– Я очень рада, что вы решили почтить меня своим присутствием, но я устала и хочу спать, – нарушаю сгустившуюся тишину и принимаю попытку шагнуть в сторону, но резкая хватка на затылке возвращает меня в воронку синих глаз, а точнее на их дно, закрывая просвет плотным слоем ила.

– Ты не ответила на мой вопрос. – Мирон перемещает взгляд на мою шею и только когда я вижу, как он прищуривается, осознаю, что именно он видит. – Тебе понравилось?

Тяжело сглатываю, ощущая, как горячий румянец поднимается к моему лицу, но молчу.

– Давай я тебе напомню, если вдруг ты забыла, – Мирон оттягивает мою голову назад, прежде чем резко приникает к шее и всасывает кожу так сильно, что острая боль ударяет горячей молнией прямо мне в промежность. О, нет, до такого Антон точно не дотягивает, по крайней мере, мой пульсирующий клитор сходит с ума, будто я впервые узнаю о его существовании, в то время как жадный рот по новой присасывается к шее и кусает, сбивая напрочь все дыхание. – Тебе нравится? Или с ним было лучше? – приглушенно рычит мне на ухо и сильнее сжимает мои волосы, рывком направляя меня в сторону ванной. А я едва не спотыкаюсь о порог, перед тем как снова ощущаю хватку на затылке, а после замерзшее тело омывает теплым, даже горячим потоком воды.

Я даже не сразу нахожусь с ответом, с минуту рвано хватая воздух, пока озноб сменяется колючим жаром. Но стоит мне увидеть возвышающегося надо мной Мирона, как паника по новой бьет ключом. Находиться с ним наедине, а тем более в душе весьма опрометчиво, особенно когда через мгновение пуговица на моих джинсах со звоном расстегивается.

– Отвали! – изо всех сил пытаюсь вырваться, пока он сдирает с онемевших ног промокшие джинсы и, взбесившись от моего сопротивления, с рычанием направляет душ прямо на меня. – Не… Ненавижу, – выкрикиваю сквозь кашель. – Ненавижу!

Изворачиваюсь и влепляю ему пощечину, но мне мало, ладонь зудит, требуя еще, и я снова делаю это, хлестаю по лицу и плечам, пока меня не впечатывают лопатками в стену. Вот же… Глотаю стон боли и на мгновение замираю, не в силах справиться со сбитым дыханием.

– Дрянь! – рычит прямо в губы и обхватывает пятерней за горло. – Никто, слышишь! Никто не имеет права прикасаться к тебе, ты моя! Уяснила? Я заплатил за тебя! Я спас твою шкуру! Я! – сдавленно цедит он, царапая мне щеку жесткой щетиной, а потом задирает мои руки над головой. – Никому не отдам! – предупреждает, клеймя мучительной близостью и прожигая яростным взглядом в самые глубины сердца, а в доказательство припечатывает меня своим каменным телом в холодный кафель.

– В таком случае, – нервно облизываю губы, – лучше бы я сдохла!

– Дура! – выдыхает с какой-то горечью и кусает мою нижнюю губу до звонкого стона, который сразу же проглатывает жадным ртом, впившись в мой. – Сдохла бы, если не я, – заявляет с пугающей хрипотцой в голосе, сильнее сжимая мое дрожащее тело грубыми руками, а потом рывком избавляет меня от промокшего насквозь бадлона, причиняя мне боль, которая уже в следующую секунду тонет в жарких ладонях, сминающих мое горящее от мужской близости тело.

Нет, мне не может нравится такое! Не может! Но его губы, пожирающие мои стоны, доказывают обратное.

Мысли лихорадочно мечутся, кружа мне голову своим буйством в попытке зацепиться хоть за какой-то отросточек разума и вытянуть меня из омута сексуального рта, но ничего подобного не происходит.

И вместо того, чтобы оттолкнуть, я лишь беспомощно царапаю его широкие плечи сквозь мокрую ткань рубашки, оглушая сама себя собственными стонами от того, с какой яростью во мне орудует его дикий язык, выбивая из легких последние клочки воздуха.

Этот мужчина уничтожает остатки здравомыслия, разрывая меня на мельчайшие крупицы пылающего отчаяния, подобно буре, сметающей все на своем пути или смерчу, вырывающему с корнем мой мозг. Пока внезапно мне не дарят возможность сделать спасительный глоток кислорода, и словно сквозь слой ваты я слышу гортанное рычание Мирона, оторвавшегося от моих искусанных губ.

Секунда, две, три и мой взгляд фокусируется на мужчине, гнев на лице которого через мгновение сменяется болезненной гримасой.

«Неужели я так плохо целуюсь?» – непрошенный вопрос проносится вихрем в голове, повергая меня в очередное смущение, но я забываю обо всем, когда две шероховатые ладони сжимают мои ягодицы и прижимают мой живот к внушительному бугру. Прежде чем я понимаю что происходит, Мирон сталкивает нас лбами, опаляя мои губы резким выдохом.

– Предупреждаю, Варя, – хрипит он, все еще удерживая меня на месте, как безвольную куклу. – Еще раз увижу с тобой этого пиздюка, переломаю ему пару позвонков. – Теперь он еще сильнее вонзает пальцы в мою плоть, до легкой боли и жжения на коже, безмолвно доказывая мне, что я действительно принадлежу лишь ему. Но как только смысл сказанных им слов доходит до заплывшего туманом похоти мозга, я отстраняюсь. Нет, отшатываюсь как от яркого огня. Вот только Мирон не позволяет мне этого сделать, вновь увлекая в пекло поцелуя.

Потерянная в пламени безудержной страсти этого мужчины, я совершенно не понимаю, сколько проходит времени, прежде чем слышу его шумное и тяжелое дыхание. Чувствую, как пульсирует под его сильными пальцами моя обнаженная кожа, а после вижу темно-синие, практически черные, как ночная мгла, глаза.

– Вы… – сглатываю, часто моргая от льющейся по лицу воды. – Вы не причините ему боли.

– Уверена? – с ложным спокойствием интересуется он и приникает к моему уху порочными губами. – Из-за тебя, Бантик, я уже убил пару человека и этот сопляк не станет исключением.

От услышанного все мое тело сжимается, как от удара, позволяя нарастающему внутри страху парализовать собственный язык.

Теперь эти варварские руки кажутся клеймом. Обжигающим до костей. Разъедающим каждый миллиметр моей плоти, пока я горю в капкане его остервенелых объятий.

– Нет, – шевелю одними губами, все еще часто дыша от ужаса и неверия, что это правда. – Зачем вы все это делаете? – мой голос шелестит чуть громче шума льющейся воды. – Что мне сделать, чтобы вы оставили меня в покое? Или оставьте сами! Потому что я не смогу дать вам то, что вы хотите! – цепляюсь дрожащими пальцами за его мокрую рубашку, едва сдерживаясь, чтобы не начать колотить каменную грудь.

Мирон раздраженно сжимает челюсть, но не произносит ни слова, лишь выжигает горящими синими льдинами мое хрупкое сердце.

– Прекратите пугать меня! Вы ведь на самом деле не такой. У вас добрая душа… – пытаюсь сменить гнев на милость, совершенно не зная, как себя вести, с мужчинами ведь так нужно? По-хорошему? Вот и я мурлыкаю, как послушная кошечка, полностью отказываясь от каких-либо разумных действий, привстаю на носочках и обхватываю руками колючее лицо мужчины. – Не нужно быть со мной грубым… Отпустите и я исчезну.

Но он обрывает глупый поток слов, небрежно скидывая с себя мои руки. И я закусываю щеку до яркой боли, желая стереть из его памяти мою ласку, которую он отверг.

– Я эгоистичный ублюдок, малышка, не жди от меня ничего и не питай никаких иллюзий. Я трахаю тебя, ты получаешь деньги. – Жесткие пальцы хватают за подбородок и удерживают так, чтобы я не улизнула от проникновенного взгляда волчьих глаз. – Ты ведь хотела хорошей доли? Учеба? Новая жизнь? Я дам тебе все это. Но для начала, деточка, надо поработать.

– Я не хочу так… – качаю головой, срываясь в пропасть истерики. – Не хочу быть содержанкой отца своей подруги! Тирана и убийцы! Я хочу жить, так как хочу, делать выбор сама, падать и ошибаться, но все сама! А вы считаете меня глупой куклой! Управляете мной, совершенно не думая о том, что чувствую я! Когда сами целую неделю даже не появлялись! И оказывается следили за мной, а теперь явились и требуете отказаться от общения с другом?

– А ты считаешь себя умной? – с презрением подмечает он, игнорируя все сказанное. – Ты один раз уже упала и если бы не я, не встала бы с колен.