— Да. До свидания.

— Нет!!! — к ним резко подбежал напуганный Зимин. Он переживал, что не успеет оказаться здесь прежде, чем полицейский бы ушёл. — Где он лежит? Какая больница?

Док растерялся и рассказал, осматривая подбежавшего.

— А кем вы ему приходитесь? И как вас зовут?

— Ты никуда не пойдёшь! — завопила Светлана, схватив того за руку. — Ему давно пора умереть, и он должен загнуться, как псина, в одиночестве!

— Отпусти меня! — закричал Зимин в ответ. — Он мой отец! Настоящий отец! Я люблю его, а он любит меня! Иди и плачь в свой фартук! Хватит лезть ко мне! Если он умрёт, я никогда не прощу тебя!

Артур вырвался и выбежал на улицу в домашней одежде и носках, всхлипывая и растирая по щекам обжигающие слёзы. Ему хотелось беспомощно упасть и плакать, но перед этим надо добраться до больницы. Следователь остановил женщину в проёме двери, слегка нахмурившись.

— Светлана Прокопьевна, оставайтесь дома и не покидайте город. Вы находитесь в подозрении, и если попытаетесь спрятаться, вас коснётся уже уголовная ответственность, и ждать вы будете в другом месте. Вашего сына допросят в участке.

Док подошёл к парнишке и снял с себя курточку, накидывая на него. Серьёзное выражение лица смягчилось, появилось сожаление и сострадание. Ни о какой строгости речь не шла.

— Ты в порядке, парень? Может пойдёшь оденешься? — было понятно, что официальность здесь неуместна. Некрасиво для следователя при исполнении, но по человечески. Ответом стало мотание головой в разные стороны. Мужчина неуверенно положил руку на плечо парнишки. — Пойдём в машину. Хочешь довезу до больницы? Я и сам там ещё не был, не могу ничем утешить. Давай вместе надеяться только на хорошее? Уверен, твой папа быстро поправится.

Артур посмотрел влажными глазами на полного человека и закивал, стараясь сдержать слёзы, чтобы было чем поплакать ещё при виде Петра. Такой добрый, хотя большой и в форме. Они подошли к машине. Ронин открыл заднюю дверь и сел за руль, пристёгиваясь и настраивая зеркало, чтобы видеть парня. Радио снова включилось. Пускай пассажир отвлечётся и успокоится. Самому тошно. Мысли невольно касались напарника. Такой серьёзный дядька, но такой одинокий. Грустно приходить в пустую и холодную квартиру. Однако он всё равно заботится о нём. Несмотря на внешность и фигуру. Генри однажды пошёл против правил, подрался с каким-то сотрудником на задании, когда тот стал настраивать всех против Дока, мол от пышных форм нет ничего, кроме бесполезности. Мужчина ещё никогда не видел своего напарника настолько злым. Обычно тот придерживается нейтральности. После драки пришлось просить вышестоящих о помиловании. Меркантильные люди с широкими карманами для взяток. Ронин расстроился на задании, но после происшествия была только тревога и радость. Тогда он и услышал то, что так долго хотел: «Мы не просто напарники, Док. Мы друзья. Ты можешь положиться на меня. Вес — вторичность. Ты светлая душа. И мне есть чему учиться благодаря тебе.» Мужчина выдохнул и улыбнулся. Поднял глаза к зеркалу. Зимин долго пялился, а от встретившихся взглядов сразу же отвернулся. Редко ему встречаются такие хорошие люди. Наверное, всё-таки район не тот.

— А теперь скажешь, как тебя зовут?

— Артур. Зимин Артур Тихонович.

Водитель посмеялся.

— Не нужно официальности, это не допрос. Артур, значит. Красивое имя. У тебя хорошие отношения с папой?

— Да, хорошие. А почему вы так со мной говорите? Вам не будет плохо от такого? Люди в форме ведь должны говорить так, как вы говорили на пороге дома.

— Должны, но не обязаны, — мужчина подмигнул в зеркало, отводя взгляд на дорогу. Машина подъезжала к больнице. Долгое молчание.

— А вы правда считаете, что с папой всё будет хорошо?

— Конечно. Я знаю эту больницу. У меня здесь мама лежала. Её прооперировал божественный хирург.

— А как она теперь?

Док поколебался и выдохнул. Как же легко его разболтать. Хоть форму снимай для неформального диалога, а то потом будут снимать её официально с должностью.

— Она умерла во сне. Самая безболезненная смерть. И я рад, что она досталась ей. Мама была замечательным человеком. Никогда не забуду её любовь и тягу к жизни. Знаешь, я пытаюсь жить так же. Тяжело в таком мрачном мире. Распахнув руки, ты невольно подставляешься к распятью. Но кто знает? Нужно наслаждаться каждым днём. Радоваться, дарить радость. И если это последний день, ни о чём не сожалеть. Если только о том, что мог бы сделать ещё кучу-кучу всего, а судьба решила отправить на отдых пораньше, — Зимин улыбнулся. — Помирись с мамой, когда приедешь. Она вспылила на эмоциях. Значит до сих пор болит от упоминания бывшего мужа.

— Нет, это не из-за него болит, — собеседник заворчал, хоть и понимал, что мужчина прав. Как же тяжело унижаться, когда после такого правота остаётся постоянно на другой стороне. Чувство вины и обвинения всегда с ним, и люди будут с пеной у рта напоминать. — Меня воспитывал другой отец. Его звали Тихон. Он погиб в аварии. И с тех пор мама сама не своя. Обвиняет постоянно, кричит.

— Вот видишь? У твоей мамы большие проблемы, и ей нужна помощь. Никого рядом с ней нет, кроме тебя. Лишь ты являешься её опорой, — следователь явно не понимал глубину ситуации. Парнишка тяжело выдохнул и потупился, кивнув. Это был жизненно важный толчок. Только в ту ли сторону? Мысль о смерти от руки Светланы больше не казалась странной и пугающей. Если она совсем свихнётся, то хотя бы не в одиночестве. Как же Пётр? Сердце разрывалось между двумя родителями. Каково хоронить отцу собственного сына? Однако, если смерть ребёнка улучшит состояние Светланы, то Артур был готов принести себя в жертву, когда придёт время. Последний раз. Никто не видит количество страданий. Тогда пускай все будут счастливы. Слабый и беспомощный, он бы перестал сопротивляться. Так благословит судьба. Апатичность пришла издалека. Быть жертвой — вот и вся цель жизни. Так зачем же сострадание других людей? Пустая трата сил и времени. Парнишка опустил взгляд на куртку. Слова водителя проходили мимо ушей.

— Артур! — пассажир дёрнулся и сразу поднял голову. Кричащий неловко улыбнулся. — Я тебя позвал уже пять раз, но ты всё никак не реагировал. Мы приехали. О чём думаешь?

— Обо всём хорошем, — кратко ответил тот и вылез из машины, отдавая куртку. Холод пробирался со всех сторон. Главное не наступить в лужу полной ногой. — Возьмите обратно, мне не надо.

Док не успел открыть рот, как Зимин быстрыми рывками стал продвигаться к зданию, минуя лужи. Носки безвозвратно марались. Грязь охотно прилипала и размазывалась по рельефам пальцев и иногда опускающимся пяткам. Вскоре дверь больницы осталась за спиной. Ждать пришлось недолго. Различные незнакомцы то и дело опускали взгляд на ноги без обуви. Следователь зашёл через пару минут, подталкивая сразу же в нужную сторону. Он был в куртке и с более серьёзным видом, чем в машине.

— Идём-идём, не тормози, — почти шёпотом сказал тот и ускорил шаг, чтобы не привлекать лишнее внимание. Парнишка опустил голову. Тревожность увеличивалась с каждым разом. Раз вся его жизнь — быть жертвой, — почему он не может пожертвовать собой ради родного человека? Страх быть бесполезным. Упрёки имели уже не чужой, а очень знакомый голос. Свой. Оскорбления и унижения становились больнее. Стоит лишь начать. Артур споткнулся и схватился за ручку, сразу же вбегая внутрь. Следователь хотел предложить остаться ждать врача, но снова ничего не успел сделать.

— Петра!!!

— Петра? Разве его не Пётр зовут? — задумчиво пробубнил Док себе под нос, а затем повысил тон до нормального голоса. — Ты можешь посидеть с ним, только не делай глупостей. Когда придёт врач, я разберусь.

Дверь в палату закрылась. Зимин с трудом дождался конца этих советов, после чего подбежал к лежачему и стал сжимать расслабленную ладонь. Глаза заметались по телу. В правой руке в вене красовался катетер. Видимо ему ставили много капельниц. Парнишке стало жаль только сильнее. Хотелось оказаться на этом месте, чтобы забирать всю боль окружающих и видеть улыбки. Тело мужичка выглядело полноценным: конечности на месте, ничего не перекосило, анатомические пропорции сохранены. Смирнов спал от усталости и недавнего наркоза. Состояние оставалось под вопросом. Док осмотрелся и присел в коридоре, посмотрев на время. Ничего не оставалось делать, как залипать в стены и потолок. Минуты превращались в часы. Из дремоты следователя вытащила молодая девушка в халате.