— Что вы себе позволяете? — ничего больше секретарша сказать не могла.

Ее погубила ее стервозность. Будь она девушкой вдумчивой и уравновешенной, она легко бы держала линию защиты, учитывая, что моя обличительная речь основывалась на одних догадках. Но она сделала ошибку.

Секретарша вскочила и набросилась на меня, видимо, мечтая убить и подложить в кабинет Дятлова. Такую подставу я никак не могла позволить. Она вцепилась мне в волосы, но тут же получила сокрушительный удар сумкой с тяжелым разводным ключом. Она с криком бросилась на меня во второй раз, и мы, сцепившись, упали на пол.

В этот момент вошел Дятлов. Он встал и минуту ошалело смотрел на драку в приемной. Неизвестно, сколько бы он еще наслаждался этим зрелищем, если бы я не крикнула: «Вызывайте охрану!» Мигом пробежавшие охранники отцепили от меня бьющуюся в истерике секретаршу. Забирал ее уже Пулеев.

Дело о мужеложстве закончилось вполне удачно. То есть дело пока еще идет, но уже без участия доктора Дятлова и, соответственно, моей персоны.

Теперь в получении взяток и в подделке медицинских документов обвиняется секретарша сексопатолога. Пулеев воспринял смену фигурантов без особого энтузиазма, но его энтузиазм теперь никому не нужен. Секретарша признала вину и довольно быстро сдала своего сожителя, предприимчивого молодого человека по имени Юра, который выступал неофициальным представителем доктора Дятлова в Союзе военных матерей. Он же был тем телефонным анонимом, который пугал Подземельного разглашением неприятных подробностей из жизни его родственников. Пулеев собирается довести дело до суда даже без помощи своих приятелей с Искровского проспекта.

Обнорский публично вынес мне благодарность, а Марина Борисовна — порицание. Она сказала, что таким карьеристкам детей и вовсе заводить не надо.

Иван Викторович Подземельный, мужчина приятной наружности, поместил свое чадо в закрытую, тщательно охраняемую клинику, откуда тот вряд ли изловчится удрать. А если даже и вырвется, беременные петербурженки могут спать спокойно — первыми о маньяке услышат немки. Поскольку эта клиника находится на берегу Рейна.

Кстати, я родила двух девочек. «Здоровые и энергичные, как сама мамаша», — с улыбкой заметил Модестов, но тайный страх мелькнул в его глазах: как он теперь будет справляться с тремя Железнячками? Учитывая многообещающие обстоятельства, при которых они родились… Но это уже совершенно другая история, о которой, я надеюсь, никто не узнает.

С рождением детей странности Модестова прекратились. Он действительно с батюшками и прочими церковными деятелями все это время якшался.

А «Мой малыш» — это магазин товаров для новорожденных. Модестов хотел сделать сюрприз и втайне от меня обставил целую комнату кроватками, манежами, игрушками и висюльками… Ту самую комнату, где я хотела поставить фонтан.

В тот же день, как я выписачась из роддома, мне позвонил Дятлов. Видимо, он хотел поблагодарить меня за успешное расследование дела о мужеложстве и поздравить с прибавлением в семействе.

Но я в этом не уверена, поскольку этого он так и не смог сделать. Зато он прочел полуторачасовую лекцию о ранней детской сексуальности и вреде женской фригидности у индивидуумов для общества.

«Специалист по расследованиям в области культурных, научных и околонаучных сфер, имеет обширные связи в кругах творческой интеллигенции. Женитьба на Нонне Железняк избавила его от многих недостатков, приобретенных за годы службы в оркестре Мариинского театра и „халтуры“ в ресторанах. Мягкость, чрезмерная вежливость, близорукость и любовь к домашним животным, по мнению коллег, Модестову еще пригодятся — он ждет ребенка от Нонны».

Из служебной характеристики

«В России меж тем кое-как скончался Ленин» — на этой фразе мне пришлось прервать чтение любимейшего из романов. Звонил Женя Покровский, и в первом часу ночи это было дурным знаком.

— Михаил Самуилович? Надеюсь, вы лежите, а если нет, прошу вас прилечь. — Возбужденный голос молодого священника звенел. Его полный намеков на какие-то шпионские страсти монолог и просьба о ночном визите вышибли меня из уютного седла. Вечер с книгой был казнен, и я помянул его рюмкой мадеры.

За второй, ожидательной, рюмочкой, которую моя обширно беременная женушка явно бы не одобрила, я припомнил забавную историю моего с батюшкой знакомства. Оно произошло на кладбище Александро-Невской лавры, продолжилось в сторожке местного могильщика, пьянененького и лукавого бомжа Женьки, потом переместилось в исторические архивы, а потом уже и к нам в дом. Даже общие знакомые у нас нашлись — мой однокурсник по консерватории Сашка Дворецкий служил, оказывается, не только в оркестре Мариинского театра, но и регентом в семинарии!

Тайны лаврских захоронений, которыми я занимался, дурно пахли. С помощью двух Евгениев я узнал, что новых покойников хоронят в старые склепы — частенько не разбирая имен и заслуг их «бывших» хозяев. Место героев Цусимы постепенно занимали кое-где и кое-как умершие бизнесмены, политики, а то и просто братки. Грустное было расследование! Его печальные открытия кое-кого задели, но скоро были забыты. Могильщика Женьку с кладбища за длинный язык согнали, а отец Евгений стал другом семьи.

На третьей рюмке этот батюшка уже сидел у меня, пролетев на своих «Жигулях» весь город. Рыжеватая шевелюра осеняла чело его, глаза горели праведным гневом и откровенным восторгом.

От мадеры он отказался, но хорошего чая с пирожком вкусил. И когда первые ритуальные глоток и укус были сделаны, батюшка молвил: «У нас в семинарии „жучки“ завелись». И смотрит эдак, озорник, с энтузиазмом.

— Какие еще жучки?

— Не дошло? Ах ты, Господи! Подслушивающие, конечно!

— Кого подслушивающие? Тебя, что ли?

— Модестов, ты меня решительно изумляешь. Слушай тогда по порядку.

И Женя рассказал о находке, сделанной двумя студентами семинарии в их собственной комнате, или келье, как там она называется. Мол, пришел к ним вчера их сокурсник по кличке Плеер и дал послушать из этого самого своего радиоплеера их собственные речи. Оказалось, минутой раньше он случайно обнаружил трансляцию тихой беседы товарищей на частоте около 98 FM и поспешил их этим известием обрадовать. Будущие пастыри были потрясены!

Пока они приходили в себя, Плеер принялся за поиски «жучка». Будучи человеком технически грамотным, он понимал, что обнаружил под слушку, и устройство искал, как натуральный Джеймс Бонд. Мебели в келье семинариста немного, поэтому «жучок» был найден уже через минуту — к днищу тумбочки скотчем была прикреплена черная пластмассовая коробочка размером с полпачки сигарет. Увы, детективу в рясе по всем правилам сработать не удалось: один из объектов наглой прослушки с криком бросился к тумбочке и сорвал электронное насекомое с насиженного места.

Плеера крепко шарахнуло по ушам, и трансляция прекратилась. Возможные отпечатки пальцев тоже приказали долго жить.

— Вот и вся, собственно говоря, история. И я к тебе, Миша, пришел за советом.

— И правильно сделали, святой отец, советы у нас бесплатные.

— Не надо ерничать, Миша, дело серьезное. Ребята попросили меня помочь, а других расследователей я просто не знаю. Не в милицию же идти!

Так я оказался втянутым в историю, начавшуюся в семинарии, а закончившуюся через две с половиной недели в Мариинке. Надо сказать, что события разворачивались стремительно. Буквально на следующий день после сообщения отца Евгения добро от Спозаранника на расследование уже было получено словосочетание «жучки в семинарии» подействовало на него магически. Батюшка, явившийся ко мне прямо в Агентство, еще не доел свой дежурный пирожок, а я уже составлял положенную согласно требованиям штабной культуры справку, на третьей же чашечке чая созрел и дерзкий план действий.