«Нет. Этот ублюдок так просто не отделается…»

Я прошла внутрь темного помещения, громко хлопнув за собой железной дверью, и приглушенный треск пламени остался где-то позади.

— Привет, Тони… — негромко процедила я, открывая лицо и неспешно направляясь к пирату, но мой голос был достаточно тверд, чтобы меня было слышно.

Антонио поднял на меня глаза, и выражение его лица в один миг сменилось удивлением, а затем в темно-карих глаз промелькнул страх, который пират тут же запрятал далеко в свою задницу. Вот только я уже увидела этот страх. Видела и желала лицезреть вновь. Осознав, для чего я нахожусь здесь, Антонио нервно усмехнулся и припал лопатками к стене, вновь застонав от резкой боли. Тяжело и рвано выдыхая, он исподлобья посмотрел на мою приближающуюся фигуру. Длинные кучерявые волосы прилипли к потному морщинистому лицу испанца, от чего его лоб блестел под светом язычков пламени, а губы потрескались, громко втягивая воздух, которого и так здесь не хватало.

— А вы… Вы еще более чокнутая, чем о вас говорят, милочка, — хрипло усмехнулся пират, скалясь двумя золотыми зубами, — Осознанно войти в горящее здание… В надежде найти отмщение… Не каждый псих на это решится, а?

Он засмеялся и тут же закашлялся, вдыхая новую порцию дыма.

Я молчала. Молчала и пристально разглядывала этого человека, лежащего буквально у меня в ногах, стоило лишь приблизиться на пару метров. Мне хотелось вновь поймать его взгляд и увидеть в нем хоть каплю раскаянья. Оно бы не спасло Антонио от моей мести, но мне бы стало в разы легче, увидь я сомнения в его глазах, увидь я, что этот ублюдок хоть на миг задумался и пожалел о том, что совершил. Я долго молчала, долго искала в его взгляде это гребаное раскаянье и не находила. От этого внутри закипала ярость, и зверю, и так находящемуся на пределе, становилось невыносимо жарко, и он требовал выпустить его наружу.

— Чего же… Чего же вы ждете, милочка? Ха? — процедил испанец. — Куда делась вся ваша решимость?

Замечаю, как дрожащая рука пирата тянется к кобуре.

— Хитрый сукин сын… — процедила я и одним движением сняла с плеча автомат, беря его в обе руки, и ударила тяжелым прикладом по локтю Антонио.

Его кость тут же издала противный треск, а рука выгнулась в неестественном положении. Пират завалился на бок, сдавленно хрипя, не в силах даже вскрикнуть. Теперь засранец не дотянется до кобуры при всем желании. Я отошла в сторону, давая пирату несколько секунд на то, чтобы прийти в себя, так как он был нужен мне в сознании. Рука все так же сжимала дуло автомата, словно это был спасательный круг, а пальцы нервно отбивали неизвестный мне ритм. Вернувшись к мужчине, я бросила на него презрительный взгляд сверху.

— Знаешь, обойдемся без пламенных речей, окей? Мы же не в гребаном кино, да, Тони? — с иронией заметила я, раскачивая в руке холодную винтовку.

Но на моем лице не было и тени ухмылки с того момента, как я захлопнула за собой железную дверь.

Не байки я пришла сюда травить.

Меня привели только злость и жажда мести.

Антонио, опирающийся о здоровый локоть, поднял на меня глаза. Наконец-то в них появился страх, страх пытки и неминуемой смерти. Но этот ублюдок никогда бы не признался в том, что увидел для себя угрозу в молодой и хилой на вид девчонке с материка…

Как жаль, что мы не успели познакомиться с Антонио поближе. Тогда бы он знал, на что я действительно стала способна…

— Что? Будете пытать лежачего, милочка? — гадко усмехнулся пират, — Ну разве это допустимо для принцесс, а?

— И кто мне это говорит? Ублюдок, который исполосовал кнутом беззащитную девушку? А до этого еще сотню таких же?! — от негодования я даже поперхнулась воздухом, которого уже ощутимо не хватало.

Провокация.

Блядская провокация!

Все мое внимание было обращено к моему обидчику, и зверю внутри было наплевать, умрет он сегодня или нет, главное — во что бы то ни стало забрать с собой этого человека…

Антонио хрипло засмеялся, вновь закашлявшись. Желанный страх в его глазах вдруг исчез, сменяясь насмешкой и надменностью, как в ту кошмарную ночь, когда он смотрел на меня точно так же, ударяя кнутом по моей спине. Словно не он здесь был жертвой, а я. Словно не он должен испытывать страх, а я. И от такой наглости я встала в ступор, смотря на то, как смеется этот психопат, лежащий у меня в ногах.

— Ах-ха… Ха… А знаете, милочка, в чем разница между вами и мной? А я скажу вам… Вы всего лишь жалкое подобие бойца. Такая же обезьяна ракъят, которая мечется и вопит, держа в руке пушку, но ни черта не может сделать.

— Какого хера ты несешь? — процедила я, сжимая дуло автомата и подходя на шаг ближе.

— Посмотрите на себя, — скалясь, ответил испанец, смеряя меня с ног до головы оценивающим взглядом, и я сжала челюсти, в попытке удержать зверя на цепи, — Хотите убедить меня в том, что за этой фигуркой и белым личиком скрывается сам дьявол во плоти, подобно мне и другим пиратам? А может, подобно самому Ваасу?

Пират был готов засмеяться вновь, но ему просто не хватало воздуха. Он несколько секунд судорожно глотал остатки кислорода, сжимая рукой окровавленный живот, пока не продолжил.

— Хотите сказать, вы способны на убийства, милочка? Или, может, на пытки? Не обманывайте себя. Мне жаль вас, Mary, о-очень жаль…

— Заткнись! — процедила я, ударяя прикладом по лицу бородатого испанца, чтобы сбить эту противную скалящуюся ухмылку с его губ.

Антонио замолк на несколько секунд, сплевывая густую кровь на пол, а вместе с ней и один из золотых зубов. Тяжело дыша, я выжидала, пока пират вновь обратит на меня взор, хотела увидеть в нем страх, мольбу о пощаде, разочарование в собственных словах обо мне…

— Жалкое размахивание палкой, обезьяна, — процедил он, подняв на меня глаза, и…

В них была все та же гребаная надменная усмешка. Этот ублюдок откровенно смеялся надо мной, растягивая треснувшие губы под разбитым окровавленным носом.

— Обезьяна, которая не достойна даже того, чтобы ее боялись.

Кровь. Кровь от пули в животе, кровь из губы, кровь из носа, пачкающая неопрятную эспаньолку. Зверь чувствовал запах этой крови сквозь едкий дым. И я знала, что моя рука, сжимающая дуло винтовки, уже не сможет сдержать этого зверя на цепи.

И я не собиралась его больше сдерживать.

Ведь такой пожирающей меня изнутри ярости я не испытывала никогда.

— Десять ударов? Да, Тони? — обманчиво тихо спрашиваю я, указывая большим пальцем на свою исполосованную им спину. — Приступим к отсчету…

Тяжело дыша я в последний раз смотрю на лицо моего мучителя, представляя, что будет на нем спустя считанные минуты. Я рычу, хватая дуло винтовки обеими руками, и наношу удар прикладом по лицу Антонио — он падает лицом в грязь, тут же приподнимается на здоровом локте и сплевавет новый сгусток крови, но теперь я не даю пирату времени на то, чтобы отдышаться. Пусть давиться собственной кровью. Пусть задохнется от нее, а не от черного дыма. Я снова рычу и наношу новый удар по его сломанной руке, и тогда Антонио наконец сдавленно стонет.

Я вспоминаю каждый удар кнута, что проходился по мне той ночью, и дышать от гнева становилось все тяжелее. Руки тряслись, но продолжали сжимать ствол. Еще удар, сопровождающийся моим отчаянным криком. Антонио сносит в другую сторону, и он падает прямо на сломанную руку, все так же сдавленно шипя и пуская слюну. В голове раздается его противный смех, которым он сопровождал мои пытки в ту ночь. Но мне вот почему-то не смешно. Я ничего не чувствую, кроме желания бить по самым больным местам этого уебка, вместо того, чтобы нанести удар по его виску или пустить пулю ему в лоб, подарив легкую смерть.

Нет.

Пусть мой обидчик видит, на что я способна. Пусть возьмет свои слова назад. Пусть умирает, долго и мучительно. Пусть станет примером для тех, кто следующим, благодаря причиненной мне боли, окажется на его месте. И предупреждением для тех, кто еще будет гореть желанием причинить мне эту боль…