– Это верно, мы с Ренатой как раз расследуем такое дело. Пьяная драка на стройке, убийство и безобразие.

– Милиция должна заниматься этой ерундой, а не мы, – буркнул Вилен Александрович, недовольный тем, что Никровляев перебил его философское рассуждение, и разлив еще по сто грамм, продолжил, – С другой стороны, опыт США показывает, что запрет на алкоголь порождает подпольную торговлю, возникают бандитские группы, мафия. Бутлегерство! А это значит, больше работы для наших органов.

– Точно, мы следим за этими бывшими нэпманскими кабаками.

– Знаю, как ты там следишь, из ресторанов не вылазишь, – товарищ Дышкин опрокинул стопарик и заел маринованным огурчиком.

– Налаживаю сеть осведомителей, – слегка поморщившись, Никровляев выпил водки, хотя предпочитал выдержанный дагестанский коньяк. Но с начальством о вкусах не спорят.

– Угу, – Дышкин взглянул на часы, – Где Рената?

– Она красит свой наган розовым лаком для ногтей, – с кривой ухмылкой профессионального ябедника произнес Никровляев.

– Ха-ха, опять? Совсем недавно красила уже.

– Лак плохо держится на металле – стирается, вот она и подновляет.

– А ведь симпатичная она бабец, а Никровляев? Ты её, уже?

– Ну что Вы, я с коллегами не балую.

– Это правильно! – серьезно сказал Дышкин.

Распахнулась массивная дверь кабинета.

– Разрешите войти? – запыхавшись, в кабинет ворвалась Рената.

– Опаздываем, товарищ Дамирова!

– У нас тут такое странное дело…

– Докладывать будешь за мной! Пока, садись, давай, – приказал Вилен Александрович, и начал речь, – Итак, товарищи! – воскликнул он официальным тоном, – Принято решение назвать станцию метро на Лубянке именем товарища Дзержинского. Партия оказывает нам безграничное доверие, а как мы работаем? По плану совсем немного времени до открытия метро. Надо было успеть к 7 ноября, к годовщине Великой Октябрьской революции, чтобы демонстранты и гости столицы не тряслись в трамвае, а вышли бы из новой станции прямо к началу демонстрации. А что выходит? Что видят иностранные гости и корреспонденты уважаемых газет прямо напротив нашего ведомства? Кучу мусора! До сих пор не убрали все эти церковные обломки, вокруг стройки бродят посторонние, ищут старинные иконы, монастырские клады. Это позор, товарищи! Что мы скажем товарищу Сталину? Так, в это воскресенье назначим субботник! Приказываю, всем сотрудникам добровольно явиться, и с энтузиазмом убрать мусор!

Сотрудники понуро опустили головы и молчали.

– Вот, вы опять всю Москву на уши поставили! Главный инженер стройки бросил все дела, чтобы проверять вашу бредовую версию! Бомба под Москвой! Мне звонил начальник транспортного отдела, спрашивал, что докладывать товарищу Кагановичу. Устроили панику! Может еще объявить всеобщую эвакуацию? Как бы не пришлось оправдываться перед самим товарищем Ягодой! Зачем арестовали кучу всякого сброда и двое наших лежат в больнице с ранениями? Ну-ка товарищ Никровляев, доложите обстановку дел.

– Да, Вилен Александрович, станция, вероятно, не откроется к празднику, и этот срыв устроила банда скрытых врагов. Они маскировались под обычных граждан и даже работали на объекте. За последние годы мы ликвидировали десяток шпионов и диверсантов, выявили вредителей и отравителей, все они уже осуждены и наказаны. Вспомним дело инженеров вредителей "Метро-Виккерс". Однако, в последний момент враг нанес новый коварный удар. Завербованная японо-фашисткой шпионской сетью белогвардейская нечисть просочилась в район строительства.

– Ты мне тут зубы не заговаривай. Мы не на митинге. Докладывай по существу. Что ты там нарыл? Только не надо приписывать себе дело "Метро-Виккерс". Иностранных специалистов, после этого международного скандала, как мне известно, на объект уже не допускают. Фирму "Сименс" также от строительства давно отстранили. Какие еще японцы?

– Фашисты! – многозначительно произнес Никровляев, – Они завербовали людей из обслуживающего персонала. Мало того, что они сорвали пуск станции, так они еще готовят крупный террористический акт к годовщине Октября и на Первое мая. Одни под видом уголовников создавали отвлекающие действия, другие, назовем их инженерами – через подвалы и канализацию проникли к силовым кабелям объекта и создали не просто аварийную ситуацию, а собрали под Москвой электрическую бомбу, способную разрушить полгорода. Убили передовика производства!

– Бомбу нашли?

– Бомба пока не обнаружена, но мы вовремя вмешались в планы врага.

– Враги арестованы?

Никровляев взглянул в сторону Ренаты, мол ее очередь оправдываться.

– Главный свидетель, то есть убитый рабочий внезапно скрылся, – доложила Рената.

– Я не понял, убийца скрылся или свидетель? – спросил Вилен Александрович.

– Позвольте рассказать, как все было по порядку, – взял слово Никровляев.

– Давай, трави свои байки.

– Сегодня ночью поступил сигнал от моего осведомителя из ресторана в парке Сокольники, мол, в метро готовится террористический акт. Я поручил товарищу Дамировой выехать на место и разобраться.

– Так, а почему сам не поехал?

– Затопило котлован метростроя на другой площади, у Казанского вокзала…

– Это не удивительно – вчера был сильный дождь.

– Под видом дождя вредители повредили водопровод – сломали трубу.

– И ты ликвидировал протечку в ресторане Савой. То есть был пьян. Так?

– Виноват Вилен Александрович, я работал с осведомителями. Агентурная и политработа среди шатких элементов – это ведь единство борьбы и противоположностей в решении важных задач оперативной деятельности! Но я приказал Ренате задержать всех подозрительных лиц и произвести предварительный допрос свидетелей до моего прибытия.

– Ладно, понятно. Рената рассказывай дальше. Что там?

– Поскольку сигнал был тревожный, – начала Рената, – я захватила с собой отряд спецназа и мы почти всех задержали. Предварительный опрос показал примерно следующую картину…

После ссоры с товарищами, рабочий Сидор Думыло пошел с хулиганской компанией на территорию парка отдыха в заведение под названием "Яхт-клуб Сокольнического района. Филиал Кружка лыжников имени Усиевича". Так гласила невзрачная вывеска на воротах, ведущих в зловеще запущенный сад. Над воротами висел выцветший лозунг "Готовь сани летом!" Никакой законопослушный гражданин не станет поздно вечером готовить сани, и заниматься парусным спортом в таком подозрительном месте без членского билета. На территории этой усадьбы располагалась изба-чайная "Буревестник". Пускали туда не всякого желающего попить чайку с пирожками. Гостей встречал боксер Ведяхин – бывший чемпион района в легком весе. Он был невелик ростом, но отличался чрезвычайно широкими плечами, короткой шеей и выдающейся челюстью. Тренированным глазом от отсекал случайную и копеечную публику – пускал только завсегдатаев и солидных товарищей, подъезжавших на авто с личным шофером. Остальным задавал вопрос: "Вы хлен прохсоюза похребительской коопирации?" Это был пароль, на который правильный ответ: "Я в списке у Глафиры". А случайно забредшим в этот сад романтическим парочкам и прочим, кто не прошел визуальный контроль, говорилось: Местов нету! Часто и взаправду все места были заняты.

В "чайной" собирались элегантные картежники, солидные воры, местные хулиганы, мрачные налетчики, "деловые", перекупщики краденого, "коты" со своими "марухами" – пижонистые сутенеры и нарядные дамы легкого поведения, а также любители музыки и поэзии. Злачное заведение было единственным местом в районе, где можно было послушать необычные стихи и совсем не советскую музыку, а заодно отведать блюда грузинской кухни.

Знающие пароль проходили в просторную залу, где в одном углу пыхтел огромный самовар, увешанный бубликами, а в другом на возвышении наподобие сцены находилось изрядно потрепанное беккеровское фортепиано. Обстановка напоминала частный шалман эпохи НЭПа, но вместо барной стойки с бутылками висели гигиенические плакаты Маяковского: «Товарищи люди, будьте культурны, на пол не плюйте, плюйте в урны» и «То, что брали чужие рты, в свой рот не бери ты». Над пианино висела картина маслом неизвестного художника, в несколько футуристической манере изображающая парусник на волнах побережья Крыма. На столах – чистые скатерти, у окон завешанных плюшевыми занавесями – цветы в китайских вазах.