Леонид Зорин
Транзит
© Леонид Зорин
© Aegitas publishing house, 2022
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Владимир Багров – архитектор-градостроитель, руководитель проектного института.
работают на заводе «Унмаш»:
Татьяна Шульга – мастер
Тихон Караваев – расточник
Петр Кузьмин – технолог
Клавдия – медицинская сестра.
Алла Глебовна – учительница.
Анатолий Пирогов – представитель горсовета.
Нина – его жена, архитектор.
Действие первое
Картина первая
Северный пейзаж. Багров и Пирогов. Несколько поодаль – Нина Пирогова. Багрову около пятидесяти, это высокий, представительный мужчина. Пирогову лет на десять меньше.
Пирогов. Вы словно на меня злитесь, Владимир Сергеич.
Багров. Разумеется, на вас.
Пирогов. Что же делать, если такая погода?
Багров. К бабушке вашу погоду.
Пирогов. Не летит самолет.
Багров. К бабушке самолет.
Пирогов. В конце концов, я не господь бог.
Багров. О да.
Пирогов (сдерживаясь). Возможности мои ограничены.
Багров. Уже понял.
Пирогов. Вам нравится обижать… дело вкуса.
Багров. Послушайте, родина посылает меня за свои бескрайние пределы. Через пять дней – кровь из ушей – я должен быть на пробуждающемся континенте. Неужели не ясно?
Нина (закуривая). В сущности, вы ребенок – вынь да положь.
Багров. Совершенно верно, я большое дитя. Я страшный капризуля и люблю, чтоб мои желания выполнялись.
Пирогов. Я понимаю ситуацию, но что же делать?
Багров. Пошевелите мозгами, найдите выход.
Пирогов (негромко). Поверьте, я ничего не имею против того, чтобы вы уехали.
Багров. В этом-то я не сомневаюсь.
Пирогов. Честное слово, вы могли бы не так открыто проявлять свою антипатию.
Багров. Как же я должен себя вести?
Пирогов. Ничего бы страшного не произошло, если бы вы приняли наше приглашение и пообедали у нас. И вообще если бы между нами возникли нормальные отношения.
Багров. Дело в том, что мы только начинаем ругаться. Я проектировал много объектов, и мне всегда мешали нормальные отношения с теми, кто воплощал мои замыслы. Мне много лет, у меня появился шанс создать город, какой я вижу в своем воображении, и я этот шанс упускать не намерен. Предпочитаю, чтобы вы считали меня вельможей.
Пирогов. Смею заверить, мы ни в чем не ущемили авторских прав.
Багров. Оставьте мои права в покое. Генеральный план для вас – закон.
Пирогов. А мы все делаем по генплану.
Багров. Послушайте, не притворяйтесь девицей, вам ясно, о чем я говорю. Вы разбили систему. Идея разбросана, рассыпана, разорвана на клочки. Раскидали город, а теперь будете ставить свои заплатки. Эта манера мне знакома. Так и намерены возить людей?
Пирогов. Владимир Сергеич, вы ведь знаете, между комбинатом и городом – деревня Углы. Мы и возим в объезд.
Багров. Углы… Углы.
Пирогов. В будущем их снесут, а пока что – придется терпеть.
Багров. Ну, еще бы! На главной улице – лужа, телега ее объезжает. Лужа высыхает, колея остается.
Пирогов (ему все труднее сдерживаться). Что прикажете делать? Багров. Ломать Углы. Ломать.
Пирогов. Там две тысячи жителей.
Багров. Знаю.
Пирогов. Надо выкупать их дома, платить за урожай.
Багров. Разумеется.
Пирогов. Москвичам слишком многое кажется легким.
Багров. Справедливо замечено, я – москвич. Я барин и живу по принципу «чего хочет моя нога». Но меж тем комбинат хочет того же.
Пирогов. Комбинат хочет подмять город, сделать его своим придатком. Вот чего хочет комбинат. Но это – не выйдет.
Багров. Хорошо, кабы вышло. Рассуждайте без фанаберии. В данном случае, Анатолий Данилович, город рождается из комбината Нет комбината – и города нет. И вам с этим придется считаться. Во всяком случае, еще многие годы. Вы меня расходами хотите смутить. Вы плохо знаете ваши расходы. Объезд – это три часа в пути. Три часа – с работы и на работу. В масштабах жизни – семнадцать трудовых лет.
Пирогов. Владимир Сергеич…
Багров. Это не все. Люди ходят не только на службу. Где находится вся обслуга?
Пирогов. Повторяю, я не господь бог.
Багров. Не повторяйте, я запомнил. И наконец, есть такая эфемерная вещь, как настроение. Представьте себе, и оно стоит денег. Может быть, даже самых больших. Сильно подозреваю, что у ваших горожан после их утренней дороги настроение примерно такое, как у меня после нашей беседы. А мне сейчас работать противно.
Пирогов. Мне – тоже.
Багров. Вот и договорились.
Пауза. Нина с интересом за ними наблюдает.
Пирогов. Владимир Сергеич, я не беззащитная овечка.
Багров. Анатолий Данилыч, со мной ссориться как с медведем целоваться: удовольствия на грош, а неприятностей не оберешься. Пирогов. Вы что же – запугиваете меня?
Багров. Я просто хочу напомнить вам ваши собственные слова – вы не господь бог, и ваши возможности ограничены.
Молчание. Женщина внимательно на них смотрит.
Пирогов. Пожалуй, у меня есть предложение.
Багров. Слушаю вас.
Пирогов. Ежели вовремя добраться до станции Унгур, вы можете поспеть к экспрессу. Он останавливается там.
Багров (подумав). Дорога, конечно, оставляет желать?
Пирогов. Не Москва – Минск, но терпимо. Один участок тяжеловат. Багров. Один – это еще Эльдорадо.
Пирогов. Есть у нас водитель – Алеша Каныгин. Если он возьмется – поспеете.
Багров. Надо рискнуть. Выбора нет.
Пирогов. Только б найти его. Теперь счет – на минуты. (Быстро уходит.)
Багров (глядя ему вслед). Так хочет избавиться от меня – авось что-нибудь сделает.
Нина. А вы – экземпляр.
Багров. Сообщать мне об этом – не обязательно.
Нина. Мужу ведь неприятно, когда вы при мне его цукаете.
Багров. Мало ли что кому неприятно.
Нина. Вы об этом, само собой, не подумали?
Багров. Ежели ему неприятно, почему он вас за собой таскает? Так вы ему нужны?
Нина (помедлив). Однако в ваших словах есть некая мысль.
Багров. В моих словах всегда есть мысль. В этом, знаете ли, моя специфика.
Нина. Итак?
Багров. Итак, я красоту жен к достоинствам мужей не отношу.
Нина. Вы слишком плохо о нем думаете. Я его сама просила.
Багров. Зачем?
Нина. Вы забыли, что я архитектор.
Багров. Вы об этом забыли, дорогая русалка. Вы должны горло за меня грызть.
Нина. Должна?
Багров. Обязаны. Это ваш муж не господь бог. А я как раз господь бог.
Для вас. Если уж вы архитектор.
Нина. Владимир Сергеич, вы старше меня…
Багров. Знаю, знаю…
Нина. Неужто же вы не привыкли к объективным причинам?
Багров. Я привык к тому, что один рождает мысль, а другой ее хоронит. Это разделение труда удивительно мне опостылело.