– Понятно.
– Как думаешь, кого?
– Да кого, кого… Веселова. Парень выносливый и сообразительный.
– А еще?
– Пусть сам скажет. – Родионов негромко зовет:
– Сержант!
Слышно, как впотьмах лениво перекликаются редкие деревенские собаки. Прочертив дымным следом крутую траекторию, ракета упала где-то далеко за рекой, осветив побитые снарядами деревья. Из темноты появился Веселов.
– Слушаю, товарищ старший лейтенант.
– Сержант, надо узнать, что там у немцев делается.
– Понял, товарищ старший лейтенант.
– Да чего ты заладил – лейтенант, лейтенант… В общем, надо пробраться на тот берег. Через речку. За деревней она узкая и мелкая. Желательно взять «языка». Надо узнать, ждут ли они подкрепление и когда.
– Понял.
– Идти надо вдвоем… Кого возьмешь?
– Любого… Ну давайте Антонюка.
Родионов недоверчиво переспросил:
– Антонюка? Н-да… Боюсь я за него.
– Ничего, зато он парень не хлипкий.
Капитан перехватил настроение Родионова:
– Есть сомнение?
Веселов переминался с ноги на ногу:
– Ребята устали после боя, а он вроде ничего.
Капитан строго сказал:
– Выходить сейчас, пока темно. Вернуться к утру… живыми.
Из-за кустов появился полураздетый Гуськов. Он в кальсонах, сапогах и в гимнастерке. Все с удивлением посмотрели на него.
– Это что такое? – Добродеев переглянулся с Родионовым.
А Гуськов, не обращая внимания на строгих командиров, искренне обрадовался, увидев капитана. И словно на гражданке, стал восхищаться, забыв об одежде:
– Товарищ капитан? Вернулись? Живой! Слава тебе, Господи…
– Почему в таком виде? – еле сдерживая смех, спросил Добродеев.
– Дык я на речку ходил, – почесал раннюю лысину Гуськов. – Вода холо-одная.
Веселов поправил пилотку, из-под которой выскочили веселые русые завитушки.
– А он всегда, товарищ капитан, после боя кальсоны стирает. Святое дело.
– Э-э-э, губошлепый балаболка. Не кручинься за меня.
– Оденься скорее, а то простудишься, – улыбнулся Добродеев.
Родионов незаметно дал знак Веселову. Тот как появился из темноты, так и исчез.
– Это я сейчас, мигом. – Гуськов стеснительно мнется. – У вас закурить не найдется? – Добродеев протянул пачку папирос. – О-о! Папиросы «Беломор». Сразу видно, из тыла человек прибыл.
– Бери, бери.
– Кто добро творит, того Бог благодарит, – Гуськов берет две штуки. – Я ведь папиросы-то, не очень…
– «Не очень», а берешь две штуки.
– А две потому, товарищ капитан, что одну сейчас, а другую после боя. Чтобы цель была выжить.
Родионов, сдерживая улыбку, старался придать голосу приказной тон. – Иди в избу, обсушись и ложись спать.
Гуськов прячет папироску за ухо:
– Благослови вас, Господи. – Быстро уходит.
Добродеев осторожно садится на брошенное у сарайчика бревно, закуривает.
– Никакая армия не научит Гуськова дисциплине.
– Да уж… И не нужна ему эта война… Он классный плотник. В деревне дома строил.
– Да и мы с тобой, Федор, не по своей воле здесь. Если бы не фашист, готовились бы сейчас к пахоте. Земля-то ждет!..
– Да тише ты. Кругом смерть, а ты – «земля».
– Самое страшное, Федя, – человека на войне приучают убивать.
– Не убивать, а защищать свое Отечество…
И разговор как-то замолк. Только огоньки от папирос нервно вспыхивали. Повисла в ночной тишине задумчивая пауза. Оба понимали, что не по своей доброй воле взяли в руки оружие. Они войну не искали. Она сама, кровожадная, пришла к ним, а их долг – освободить родную землю от пришельцев.
За стеной сарайчика послышались позывные. Там примостился связист Камратов со своей аппаратурой. Он сонным голосом разговаривает с коллегой из штаба:
– Я – «Роза»… Слушаю… Чего ты там?.. «Роза» слушает… Да не сплю я… Ничего особенного. Тихо. Тихо, говорю… Немножко постреливают. Ладно. – Вешает трубку.
– Весна растревожила мне душу, Федор. К земле потянуло.
– Ничего, Паша, скоро мы этому фрицу окончательно хвоста наломаем и тогда…
– Зачем люди убивают друг друга?
– Зачем? – Не найдя ответа, Федор замолчал. – И что тебя на философию потянуло? Ты, я смотрю, Паша, пока в госпитале валялся – делать-то нечерта было…
Где-то далеко взвилась ракета, на секунду высветив суровые лица друзей.
Глава 4.
Небольшая плоскодонка бесшумно скользит по бархатной глади неспешной и неширокой речушки. В лодке Веселов и Антонюк. Лодка, чуть шурша, скрывается в прошлогодних камышах. Бойцы, напряженно прислушиваясь, ступают на топкий берег. Здесь еще хозяйничают немцы. Веселов насторожился, услышав подозрительный шум, подумал: «Наверное, разбудили лягушек». Убедившись в безопасности, тихо прошептал:
– Лодку подтяни… Только тихо.
Антонюк, боязливо озираясь, подтягивает лодку к берегу.
– Надо запомнить, где ее оставили, чтобы потом не искать.
Осторожно наступая на мокрую землю, разведчики направились в сторону деревни.
В сарайчике связист Камратов сонным голосом продолжает ворковать:
– «Акация», «Акация»… Гутен морген… Я «Роза», «Роза»! «Роза»!! Проверка линии. Проверка линии!.. Черт глухой.
Добродеев отодвинул гнилую доску сарая:
– Чего там?
– Да… «Акация»? – Связист неожиданно встрепенулся. – Так точно, есть. – Передает трубку Добродееву.
– Слушаю… Понял… Слушаюсь, товарищ полковник. – Посмотрел на Родионова. – Здесь… Передам… Точно в назначенное время? – Смотрит на часы. – Слушаюсь. – Передает трубку связисту.
– Из штаба? – Родионов напрягся.
– Передают тебе благодарность за этот населенный пункт.
Родионов чуть расслабился.
– Полковник сказал, где-то важную высоту хотят отбить у немцев. Танки пойдут туда. А шум поднимут по всему фронту дивизии, чтобы сбить немцев с толку. Артполк выставит тягачи на передовую.
– У нас уже стоит один.
– Сказал, что как только подтянут тылы, будет приказ – двинемся дальше.
Глава 5.
Разведка – дело рискованное и опасное. Разведчики – смелые люди. Труд их бывает бесценен. Он опирается на мужество, преданность и жертвенность. Разведчики Веселов и Антонюк притаились в зарослях высоких кустов на краю деревни.
Слышна немецкая речь. Около добротной избы – видимо это немецкий штаб – стоит мотоцикл. Из избы то и дело выходят и входят офицеры и солдаты. Двое умчались на мотоцикле… Немного стихло. Веселов напряженно следит за перемещениями немцев.
– Эх, если бы понять, что они там лопочут.
– Сцапают нас здесь немцы – узнаешь, что лопочут, – забурчал Антонюк. – Вон они кругом.
– Не роняй сопли, – Веселов, не отрываясь, продолжает наблюдать за немцами.
– Понятно, что они готовят наступление, – жалобно застонал Антонюк. – Пошли к лодке, пока не поздно.
Веселов с досадой посмотрел на Антонюка.
– Правда говорят: Чтобы узнать человека, надо в разведку с ним сходить, – почти зло прошептал Веселов. – Нам нужен «язык».
– Чихал я на него. Скажем – не удалось…
– Ну и дремучий ты мужик, Антонюк. Ошибся я в тебе.
– Ох ты, ох ты! Зря я согласился с тобой идти.
– Не замечал я раньше, что ты такая гнида. Думал – ты нормальный мужик.
– Приказ мы выполнили – увидели, что здесь происходит.
– Ты, Антонюк, тупой, как сибирский валенок. Только «язык» скажет, что у них на уме.
Подул слабый ветер, мокрый и холодный. Из грязных туч, расплывшихся над головой, заморосил мелкий дождь.
– Хватит дурью маяться. У меня мурашки бегают по телу.
Улыбнулся сержант, но его улыбку Антонюк в темноте не видел.
– Смотри, чтобы они не затоптали твою совесть. Чего нюни распустил?
– Упертый ты, Веселов. Еще шутишь. Как ты его возьмешь, этого «языка»?
Глава 6.
Неугомонная война даже ночью не спит. Во тьме где-то неожиданно затеялась далекая беспорядочная перестрелка.
