– У меня все. Остальные новости приедут к нам вместе с папой. Я очень его жду. Надеюсь, он не забывает о своем здоровье. Он совсем себя не жалел: таскал носилки, будто его терапевт не насчитал ему одиннадцать разных диагнозов, – она наконец взглянула на своего ребенка. И погладила Илию по щеке. – Ты весь в него.

И Илия растаял. Оба Гавела капитулировали перед словами и жестами их прекрасной леди. А она любила их обоих. Многим было странно обнаружить искренность ее чувств по отношению к министру. Лесли знала, что ее любовь к мужу смотрится сначала деланно, а после – диковинно. Лорд Гавел был старше на семнадцать лет. И даже в дни, когда они познакомились, его нельзя было назвать романтиком и дамским угодником. С виду их брак смотрелся правильно и почтенно, без лишних сантиментов и, тем более, пылкости. Но Лесли так часто рассказывала, как лорд Гавел ее спас… Стоит начать, что Лесли – не совсем Лесли. Ее кокетливое имя весьма причудливо смотрелось на благородной даме, отдавая не то мещанской дешевизной, не то простецкой провинциальностью. В пору знакомства с лордом Гавелом она звалась Леславой Яровной. Молодая, если не сказать, юная эмигрантка из Радожен, бежавшая из страны переодетой в старую беспогонную шинель встретила лорда Гавела, когда один пронырливый делец едва не затащил ее в дом удовольствий. Тогда-то спасенная лордом девушка расплакалась о погибшей семье, о перевернутой с ног на голову родине, о фамильных сережках, отданных за билет на поезд, о своем одиночестве в чужой стране. И овдовевший лорд Гавел исполнил партию благородного спасителя. Они поженились через неделю, едва он помог ей уладить обязательную волокиту. А она в благодарность отдала ему то, о чем могут мечтать даже те мужчины, у которых все есть: любовь, верность и заботу. Так что можно сказать, Лесли любила не столько лорда Гавела, сколько их историю. А она не закончилась его покровительством беглой княжне. Лесли берегла ее для дневника и для сказок маленькому Илии, но не для чужих ушей. Это и печально: рассказ ее был поистине добрый и волшебный. Огня в Лесли хватало для того, чтобы поддерживать тепло чувств долгие годы их семейной жизни. И, конечно, ей самой нравилось быть счастливой влюбленной, а не сварливой супругой, влачащей семейные обязанности. Она с завидным упорством превозносила и самого министра, и их отношения, и то, что с ними происходило. А весь избыток нежности, девичьего щебетания и нерастраченного в молодости смеха она отдала Илии. А он понял, какое наказание понес: его дружба с Робом и Стефани была бы отобрана без любого из его проступков и сложена на алтарь взросления. «Вот оно как, Илия, все дело не в длине штанов и не в водительских правах».

Лорд Гавел отсутствовал почти месяц. Илия успел окончить школу, поцеловать Стефани на выпускном, объясниться с ней и Робином и прочитать в «Печатнике» свою поэму. Великий кесарь успел за это время намного больше, и деяния его несли только беды. А в один из дней, когда Илия с матерью сидели во дворе, без предупреждения приехал кортеж лорда Гавела. Лесли засуетилась, сначала она бросилась звать прислугу, потом оставила это дело и побежала навстречу супругу. Илия же заметил, как отец осунулся, как усталость залегла маской на его лице. Следом из машины вышел парень в странной военной форме. Серый китель с темно-зелеными лацканам и брюками в тон, портупея и меч в ножнах были не свойственны современной армии Его Величества. Он хотел было помочь с чемоданами, но министр дал ему знак подойти. Что действительно показалось Илии странным, так это то, что мать узнала молодого человека. Министр подозвал сына, и парень в форме, надел на черноволосую голову фуражку, прежде чем быть представленным Илии.

– Илия, познакомься! Это Тристан Трувер, если быть точнее, сэр Тристан Трувер, рыцарь-пальер, при наречении которого мне посчастливилось присутствовать, – министр жестом призвал Илию показаться радушнее.

Тристан же стушевался от того, как помпезно его представили. Его молодость и смущение говорили, что рыцарем он стал совсем недавно. Вымуштрованный в Пальере юноша ждал, пока Илия протянет руку. Но тот тянул только время. Лорд Гавел озадачился поведением сына и постарался спасти Тристана от неловкости:

– Мой сын, Илия Гавел, о котором я тебе всю дорогу рассказывал, – радушно рекомендовал министр.

Илия сжалился над отцом, у которого весь последний месяц был сплошным испытанием, и предложил рукопожатие.

– Да, очень приятно, сэр Трувер, – саркастично произнес он.

В тот момент Тристана было даже жалко. Он задохнулся, услышав к себе чопорное обращение от ровесника. Но руки не отнял.

– Прошу, просто Тристан, – запротестовал он.

Рыцарь не так себе представлял знакомство. А Илия ничего подобного не подразумевал, ожидая отца.

– Тристан будет жить у нас, – сообщил министр, от которого настырный взгляд сына требовал объяснений.

– То есть у нас гости? – Илия сиял улыбкой, но его семья знала, что за белизной зубов скрывается невысказанное возмущение.

– Я этого не говорил, – уточнил министр. – Я сказал, Тристан будет жить в нашем доме. И я был бы счастлив, если бы вы подружились.

Тем временем дворецкий и шоферы принялись носить чемоданы. Илия выдохнул с таким выражением лица, будто собирался свистнуть.

– Ого, – качнул он головой. – А мама вот была бы счастлива, если бы я подружился с племянницей герцогини Лоретт. Как, кстати, ее зовут?

Когда очередь дошла до Лесли, она глубоко вздохнула, не зная, куда спрятать глаза, чтобы не видеть растерянного Тристана.

– Девушку зовут Гислен, – процедила она, разглядывал то розовые кусты, то кочующие из багажника в дом чемоданы.

– Гислен! Прекрасное имя! – не унимался Илия. – Так вот, единственный раз мои родители уехали вдвоем, и привезли мне целую невесту и целого друга. Мне страшно вас отпускать теперь, маменька! Чего еще доброго профессию мне найдете в командировке. Хотя… Что там насчет агнологов?

– Довольно, – прорычал министр.

От его восклицания Лесли еще раз шумно вздохнула, взяла Тристана под руку и проворковала: «Действительно! Я покажу твою комнату и будем пить чай!». Илия многозначительно проводил их взглядом.

– Просто ужасно, – удрученно оценил его поведение лорд Гавел.

– Согласен. А ему негде жить?

– Представь себе, – министр подошел и заглянул в глаза сыну. – Он – круглый сирота, а замок, в котором он рос и воспитывался все эти годы, пару недель назад разбомбили до основания. Этот мальчик перенес контузию и две недели лежал в госпитале. Он – первый рыцарь в своем потоке. В последнем потоке. Пальеры больше нет.

Сказав это, лорд Гавел подобрал свою дорожную сумку и направился к парадному входу. Илия почувствовал себя насквозь паршиво.

– Я что ли должен был его биографию прочесть перед встречей? Ты вообще не предупредил, что возвращаешься, – бросил он вслед отцу.

Но тот не обернулся. Министр поприветствовал прислугу, выстроившуюся на крыльце. А Илия пнул одинокий камешек, и он покатился прочь за ворота.

«Но ваша светлая беспечность

Зажглась безумным пеньем лир».

«Людям будущего», Николай Гумилев.

В комнате было невыносимо. Все Гавелы внезапно приняли обет молчания. Они явно не смогли бы сохранить его на ужине и бесцеремонно гремели бы столовыми приборами, смущая рыцаря. Еще при первой встрече Илия заметил, что уши Тристана, ничем не прикрытые выдавали его стеснение неестественным румянцем. У парня была стрижка «под горшок». Причем Илия разглядел, что не на армейский манер, а исполненная в своем устаревшем варианте. «Века так на четыре». Илия попытался оценить не Тристана, а ситуацию. После слов министра он сочувствовал молодому рыцарю. Однако несогласие с отцовской спонтанностью, его затянувшимся молчанием и сюрпризами, так ему не свойственными, подогревали кровь Илии. Возможно, все дело в войне, рассуждал он. А может быть так, что родители договорились заняться Илией и его перспективами, как обмолвилась мать. Держать рыцаря-пальера на службе было весьма почетно. Обычно члены ордена служили самому королю, но Норманн II Удильщик уже десяток лет покрывался пылью и сединой в столице. Пальера выпускала блестящих офицеров и ученых, а те из них, что проходили акколаду – церемонию посвящения в рыцари – становились воистину представителями элиты. Мысль о чужом превосходстве укусила самолюбие Илии. Он подумал, что не хватало ему тягаться с заявившимся мальчишкой. Чего доброго, родители в пример будут ставить его непогрешимость. Въедливая догадка почти пугала. Говорят, все пальеры безупречны. Как же это было невыносимо – сидеть с этими домыслами в комнате.