Григорий Иванович КОНОВАЛОВ
ИСТОКИ
Роман
в двух книгах
КНИГА ВТОРАЯ
Роман "Истоки" Г. И. Коновалова удостоен Государственной
премии РСФСР им. М. Горького. Это - большое многоплановое
произведение о том, как героическим трудом советских людей, их
беспримерным военным подвигом в период Великой Отечественной
войны была завоевана победа над германским фашизмом.
В центре внимания писателя - судьба династии потомственных
сталеваров Крупновых. Перед войной одни из них варят сталь на
одном из заводов в Сталинграде, другие работают в Наркомате
тяжелой промышленности, директорствуют на крупнейших
предприятиях страны, третьи находятся на дипломатической работе
за рубежом. В годы войны все Крупновы - активнейшие участники
всенародной борьбы с немецкими захватчиками. Крупновых можно
видеть и в окопах переднего края, и во главе атакующих
батальонов, и в логове врага, в фашистской столице - Берлине.
Григорию Коновалову удалось передать в романе грозовую
напряженность предвоенных и военных лет. Присущее писателю
стремление к философскому осмыслению происходящего позволило ему
создать художественно полноценные, убедительные образы героев,
дать запоминающиеся картины народной жизни в годы суровых
испытаний.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Беда тем неожиданнее, чем напряженнее ждут ее.
Внешняя неожиданность войны - начало стрельбы - не так удивляет привыкших к оружию в мирное время военных, как гражданских. Но внутренняя тайна войны - что она делает с душой человека - остается тайной в равной степени как для самого воинственного генерала, способного послать на смерть тысячи солдат, погибая вместе с ними, так и для самой смиренной женщины, у которой не подымается рука хлестнуть хворостиной забредшего в огород теленка.
I
Фельдмаршал Вильгельм Хейтель днем и ночью ощущал биение стального сердца германской армии. Как опытный механик улавливает чутким ухом перебои в работе мотора, быстро находит, где заело или сломалось, налаживает машину, так и Хейтель первым из высших начальников вермахта почувствовал перебои в грозном, все нарастающем грохоте огромного фронта.
Нарушение графика продвижения войск произошло на важном направлении. Эта заминка создала опасность обнажения правого фланга группы войск "Центр", стремительно, как обоюдоострый нож, разрезавших советские армии по прямой линии Минск - Смоленск - Москва.
С утра фельдмаршал прибыл в ставку Гитлера. Рейхсканцлер принял его вместе с Браухичем и в резких тонах выразил обоим свое недовольство замедленными темпами продвижения войск на юге.
- На севере мы овладели Прибалтикой! - возбужденно говорил Гитлер. Мотоциклетные части на подступах к Ленинграду. Регулярные армии красных разбиты, сопротивление оказывают только коммунистические ополченцы. Минск наш, падение Смоленска ожидается со дня на день, а у Вейхса слишком расстроенное воображение: казака Буденного он принял, вероятно, за Наполеона. Что он там топчется у этого Лупка? Я приказал Гудериану передавить своими танками эту дикую кавалерию. Советская империя распадется до холодов!
Фельдмаршал отказался от бронированного бомбардировщика, выехал на фронт в открытой, поблескивающей лаком машине, под охраной молодых рослых солдат с автоматами. Над ним, сопровождая машину, барражировали в безоблачном голубом небе два истребителя.
Хейтель находился в состоянии веселой возбудимости. Такое радостное настроение бывало у него, когда он ездил на охоту в Беловежскую пущу. Встречаемые им на каждом шагу признаки разгрома русской армии веселили его. Сгоревшие или еще дымившиеся деревни и городки, раздавленные танками пушки, исковерканные, опрокинутые машины у дороги, остовы самолетов, напоминающие скелеты фантастических птиц, - все это говорило его опытному глазу о стремительном наступлении немцев и тяжелом поражении русских. Все чаще попадались уже начавшие распухать на жаре трупы убитых. Немецкие похоронные команды выискивали среди них своих и хоронили на пригорках. Новенькими, аккуратными крестами белели эти пригорки. Трупы русских стаскивали в ямы, обливали мазутом и сжигали. Смрадный дым оседал жирной копотью на цветах, на ветвях деревьев. Покинутые бежавшими хозяевами коровы, уже какие сутки не доенные, одичали от боли. Они бросались к людям, помня, что те доили их когда-то. Одна большерогая, с белым пятном на лбу, с безобразно распухшим выменем, увязалась за машиной фельдмаршала. Дурной рев ее перекрывал звук клаксона. Охранники-автоматчики застрелили корову.
Сплошными потоками шли на восток машины всех марок, везли к фронту снаряды, оружие, солдат в касках. Катились штабные автобусы, вместе с военными ехали гражданские чиновники, хозяйственные руководители. На всех лицах играли улыбки, все громко говорили или распевали песни, пиликали на гармошках. И это веселье затихало лишь в те минуты, когда попадались навстречу раненые, ехавшие в санитарных машинах или стоявшие у дороги. Зато при встрече конвоируемых пленных сыпались насмешки и слышался дружный гогот. Ни пожары, ни убитые не могли заглушить веселья солдат. Они на ходу, на машинах или на танках, пили вино, играли в карты, ругались, баловались, иногда на остановках устремлялись в поселки, били стекла, тащили в сараи или рощу кричавших женщин, стреляли в собак, ловили кур и гусей. Никто, наверное, не думал о смерти или ранении.
Весело было не только молодым и беспечным солдатам, но и пожилому фельдмаршалу Хейтелю, хотя по складу характера этот ученый-математик, до педантизма аккуратный, ставивший превыше всего организацию и дисциплину, не имел склонности к живым, непосредственным чувствам. Хейтель был не просто генерал, а генерал прусский, генерал кайзеровской школы, соратник и ученик Секта и Людендорфа, дальний родственник Мольтке-старшего. Если бы даже и не было на нем фельдмаршальского мундира, фуражки с высокой тульей и кокардой, белых перчаток на сухих, узких и сильных руках, все равно в нем сразу же признали бы генерала: в крупной, осанистой фигуре, в гордом поставе головы, в твердом, холодно-надменном взгляде, в каждой каменной складке лица сказывалась та особенная прусская порода нерассуждающих аристократов-военных, которая ни в одной стране так четко не обособилась, не откристаллизовалась, как в Германии.
