Мы могли бы быть изгнаны прямо к Воротам.
Я уткнулась лицом в колени, и слезы потекли рекой.
— Я все испортила, — сказала я шепотом. — Я… Я испугалась, и… я подумала, что она нас убьет… Я не послушалась тебя. Как мне теперь выбраться отсюда? Как? О Господи, мне так страшно, завтра я пойду на турнир, а я даже не умею сражаться…
— Стилгмар. Стилгмар, послушай меня. — Он тоже заговорил шепотом, быстро, как будто боялся передумать и не сказать того, что уже говорит. — Я не позволил бы убить тебя. Мы… все будет хорошо, я тебе обещаю. Только верь мне. Я обещаю тебе. Только не отчаивайся.
Он повторил это снова, настойчиво, словно убеждая в этом себя и меня. Но я не верила ему.
Конечно, не позволит. Я умру — и значит, он потеряет возможность потащить меня в Дайтерри, и значит, его милая Силенка лишится возможности использовать меня как подопытного кролика в своих изысканиях по мирам, это значит, что Белый мир потеряет человека, в которого они уже вложили силы и средства, это значит…
Я отшатнулась от него.
— Я поняла тебя, Лакс.
Я сказала это или проскрежетала?
— Мерра ждет тебя, мужик, — спокойной сказала подошедшая к нам женщина с факелом, и. бросив на меня прощальный взгляд, Лакс ушел за ней.
Шаги стихли, я свернулась на подстилке калачиком и, стуча от холода зубами, принялась думать.
Я хотела вернуться домой. Я должна умереть, чтобы вернуться домой.
Но смогу ли я? Справлюсь ли я? Сделаю ли я то, что должна сделать?
Я словно погрузилась в кошмар, из которого не было выхода ни во сне, ни в реальности. Ночь я провела без сна, не смыкая глаз, пялясь воспаленным взглядом в темноту, разбавленную топотом маленьких лапок каких-то здешних грызунов и кашлем стоящей у двери стражи.
Мне было больно. Больно оттого, что моя жизнь не принадлежала мне. Больно оттого, что меня хотели спасти — но не потому, что любили меня или жалели, а потому что не выжали из меня все необходимое, не осушили меня до капли, не заставили довести до конца начатые дела. Судьба Дайтерри зависела от меня. А что такое судьба человека перед судьбой целого мира?
Что такое чувства для того, кто лишен всего, кроме ненависти?
Я смотрела в глаза стоящей передо мной женщины и старалась не отводить взгляда. Зрители на трибунах кричали, требуя крови.
Лучший воин страны отвела руку с копьем за спину и выпустила его прямо в меня. Ее глаза ничего не выражали. Она меня уже не видела. Она видела перед собой только мишень, и мое сердце было ее центром.
Копье пронзило воздух, вонзилось в меня точно в назначенном месте и исторгло из моей груди вопль дикой боли.
А потом я умерла.
ЧАСТЬ 2. Одн-на. ГЛАВА 18
Момент смерти был подобен вспышке черного света перед глазами. Она ослепила меня, лишила разума и надежды, отняла мечты и желание жить. Я хотела закричать, но больше не могла, я захотела схватиться руками за рану, сделавшую меня мертвой, но у меня больше не было рук, не было тела, меня больше не было. Это длилось всего мгновение, за которым последовало ощущение падения — и тишина.
Ее вскоре нарушили звуки: такой узнаваемый шелест ветра в верхушках деревьев, шепот листвы под лапками каких-то мелких зверушек, тихий свист моего собственного сбившегося дыхания.
Я лежала в свежевыпавшем снегу, лицом вниз. Ушла зимой, вернулась зимой — все, как и обещал Аргента. Хоть в этом он меня не обманул. Щеки кололи холодные мокрые иголки, под пальцами намерзало, но я не сразу заставила себя подняться на ноги. Еще слишком живо было чувство смерти. Еще болело пронзенное метким ударом копья сердце. Я еще была там — в Миламире, где Лакс обещал прийти и спасти меня, но не пришел.
Я уперлась руками в землю и встала сначала на колени, потом на ноги. Куда меня занесло? Вокруг шумел кронами зимний лес, далеко вверху вздымались к небу гордыми вершинами горы. Кажется, я вернулась на лыжную базу. Я оглядела себя, отмечая покрой оказавшейся на мне при перемещении одежды. Теплый свитер, теплые джинсы — джинсы! — зимние ботинки, куртка. Порывшись в кармане куртки, я наткнулась на пару варежек, которые тут же надела. Одежда была земной. Растения казались земными. Неужели я все-таки вернулась домой?
Вот только куда именно вернулась? Я не помнила на карте базы никаких кроме нее самой опознавательных знаков. Но база находилась под горой, а значит, мне нужно спускаться вниз. Наткнувшись на лыжную тропу, я смогу идти вдоль нее до самого здания. Авось, повезет с внутренним компасом, и он куда-нибудь меня выведет, пока не наступила ночь.
Я определила по высоте солнца, что день еще только начался. Лес тянулся в обе стороны, но в восточном направлении, как мне показалось, он был реже. Я решила пойти туда. Снег под ногами приятно хрустел, ветер путался в верхушках деревьев и почти не мешал идти, лишь изредка забрасывая в лицо пару снежинок с ветвей.
Уже через час я поняла, что, скорее всего, ошиблась с направлением, но возвращаться не стала — слишком далеко уже ушла, да и первая усталость подкрадывалась. Лес тянулся и тянулся, не собираясь заканчиваться, а я уже подумывала о еде и воде. В карманах ничего полезного не нашлось, да и что я могла бы сделать, например, с ножом или линзой? Солнце светило неярко, а жевать ветки я пока морально была не готова. Я старалась не думать о том, что могла оказаться где-нибудь в ЯНАО или в диких лесах Аляски. Иначе мое путешествие окончится уже с наступлением первой ночи.