Иногда из монастыря Священной Липы приходило письмо, и это было настоящим праздником в доме смотрителя охоты. Мальчик прыгал от радости, отец утирал слезы умиления, и даже старик на время выходил из своего созерцательно-безразличного состояния. Эберхард читал письмо вслух, а Йонатас и Гаспар слушали затаив дыхание. Розамунда писала о новых подругах, о своих успехах, о том, как в монастыре она окружена неизменным вниманием, подобающим разве что дочери герцога. Она изучала историю, французский язык, рисунок, музыку — все те науки и искусства, о которых Эберхард знал только понаслышке. Но больше всего мальчик радовался, когда Розамунда вспоминала в письме о замке Эпштейнов, о своем дедушке, об отце и о дорогом братце Эберхарде. Письмо читалось и перечитывалось, потом долго обсуждалось и перечитывалось вновь. В такие вечера в деревянном домике Йонатаса до поздней ночи горел свет. И на следующий день письмо продолжало занимать мысли всех троих, но о нем больше не говорили.

Так, на воле, в полном одиночестве, среди призраков и вековых сосен, на грани мистического и божественного, прошло мечтательное детство Эберхарда. Книги ему заменяла природа, а собеседников — суровые и молчаливые люди: Гаспар и Йонатас. Если на дороге Эберхарду случайно встречался дровосек или крестьянин, он убегал от них, как испуганный олененок. Порой Библия выскальзывала из рук Гаспара, но мальчик не перелистывал ее, а рассеянно скользил взглядом по черным буквам, к которым прикасались пальцы Вильгельмины и Розамунды в ту пору, когда мать учила детей читать по складам.

Но была ли нема и бесплодна его душа — душа возвышенного невежды, учившего азбуку по Библии и знавшего язык мертвых? Мы не можем в это поверить! Нет! В его душе, созданной из веры и любви, беспрестанно рождались восторг, удивление, яркие неземные видения, похожие на сказку из «Тысячи и одной ночи». Это была наивная, целомудренная и рыцарственная душа, достойная героев тех легенд, которые были сложены на берегах Рейна. Можно даже сравнить ее с собором, где христианская строгость сочетается с прихотливыми цветами арабских узоров.

Между тем время шло. Тихо и незаметно пролетело пять лет, не принесших, как мы уже говорили в начале этой главы, никаких перемен в замке Эпштейнов. Однако Эберхард и Розамунда достигли четырнадцатилетнего возраста, и, к великой радости мальчика, Йонатас стал поговаривать о том, что пора забирать Розамунду из монастыря.

Как раз в течение этих пяти лет, то есть с 1803-го по 1808-й год, Наполеон завершил самую блистательную часть своей эпопеи; во Франции и в Европе разыгралась величественная и страшная драма. Но все это не имеет отношения к нашему повествованию: нас занимает только история замка Эпштейнов и лесной сторожки, расположенных между Франкфуртом и Майнцем. И если для всего мира эти пять лет были переполнены событиями, то в замке и в хижине они прошли настолько незаметно, что не стоит и говорить об этом времени.

Старый Гаспар все больше слабел и однажды утром уже не смог встать с постели, чтобы, по обыкновению, посидеть на скамейке у порога или в кресле возле очага. Он позвал Йонатаса.

— Друг мой, — сказал старик, — силы покидают меня, и я чувствую, как меня сковывает смертельный холод.

— Это временная слабость, она пройдет, батюшка, — ответил Йонатас, стараясь скрыть тревогу, — вы еще долго не покинете нас.

— Нет, Йонатас, — твердо и спокойно возразил старик, — думаю, мне осталось жить всего несколько дней. Но это не только не печалит, а скорее радует меня. Однако, покидая этот мир, я хотел бы кое о чем попросить тебя. Что поделаешь? Человек никогда не перестает чего-то желать, даже на смертном одре. Так вот, я хотел бы узнать, что стало с моей дочерью Ноэми, пропавшей в суматохе французских событий. Мне хочется знать, встречусь ли я с ней на небесах, умерла ли она по-христиански, как ее сестра. Этому желанию, увы, не сбыться, хотя, видит Бог, зная об этом, я умер бы спокойно. Но второе мое желание ты можешь выполнить.

— Я слушаю вас, батюшка.

— Перед смертью, Йонатас, я хотел бы повидать дочь Вильгельмины.

— Да, батюшка, завтра же я отправлюсь в Вену.

— Спасибо, Йонатас. Господь вознаградит тебя за то, что ты откликнулся на просьбу умирающего, и, надеюсь, позволит мне дождаться твоего возвращения.

На следующее утро Йонатас отправился в путь. Эберхард шел вместе с ним полдня. Он хотел проводить Йонатаса до самой Вены и, конечно, легко мог бы это сделать, поскольку в замке его отсутствие осталось бы незамеченным. Но Йонатас заставил его вернуться домой, чтобы присматривать за больным стариком. Поэтому в три часа пополудни, перекусив вместе с Йонатасом, Эберхард обнял его, передал тысячу нежных приветов и пожеланий милой Розамунде и медленно побрел в замок Эпштейнов.

Когда он вошел в лес, было девять часов вечера. Уже спустились сумерки, но июньская ночь была ясной, прозрачной и спокойной. Эберхард остановился на высокой горе, откуда его взгляд мог охватить гармонично волнующееся лесное море. Перед ним простирались холмы и долины, посеребренные лунным светом; их чередование действительно напоминало морские волны. Слышалось стрекотание кузнечиков. Ветер шумел в верхушках деревьев. В небе сияли звезды. Внизу, словно серебряное зеркало, блестела неподвижная поверхность озера. Светлая, легкая тень опустилась на спящие дома, на тихие задумчивые долины. Эта фантастическая картина убаюкивала душу, навевала мечты, наполняла сердце божественным умиротворением.

Эберхард сел на траву и задумался. Воздух был нежным, теплым, ласковым, и мальчик решил остаться здесь до утра, тем более что за больным обещала присмотреть соседка.

Он чувствовал необходимость побыть в одиночестве, подумать, побеседовать с матушкой, ласки которой он чувствовал сейчас в дуновении летнего ветерка. Ему нужно было воскресить в памяти всю свою жизнь, вернуться в прошлое, заглянуть в будущее. Эберхарду казалось, что перед ним открывается новая жизнь; как путник бросает с горной вершины прощальный взгляд на долину, уже пройденную им, так и он окидывал взором прожитые дни. В свои годы он немного совершил, но много передумал и пережил, поэтому он был одновременно наивен и искушен, по-детски простодушен и по-мужски отважен. В ту ночь сердце и ум его были в смятении: он словно предчувствовал резкий поворот в своей судьбе. Далекие видения прошлого, милые его сердцу или вовсе безразличные, снова прошли перед внутренним взором мальчика, молчаливо приветствуя его. Альбина, верный спутник, всегда была рядом с ним, но сейчас, словно в сверкающем сне, перед ним появилась сначала Вильгельмина, заменившая ему мать, потом его добрый старый учитель Алоизиус, потом, будто издалека, он увидел нахмуренное лицо отца и злобную усмешку брата; но Эберхард отвел от них испуганный взгляд и представил себе благородное и прекрасное лицо старого Гаспара, нежное, печальное лицо Йонатаса, и тогда взгляд его просиял любовью.

И вот, заглянув в глубины своей души, это дитя, на которое снизошла любовь двух умерших женщин и двух угрюмых мужчин, почувствовало себя бесконечно одиноким в этом мире. Эберхард ощутил, что ему чего-то не хватает, что в его сердце есть какая-то незаполненная пустота и что душа его жаждет иной жизни. Он горько упрекнул себя за эту мысль, попытался отогнать ее, но она возвращалась к нему снова и снова. Потом он подумал, что такая неблагодарность должна рассердить его матушку, и замер, боясь закрыть глаза или повернуть голову, чтобы не увидеть ее строгое и обиженное лицо. Но он ошибался: мать смотрела на сына со спокойной улыбкой — ведь мертвым незнакомо жалкое чувство ревности по отношению к живым.

Эберхард был рад, что мать не винит его за желание иной жизни вместо той, что он имел. Мальчик подумал также о скорой встрече со своей маленькой подругой, и какая-то неведомая радость наполнила его сердце. Ему и в голову не приходило, что она должна вырасти и измениться. Нет, он представлял ее себе такой же маленькой шалуньей, такой же трусихой, какой она была пять лет назад, когда он переносил ее на руках через ручей. Наконец-то он сможет снова стать таким как прежде, снова сможет заливисто смеяться, ведь они были ровесники, они родились в один и тот же день, они понимали друг друга, они могли говорить о чем угодно. С Розамундой Эберхард не собирался молчать, углубляясь в размышления, как с теми печальными, неразговорчивыми людьми, с которыми он жил до сих пор. Когда это веселое и живое создание будет рядом с ним, он снова сможет радоваться жизни и резвиться. И он покажет ей свой любимый лес!