Бранка со временем смирилась с этой его особенностью. Во-первых, потому, что выпивал он не так часто и не так много, как некоторые другие жители их села, а во-вторых, будучи под воздействием винных паров, Эмиль никогда не проявлял агрессии к кому бы то ни было, не пытался ввязаться в неприятности, вёл себя спокойно, только был более задумчив и менее разговорчив, чем обычно.

   Тут Бранка отвлеклась от мыслей о муже: её взгляд случайно упал на немолодую уже яблоню. Одна из самых хороших ветвей дерева была почти отломана у основания. Наверное, соседские мальчишки снова пробрались в сад и лазали по деревьям, и кто-то из них сломал ветку, качаясь на ней. Вид этой пригнувшейся к земле повреждённой ветви вызывал у женщины почти физическую боль.

   Она как опытный садовод знала, что делать. В кладовой дома на такой случай имелось всё необходимое: купорос, садовый вар. Только верёвки не было под рукой, чтобы подвязать ветвь к стволу. В её поисках Бранка практически повторила маршрут сына по всему дому, и тут только ей стукнуло в голову -- ведь когда она входила в дом, на скамье у крыльца как раз лежали две скрученные в кольцо верёвки. Женщина быстро выбежала из дома. На скамье вместо двух верёвок теперь лежала только одна. Но её должно было хватить с лихвой.

   Обработав как положено и привязав повреждённую ветку, Бранка вернулась из сада и обнаружила мужа на крыльце. Он по обыкновению молча подошёл к ней и обнял.

   За забором раздался треск мотоцикла -- это Кристиан отправился к Эмме на день рождения. А они так и стояли, обнявшись и не говоря ни слова, пока у Бранки в кармане комбинезона не запищал мобильник.

   Звонила обеспокоенная Эмма -- Кристиан до сих пор не приехал к ней и на звонки не отвечает. Прошло уже полчаса, как он позвонил ей и предупредил, что выезжает. На мотоцикле дорога занимала не более пятнадцати минут.

   Сердце у Бранки ёкнуло в тревоге за сына: неужели что-то случилось с ним на дороге? Не попал ли он, не приведи господи, в аварию?

   Эмиль, не теряя времени, завёл свой старенький синий автомобиль, и они с Бранкой, обеспокоенные, поехали по маршруту, который должен был проехать их сын, чтобы добраться к Эмме.

   Уже почти стемнело и Эмиль вёл машину относительно медленно, всматриваясь при свете фар в дорогу и обочины по обеим её сторонам.

   Примерно километрах в пяти от села фары высветили валяющийся на обочине дороги старенький мотоцикл сына и его белый шлем. Самого парня нигде не было видно.

   Бранка с Эмилем выскочили из машины и стали криками оглашать местность, зовя сына.

   - Я здесь! - отозвался Кристиан.

   С огромным облегчением родители убедились, что сын не пострадал, услышав от него вкратце о случившемся. Эмиль, вскипев, порывался броситься в погоню за мерзавцами, намереваясь при этом позвонить в ближайший отдел полиции. Но Кристиан убедил родителей не вызывать правоохранителей, так как всё равно толком не разглядел грабителей в сумерках и не сможет чётко описать ни одного из них. Молодого человека в данный момент больше беспокоило то, что Эмма там ждёт его, только его одного, даже не стала приглашать к себе никого из друзей, специально для него наготовила много всего вкусного, а он уже не только опоздал, но и подарок не смог довезти в целости и сохранности.

   К радости Кристиана, доставшего коробку с сервизом из кустов и разглядывавшего её содержимое при свете автомобильных фар, разбитой оказалась только одна чашечка. Он был уверен, что сможет склеить её так, что будет почти совсем незаметно.

   Несмотря на происшествие и просьбы всё ещё беспокоящихся и переживающих отца с матерью позвонить Эмме с извинениями и вернуться домой, Кристиан твёрдо решил дальше ехать к своей благоверной. Зная характер сына, Бранка с Эмилем не стали больше отговаривать его от продолжения поездки, но предложили сопроводить его до дома девушки. Но молодой человек был категорически против такой опеки, всё-таки не малое дитя, а двадцатилетний мужчина. Он усадил родителей в автомобиль, попросив их спокойно ехать назад, и пообещал им, что как только окажется у Эммы, сразу же позвонит от неё домой.

   Снова привязав к багажнику коробку той же самой верёвкой, которая крепко держала подарок в начале поездки и совсем недавно так же крепко -- его руки за стволом дерева, Кристиан поддал газу и быстро скрылся в наступившей темноте. Лишь треск мотора мотоцикла какое-то время был слышен вдалеке.

   Эмиль с женой вернулись домой через несколько минут, всё ещё находясь в некотором волнении. Вскоре Кристиан, как и обещал, позвонил с телефона Эммы и заверил отца с матерью, что он на месте и всё хорошо. Убедившись, что их сын теперь благополучно добрался до своей избранницы, супруги сели за поздний ужин."

   - Ну вы мастак! - восхитился Ксандр, глядя на стопку исписанных салфеток на стойке. - Если бы преподаватель в университете меня вызвал ответить на данное ключевое выражение, я бы сходу столько не насочинял.

   Он посмотрел на свои часы, что-то просчитал у себя в уме, потом медленно протянул руку к салфеткам и просительным тоном спросил:

   - Вы не возражаете, если я их возьму? Повнимательнее почитать на досуге. Вы так быстро писали, что я не всегда успевал разобрать написанное.

   - Да забирайте, - великодушно разрешил Роберт. - Только не понимаю, зачем они вам. Там же сущая ерунда написана. Я такого сроду не писал. Даже когда только начинал попытки заняться бумагомаранием.

   - Ну не скажите! Не ерунда, уверяю вас! - журналист ещё раз посмотрел на часы и вдруг резко засобирался:

   - Извините ради бога, совсем забыл -- мне надо кое с кем встретиться. Было очень приятно познакомиться с вами.

   Он быстро расплатился за пиво с орешками, кивнул на прощание Роберту и направился к выходу, зажав в руке стопку салфеток.

   Писатель, оставшись одиночестве, с облегчением вздохнул и пересел от стойки за самый маленький столик в дальнем углу бара, надеясь, что больше его никто не потревожит и ему удастся просто спокойно посидеть и попытаться осмыслить, что такое сейчас только что произошло. Когда он писал рассказ для журналиста, у него было ощущение, что его сознание находится в двух местах одновременно: вот он воспринимает себя как Роберта Седара, который сидит за стойкой бара и выводит своей ручкой строчки на белоснежных бумажных салфетках, и вот он уже Эмиль, и Бранка, и Кристиан поочерёдно -- по мере описания событий. В своём сознании он не видел героев своего рассказа воочию, но чувствовал все их мысли и эмоции, которые тут же выкладывал на бумагу. Так свои произведения Роберт ещё никогда не писал.