Жана-Париж можно было обойти за полдня. Идешь – с кем-то здороваешься, кого-то в упор не замечаешь. В зависимости от настроения. Нет уголка, кроме квартиры, где можно побыть без посторонних глаз. И то, о каком благословенном уединении речь, когда живешь с учителем русского языка и литературы!

Ольга слышала разговоры, что в Союзе жизни нет, нужно валить отсюда к чертям, завтра может быть еще хуже, чем вчера.

Так и выходило. Потихоньку «смазывали лыжи» все: русские, греки, немцы. Бросали насиженные места, хорошие квартиры, нормальные зарплаты и уезжали на исторические родины, хотя появились на свет и выросли в Казахстане. Те, кто остались, ворчливо ругали погоду и мирились с ее непредсказуемостью. Шепотом на тесных кухнях ругали власть и мирились с пропажей колбасы. И продолжали жить. Казалось, все образуется. Но тонкий ручеек уезжающих степенных и хозяйственных немцев, говорливых и красивых греков, бесшабашных и веселых русских грозил превратиться в мощный поток.

Оля знала, что дорога ей только в Кузбасс. Там жила родня, да и сестра уже пару лет как обосновалась. Но, как выяснилось, у мамы созрел новый оригинальный план относительно ее будущего.

Наскоро поужинав макаронами по-флотски, Оля позвонила Айше выпытать, кем та хотела стать в детстве. Выяснилось, что вторым Гагариным. Из космического в городе только железная конструкция в виде взлетающих ракет. Это было смешно – где Жанатас и где космос.

Мама оторвала Ольгу от телефона и позвала в зал. В сумрачной комнате бледно мерцал экран телевизора.

Оля зажгла свет и присела на продавленный старенький диван.

– Что показывают?

Надежда Петровна подошла к телевизору и выключила.

«Все, приехали. Кто-то настучал, что я курила» – заколготились в голове мысли.

Мама осталась стоять. Заговорила с апломбом, как полагается учителю с немалым стажем:

– Ольга, ты заканчиваешь школу. Впереди тебя ждет долгая и насыщенная жизнь. И я не хочу, чтобы ты прозябала здесь.

Оля едва заметно выдохнула. Не про сигареты, и слава богу. Маму накрыл очередной приступ назидания.

– Мы же это обсуждали, я в Краснокузнецк к Аньке.

– Я хочу попросить, чтобы Андрей женился на тебе и увез в Германию, – отчеканила Надежда Петровна.

Потенциальная невеста часто заморгала.

– Какой Андрей?

Мама присела наконец рядом.

– У тебя много знакомых с таким именем собираются за границу?

Ольга потерла виски, вскинулась:

– Фонпанбек?!

– Да. Если ты не будешь противиться, то когда-нибудь скажешь мне спасибо.

Через распахнутую дверь балкона доносилось стрекотание сверчков, перебиваемое призывами из окон:

– Данияр, домой!

– Максим!

– Аслан, долго тебя ждать?

И в ответ наперебой мальчишеское умоляющее многоголосье:

– Ну, мам!

– Еще пять минут!

– Доиграю, чуть-чуть осталось!

«А мое детство, видимо, закончилось» – пронеслась мысль. Ольга внимательно оглядела комнату и повела носом:

– Мама, ты выпила что ли?

От папы у Айши не осталось даже воспоминаний. И этого всегда было жаль. «Замечательный, незаурядный, исключительный» – так рисовали образ те, кому посчастливилось его знать.

Он погиб, когда ей исполнилось три года. Поехал в соседний город с коллегами смотреть футбольный матч. Авария случилась на пустынной дороге где-то посередине пути. Остались черно-белые фотографии похорон – какой-то чудак запечатлел траурную процессию от начала и до конца. На одной из них у гроба сидели трое. Мама в черном платке, со стылым лицом и выпирающим животом – беременная вдова в двадцать четыре года. Бабушка, папина мама, с безжизненным взглядом – будто заглянула за поворот, куда ушел единственный сын. И трехлетняя девчонка в светлом платьице – со скучающим видом в ожидании, когда уже можно идти играть.

Через пару месяцев после похорон родилась сестренка. Мама рассказывала, что с папой у них имелась шуточная договоренность – девочкам имена дает муж, мальчикам – жена. Папа мечтал о дочках. Так и говорил: «Буду самый счастливый в своем цветнике». Имя Назгуль тоже он заготовил. Нежный цветочек Назик его и вовсе не застала, но в какой-то мере спасла маму, которая возле гроба упала в обморок. Врач примчавшейся скорой ругался, когда приводил в чувство. «Себя не жалеешь, ребенка пожалей!» Айша ничегошеньки не помнила. Эту историю узнала много позже. Жизнь распорядилась так, что остался цветник Жумабаевых выживать в степном городке самостоятельно, а тот строгий доктор стал позже Олиным отчимом.

Через некоторое время мама снова влюбилась. Как весна, нежно, но властно, заполняет мир после невыносимо долгой зимы, так и новое чувство наполнило ее, подсвечивая каждый жест, каждое слово каким-то удивительным светом. Она вышла замуж, когда Айша уже училась в первом классе. Соседки на лавочке судачили, не особенно понижая голос, что везет некоторым – урвала хитрая татарка красавца, да еще и повесила на него двоих чужих детей.

Дядя Рашид при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж счастливым билетом. К падчерицам относился равнодушно. Гораздо больше любил гульбища с приятелями. И животных, поэтому в квартире невзначай появлялись разномастные приблудыши, которых мама не успевала пристраивать в добрые руки. Однажды на пару недель поселился ежик, жутковато шуршащий по ночам. Но когда в трехлитровой банке отчим принес скорпионов, мама взбунтовалась. Так что эти погостевали недолго, всего пару дней.

Частенько Айша, возвращаясь из школы, смотрела на окна и гадала, что там ждет. Снова друзья дяди Рашида сидят в тесной кухне? На самодельных скамейках помещалось сразу пять человек – всего-то надо притащить пару досок и положить на табуреты. На столе – внушительная сковорода жареной картошки с луком. Гвалт и хохот, бренчание гитары. Вокруг плафона струится сизый дым, на балконе скулит очередной щенок. Или дома все-таки мамочка, значит, тихо и спокойно. Уже в подъезде встречает чесночно-мясной запах котлеток, а не дурацких сигарет.

Если дома дядя Рашид с компанией, значит, маму опять задержали в столовой, сестренка у няньки-старушки, что живет в соседнем подъезде. В кухню протиснуться не получится, а если и повезет, то вряд ли там найдется еда. Разве что соскрести со дна сковородки остатки подгоревшей картошки. Следовательно, назвать дядю Рашида большой удачей язык не поворачивался.

Мама выставила его вон, когда Назик подхватила лишай. Так что любителю живности и гулянок рекомендовали найти бродячий цирк и устроиться туда на работу – хоть дрессировщиком, хоть клоуном.

– Зоопарк в квартире, иначе не назовешь, – жаловалась мама соседке тете Марине, которая пришла за солью и осталась на чашку чая.

Айша крутилась рядом. Тотчас представила, где и как разместить животных. На балконе можно держать крохотную лошадку, по утрам расчесывать ей гриву и кормить морковкой. А в ванной – крокодила. Только маленького и беззубого, а то покусает. Даже скорпионам нашлось бы местечко. Если за ними следить, то пусть живут. Главное, чтобы не уползли. Иначе придет кирдык, так объяснял дядя Рашид.

– Это же весело, мамочка! В городе нет зоопарка, а у нас будет!

– Так, сколько раз я говорила не встревать, когда взрослые беседуют.

– Коммунистическая партия не позволяет ущемлять детей.

Соседка поперхнулась чаем и закашлялась.

Мама развернула Айшу за плечи и вытолкнула из кухни:

– Через пять минут приду проверить уроки. Если они не сделаны…

– Наступит кирдык!

Тетя Марина странно хрюкнула и уткнулась лицом в рукав. Стоя за закрытой дверью, Айша слышала, как мама шептала сдавленным голосом:

– Газету «Правда» читает, представляешь? Расстелит на паласе и ползает по ней. Оттуда цитаты.