Есть и новшество:, в структуре Д.О.П. организованы секретные учебные классы. Цель – подготовить группы, способные выполнять особо важные задания с использованием технологий будущего. Мы – я, Николка, Воленька Игнациус и есть первые слушатели или курсанты. Время от времени нас навещает Георгий. Ему, как царскому отпрыску и официальному наследнику Государя, негоже заниматься шпионскими делами – но уж больно интересным вещам учат на этих курсах. Вот он и находит время, чтобы посидеть на занятиях, повозиться со спецаппаратурой (смех и грех – простейшие диктофоны, направленные микрофоны и подслушивающие устройства, которые у нас можно без проблем приобрести через Интернет), пострелять из револьвера с глушителем и снайперской винтовки, поупражняться в рукопашке. А что, дело хорошее, глядишь, когда и пригодится…

Д.О.П. овские курсы располагаются в неприметном особнячке на Елагином острове – с собственным парком, обнесённым крепким забором. До дворца вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны оттуда рукой подать; в большом дворцовом парке по выходным проводятся гуляния и даже соревнования Санкт-Петербургского императорского клуба любителей бициклов. Мы с Николкой не раз наблюдали, как спортсмэны в твидовых костюмах в английскую клетку проносятся по дорожкам на великах московской фабрики "Дуке" или рижского велосипедного завода – тех, что клепают свои знаменитые на всю Европу, самобеглые аппараты по образцам двадцать первого века. Ещё один вклад попаданцев в развитие местной цивилизации.

На Елагином острове мы проводим по два дня в неделю. Вечером, в пятницу, паровой катер забирает нас с пристани напротив Морского Корпуса, а поздно вечером, в воскресенье доставляет обратно. Об увольнительных с выходами в город пришлось, таким образом, забыть и, похоже, надолго – наше время расписано по минутам между Корпусом, офицерскими классами и курсами Д.О.П. Именно там, в особняке на Елагином острове, и поджидал нас главный сюрприз.

Девушки-курсистки! Да-да, не институтки-смолянки, которых приглашают на корпусные балы и прочие открытые мероприятия, где подразумевается женское общество (будущие морские офицеры должны уметь вести себя с дамами!), а самые настоящие слушательницы Елагиных курсов. В отличие от нас троих, появлявшихся здесь только на выходные, они жили в небольшом флигеле почти постоянно и проходили ускоренный курс специфических наук с упором на иностранные языки, современную политику и физическую подготовку. Все они, как и мои друзья, входили в круг посвящённых – и угадайте, с кого начинался короткий, всего в семь строк, список наших курсисток?

Ну, конечно: Варенька Русакова и её подруга Марина Овчинникова, двоюродная сестра Никола. Барон Корф, подбирая женский "контингент" для спецкурсов, прежде всего, обратился к ним. Вполне логичный выбор: девушки знают насчёт "гостей из грядущего", дали соответствующие подписки о неразглашении. И, главное: у обеих свежи ещё раны от прошлогодней потери, гибели во время мартовских событий Варенькиного кузена, юнкера и командира "волчат" Серёжи Выбегова. И когда поступило предложение заняться серьёзным, хотя и не слишком типичным для благовоспитанных московских барышень делом, они долго не раздумывали.

Перевод из Елизаветинской женской школы, где обе учились, и где преподавал Николкин дядя Василий Петрович Овчинников, в некое частное, чрезвычайно закрытое учебное заведение оформили быстро. Больше всего Варю и Марину поразило, что ради нескольких слушательниц на Елагиных курсах содержали полный штат преподавателей, обучавших девушек, в числе прочего, и по обычной гимназической программе. Свободное же время, которых у учениц Елизаветинской школы всегда было в достатке, теперь дочиста съедали занятия по иностранным языкам и "спецпредметам". Стрельба, фехтование, навыки рукопашного боя – могло ли такое привидеться им даже в страшном сне?

Когда мы с Пиколкой насели на барона с вопросом – "что тут делают девчонки"? – он ответил, что готовят нас не к роли пластунов-ухорезов, снимающих вражеские посты и взрывающих пороховые погреба (хотя и этими навыками овладеть не помешает), а к работе в качестве оперативников, тайных агентов, в том числе и за границей. "Неужели вы, молодые люди, – насмешливо осведомился Корф, – думаете, что на этом поприще вы сможете обойтись без помощи соратниц женского пола? Во многих из предстоящих вам миссий помощь девушек окажется незаменимой, и моя прямая обязанность, как начальника Департамента, подготовить для нас боевых подруг. Причём часть подготовки вы будете проходить вместе – юноша и девушка. Пары эти будут составлены специалистами Д.О.П. а с учётом соображений, вникать в которые вам, молодые люди, незачем…"

Так и вышло, что на грифельной доске в преподавательской комнате появилась таблица с малопонятными непосвящённым надписями: "Группа Алеф", "группа Бейт", "группа Гимель" – и далее, по буквам древнееврейского алфавита. И всё: никаких фамилий, только расписание занятий. Почему были выбраны именно такие обозначения, я не знаю, а барон в ответ на вопрос хмыкнул и ничего не сказал. Так что, группа "Алеф" – это теперь мы с Варей. Группа "Бейт" – Воленька Игнациус и незнакомая мне девица из Смольного института, а группу "Зайн", седьмую и последнюю в списке, составили Николка Овчинников со своей кузиной Маринкой. После окончательного утверждения списков все мы получили блестящие, никелированные двуствольные пистолеты "Дерринджер" под мощный смит-вессоновский револьверный патрон с выгравированными литерами своей группы. У нас с Варей это "Алеф", похожая одновременно и на кириллическую "Ж" и на латинскую "N".

Когда барон вручал нам оружие, собрав всех в небольшом зале на первом этаже учебного корпуса, я на миг почувствовал себя членом то ли масонской ложи, то ли тайного ордена, проходящего церемонию инициации.

Впрочем, так ли уж сильно я ошибся?

Англия, Лондон.

Группа "Алеф" на задании.

За окнами – Лондон, 1888 год. Столица Империи, над которой не заходит солнце. Викторианская Англия, времена Шерлока Холмса, детей капитана Гранта и диккенсовских персонажей. Мир паровых машин, угля, клёпаного железа и первой промышленной революции.

Что приходит в голову, когда речь заходит о Лондоне? Футбольный клуб "Челси", колесо обозрения на берегу Темзы, Вестминстерское аббатство, Тауэрский мост и… туман.

Это не тот экологически чистый продукт, слегка сдобренный бензиновой, стандарта Евро-5, гарью и ароматами "Макдональдса", который вдыхает житель двадцать первого столетия. Туман викторианского Лондона – густая смрадная субстанция цвета горохового супа – поражал все органы чувств, заставляя горько пожалеть, что вы явились в этот город, в эту страну, и вообще родились на этот свет. После такого не придёт в голову сетовать на неблагополучную экологию какого-нибудь Кемерово, Череповца или, скажем, Пекина.

"… здесь что, поблизости большой пожар?

О нет, мистер! Здесь поблизости Лондон."

В наше время житель мегаполиса почти не знаком с запахом угольной гари – если, конечно, не живёт неподалёку от металлургического комбината или угольной ТЭЦ. Раньше так пахло в вагонах поездов дальнего следования, где углём топили титаны-водонагреватели. А в старом Лондоне уголь повсюду – от паровоза до чугунной кухонной печки. Его пыль скрипит на зубах; он вторгается в дома печной копотью и каминной гарью. Порой его запах перебивает едкая вонь дёгтя, креозота и неистребимое амбре конского навоза. Мостовые усыпаны конскими яблоками; повсюду шныряют мальчишки с корзинами. Они собирают эти отходы жизнедеятельности и продают их по домам.

Из здания вокзала Виктория вышли в сумерках, и Иван сразу же стукнулся лбом о фонарный столб. Больно было ужасно, а ещё больше – обидно: никак не ожидал, что окажется в положении героя немой комедии. Но он и правда, не заметил этого треклятого столба! Фонарь где-то далеко вверху светил тусклым жёлтым светом, с трудом рассеивая вязкую мглу; из неё зыбкими тенями появлялись то люди, то нелепые, на паре высоченных колёс, повозки, называемые "кэбами". Они занимали в Лондоне нишу такси.