– Ты сейчас блеванешь, сядь, – ровно сказал он. – Что за тебя дадут форматчики?

– Господин Ангел, я потяну Вас за собой, – неожиданно значительно ответил смертник, не опуская стеклянных глаз.

– Это не в твоем характере.

– Я изменился. Думаю, подозрительная личность Лайона Ангела их заинтересует, как и некоторые секреты “Италмы”, исчезнувшие вместе с ним. Все сенсорные технологии сейчас снова в цене, так что мой конец станет и твоими проблемами, насколько бы менее публичным, чем я, ты не был.

– Угроза вместо благодарности? Видно, что у тебя не было семьи, которая обучила бы тебя манерам, – Адиль с удовольствием увидел, что здоровая часть лица Моро дернулась, как от удара наотмашь. – Не играй со мной, мальчик, я могу тебя прихлопнуть прямо здесь и сейчас, а труп закопаю в палисаднике. Вряд ли твое тело будут отслеживать по спутникам, иначе бы вокруг тебя уже был батальон личной охраны, ты же так решаешь свои вопросы, не так ли? А тут ты один, избит, и нескольких ударов хватило, чтобы почти прихлопнуть тебя. Что-то изменилось? Моро забросил свою любимую физкультуру?

Моро сверлил Адиля тяжелым взглядом, а тот наслаждался спектаклем. Он изначально хотел его отпустить, но сейчас эта куча дерьма не держалась на ногах, и выкинуть его не поднималась даже нога, отчего так, он сам не мог понять. Возможно, тот факт, что Моро все-таки вернулся в норму? Желание разобраться в его текущих схемах? Родезийский интерес, летальный для Моро? Это все ему было не нужно , – он же твердо ушел в Архитектор разума до конца времени Альянса.

– Лайон, дай мне уйти. Я не солдат, как ты не медсестра, – хмыкнул Валентин.

– Что мне будет за это?

– Финансово я вряд ли в состоянии умерить твои аппетиты, но в долгу не останусь, – юноша хмыкнул.

– Я тебя отпущу, диверсант хренов, с условием, что ты не помчишься сейчас же взрывать конвейер своей бывшей фабрики. Также, смой свой цвет волос, глаза болят, – с отвращением отвернулся Адиль, краем глаза наблюдая за выпученными глазами Моро.

– И все? – моргнул Моро.

– А что ты можешь мне ещё предложить? – снова повернулся к нему Адиль, недоумевающе смерив с ног до головы рысьими глазами. Моро машинально скрестил руки на груди, для чего ему пришлось отпустить опору – спинку кровати, и он снова пошатнулся. – Играть с тобой неинтересно: твой стиль не в моем вкусе.

– Ладно, – невпопад ответил Валентин, тряся больной головой. – Тогда пустишь меня на ночлег? Не могу вернуться в общагу сейчас и отдай проектор, нужно остатки зарплаты перевести на резервный счет.

Адиль фыркнул, тот, кто его знал, сказал бы, одобрительно и бросил в него квадратик:

– Будешь компенсировать мне отсутствие компании этой ночью.

– Ты же сказал… – нервно начал Моро, прикидывая исход драки между ними, тем более его так потрепали. Его поколотят без лишних усилий. Лайона нельзя недооценивать, как раньше.

– Завтра покажешь мне карнавал змярлых, – весомо сказал Адиль.

– Я…

– Твое побитое лицо спрячем за респиратором. Спи, уже пять утра. Тебе сегодня придется долго и активно работать, павлин, долго и нудно трудиться, – он намеренно употребил тоже слово, что и “Новый формат”, давая Моро тревожный сигнал.

– Ты где будешь спать? – осторожно спросил Валентин, и Адиль опешил, поняв, что где-то перегнул.

– У хозяйки, она в состоянии дать мне то, что ты нет, – он поспешил выйти из комнаты, оставив пыхтящего, как чайник, благонравного тьягита в своей квартире: ему было очень смешно. Впервые со времени пробуждения.

Тошнота проходила постепенно, и Моро почувствовал, что сможет заснуть. Серьга мигнула синим, уведомляя о входящем сообщении, он протянул к ней руку и заснул.

– Адиль, где ты был ночью? – женщина в длинном бархатном платье, по старой моде неотступно следовала за молодым человеком в слегка помятом костюме-тройке. При их приближении, слуги спешили удалиться как можно скорее, стараясь не попадать под горячую руку. Вишневые стены, темные портреты в тяжелых рамах, тусклое освещение, мраморные столики с вазами – все вокруг казалось слишком идеальным геометрически и обставленным согласно канону, как он автоматически отметил. Молодой человек прибавил шаг, как будто убегая от женщины, но стремясь сохранить чувство собственного достоинства.

Валентин не видел его лица, только удаляющуюся спину снизу вверх, он пока не понимал, что творится с перспективой восприятия, и с чьей точки зрения, он наблюдал:

– Сын! – он с удивлением понял, что это произнесла женщина, типажом похожая на старого премьера Врана. Идеальный родезийский язык Аласии тревожно зазвенел в ушах. Стук ее каблуков, длинный подол, Валентин запаниковал, молясь, чтобы это оказалось бредом сотрясшегося мозга, но сериал тем временем продолжался. Она протянула руку, хватая молодого человека за локоть. Он развернулся: ноздри гневно раздувались, даже русые волосы, казалось, развивались от исходящего раздражения, губы сжались в тонкую бескровную нитку:

– Матушка, – холодно взглянул на нее собеседник – Что Вам угодно?

Валентин почувствовал, как его сердце захлестнула волна неудовольствия, ощущение было весьма странным. Особенно учитывая явную угрозу в интонациях этого, это же не мог быть Лайон, она явно ему не послышалась. Интонация была так знакома, как только что состоявшийся разговор, напугавший его. Лайон – это Адиль?

– Адиль, ты опять кутил с этими развратными девками? – женщина как будто не злилась, а повторяла вынужденный ежедневный ритуал.

– Матушка, это не Ваше дело, – смерил её ответным тяжелым взглядом объект порицания и, протерев кулаком сонные золотые глаза, отвернулся.

– Как раз моё, у твоего отца в разгаре предвыборная кампания. Он лидирует с минимальным отрывом, а ты наносишь такой удар по нашей репутации. Вся семья трудится сутками, а ты только прохлаждаешься. Твои обязанности…

– Мои обязанности определены с рождения, – развернулся на пятках Адиль и удалился, оставив свою мать и девочку, подглядывавшую в щелку двери из соседней комнаты.

– Аймат, солнышко, выходи, видишь, твой брат ведет себя ровно также, как всегда, – женщина обернулась к ней и пожала плечами.

– Старший брат говорит, что ему надо перебеситься, – с удивлением услышал свой, девчачий голос Валь и перевел взгляд вниз на свои небольшие руки и маленькие ноги в бархатных туфельках, багровую юбку и темные колготки. Впервые в подобных сновидениях, он услышал мамино имя, произнесенное незнакомой родезийкой. – Я все равно у Вас останусь на пару дней, тетя. Во внутреннем дворце слишком скучно и Вы быстро вылечите меня от этой дурацкой ангины, – Валентин задумался, понимая, что при пробуждении вряд ли будет помнить происходящее детально. Мамины воспоминания всегда вызывали особый трепет, даже когда просачивались насильственно. Почти всегда.

Адиль – это Лайон, поэтому он видит это сейчас? Он – его дядя, Четвертый принц, пропавший без вести почти сто лет назад? Родезийские интриги всегда вызывали только головную боль. Как мог принц Альянса пропасть без вести во Вране, закрытой для всех системе-изгое? Перед глазами замелькали столпы синего пламени.

Моро подскочил на кровати, сердце колотилось, грозя выпрыгнуть из груди, он почти боднул Лайона, склонившегося над ним зачем-то, он не сразу сообразил, что тот проверял перевязку.

– Тебя что, мучают кошмары? – слегка удивленно посмотрел на него Ангел.

– Нет, – буркнул Валентин, старательно успокаивая нервы и обшаривая карманы в поисках завалявшейся конфеты. – Просто кошмар, – пробормотал он, массируя виски, во рту чувствовался тяжелый металлический привкус, и конфеты он явно где-то потерял, заесть стресс также не вышло.

Адиль молча протер салфеткой кровь с его лица. Моро мысленно снова включил счётчик расчета за услуги Ангела в качестве сиделки, но развидеть схожесть такого Лайона с тем, кажется, Аделем, он не мог.

Ястреб холодно смотрел, как Моро отказывается от завтрака, как Моро пытается ходить, как Моро тошнит, шатает и кидает из стороны в стороны, как он доходит до ванной и неуклюже закрывает дверь. Что-то не клеилось, где люди Моро, где “Шляд”. Когда младший Моро стал таким слабым и уязвимым? Вся их прошлая крутость шла только в комплекте с семейным положением, но оно же есть и сейчас. Тогда он хорошо держался, а сейчас, несмотря на мышечный тонус, казался покойником. Адиль никогда не любил загадки в отличие от своих братьев и сестер. Он любил только игры.