Сам Каррас встретился с Абулсаидом позже, уже когда его войско вступило в земли мелика. У толстяка оказался змеиный ум. Но по каким-то соображениям он в самом деле решил поддержать Керима в борьбе за трон. Или он за что-то ненавидел Бузахура, или им двигали другие мотивы, столь скрытые, что и сам мелик не осознавал их в полной мере.

Получая от нового союзника всяческое вспомоществование (стада скота для людей, сено и зерно для лошадей, несколько табунов тонконогих аваханских коней), войско Карраса быстро миновало гостеприимную долину. Уже на горных перевалах к ним присоединился почти тысячный отряд воинов Абулсаида, возглавляемых его младшим сыном Тавузом.

Каррас принял эту помощь, но опасался, что если в его воинство вольется еще больше огнепоклонников, то не он пойдет завоевывать Гхор, а аваханы начнут воевать за трон его руками. Потому в первом же бою он послал Тавуза вперед, под ливни стрел, которые обрушил на врага эмир Бузахур.

Они рвались наверх, по склону пологого холма к ставке эмира, и с каждым шагом их становилось все меньше и меньше. Аваханы убивали аваханов, кровь потоками лилась на дно оврага. Ломая себе шеи и сминая мечущихся во все стороны людей, катились вниз раненые, истошно визжащие кони. Тавуз в той битве пал, отряд его был обескровлен, но зато оставшиеся в живых влились в ряды воинов, подчиненных Кериму — законному эмиру Афгулистана.

Киммерийцы на своих могучих степных конях обогнули подножие холма, зашли воинам узурпатора в тыл и закидали их стрелами, прежде, чем пойти на таранный удар.

Теперь у Абулсаида не было пути назад, не было возможности остановиться. Он выступил на стороне Керима и теперь должен был драться за трон для Керима. Он послал новых людей и новые табуны лошадей.

С высокогорных равнин спустились, чтобы обагрить мечи кровью и наполнить седельные сумы богатой добычей, чистокровные горцы-афгалы, в которых не было вендийской крови. Они лишь склоняли головы перед военной силой Гхора, но жителей долин всегда считали чужаками и захватчиками. Это были дикие, жестокие люди, больше похожие на самих киммерийцев, чем на аваханов из долин. Их мелик — одноглазый, горбоносый великан Гулям, легко встал на колени перед Каррасом, потому что знал — это ни к чему его не обяжет.

Киммерийский каган никогда не завоюет высокогорные плато, на которых веками жили и сражались афгалы.

Разгромив Бузахура в первой же битве, Каррас преследовал бегущего узурпатора.

Если села и города соглашались открыть ворота и присягнуть эмиру Кериму, то их щадили, и уходили, взяв только выкуп. Если селения сопротивлялись, то следовал короткий и кровавый штурм, после которого на улицы городок врывались обезумевшие от ярости степняки и горцы, и начиналась резня.

Бузахур не успел еще утвердить свою власть по-настоящему, а его бегство с поля боя и вовсе отвратило от эмира как правителей областей, так и простолюдинов.

К Гхору Каррас подошел во главе вдвое большего воинства чем то, с которым он пересекал Мертвые Земли.

Но Гхор, каменный город, расположенный на возвышенности, сдаваться не собирался. Бузахур сумел сплотить вокруг себя городскую знать и жителей. С юга к нему должны были подойти воины из племени, к которому принадлежала мать узурпатора. Совершенные вендийцы обликом, они и вооружены были по-вендийски.

На деньги из все еще не опустошенной казны, Бузахур нанял в северной Вендии еще около трех тысяч мечей.

В Гхоре точили оружие, готовили камни, чтобы сыпать их на головы атакующим, укрепляли ворота и стены. У защитников была надежда и на крепость стен, и на скорый приход союзников.

Многоплеменное воинство Карраса обложило город со всех сторон, и на многие мили вокруг горели огни лагеря. Каррас приказал тогда каждому воину разжечь два костра, чтобы создавалась видимость неисчислимого множества. А утром, когда туман спустился с гор, и укрыл собой долину, в этом тумане защитники Гхора могли различить только какое-то непонятное им движение, лошадиный храп и глухо переговаривающиеся голоса.

Когда взошло Солнце, долина была пуста — все осаждающие ушли.

Самые простодушные ликовали, приписывая исчезновение варваров вмешательству Ормузда Светоносного, более умудренные сразу заподозрили воинскую хитрость, не зная только, в чем она заключается.

Все было просто настолько, что не было даже настоящей хитростью. Получив сообщения о скором подходе вендийцев и родичей Бузахура, Каррас решил встретить их боем. Потому так спешно покинули стан его воины.

Союзников Бузахура заперли в ущелье и закидали стрелами и копьями. В живых осталось едва ли больше полусотни и тех и других. Немногочисленных пленных забили в деревянные канги и в железные кандалы. Для будущих тризн потребуется много жертв, потому что как ни был внезапен удар из Степи, каждая стычка отнимала жизни киммерийцев. Кровь воинов других племен не волновала Карраса. Но священная кровь Старой Киммерии не должна литься слишком широкой рекой — в киммерийцах опора его власти.

Потому первыми в бой шли аваханы и афгалы, пришедшие с севера гирканцы и кюрты. На коренные земли Каганата скакали уже гонцы, требуя еще подкреплений, еще две тысячи копий. Адару придется потрудиться, чтобы собрать и снарядить такую армию, но он должен справиться.

Уничтожив вендийцев, Каррас совершил рейд по округе. Жителей сел и малых городков выгоняли из домов, вытаскивали из убежищ. Упорствовавших избивали, тех, кто дрался всерьез — резали на месте.

Потом Каррас начал готовить настоящий штурм города. В лесах на склонах гор застучали сотни топоров. У местных жителей отбирали все пригодные телеги, дома их часто раскатывали, чтобы забрать бревна и балки, которые тут же использовали для сооружения осадных орудий.

Киммерийцы сами не умели мастерить камнеметы, но более простые сооружения вроде осадных телег и башен возводили без труда.

На телеги ставили большие щиты. Самые мощные повозки укрепляли дополнительно, ставили на них небольшие башни.

Глинобитные стены Гхора невысоки — обычно в два, в некоторых местах в три человеческих роста, так что не надо быть великими мастерами, чтобы построить лестницу, способную дотянуться до их верхушки.

В больших котлах забулькало странное варево, которое осторожно переливали в глиняные горшки.

Воины Карраса целыми днями работали, даже сам каган и его военачальники не гнушались тяжелого труда. Но самая большая тяжесть, конечно же, легла на плечи пленных, которые под бичами надсмотрщиков целыми днями таскали бревна и камни.

За всеми этими приготовлениями осажденные могли только смотреть со стен. Они еще не знали, что степняки уничтожили шедших к ним на подмогу южан, и еще надеялись, что в спину киммерийцам ударят прославленные меченосцы Вендии.

Не прошло и десяти дней с момента исчезновения Карраса и его войска, как оно вновь возникло под стенами Гхора. В этот раз увеличившись почти втрое. Перед собой гордые степняки гнали толпу испуганных, измученных людей. То были аваханы, взятые ими в плен.

Каррас не ставил этих людей себе на службу, не давал им десятников, не требовал присяги. Ему не нужно было столько воинов-аваханов. Пленных, среди которых были и старики, и дети, и слабосильные, и убогие, не делая различий между ними, гнали вперед. Гнали на стены Гхора.

Они пробовали бежать, на бегущих били стрелами не знающие промаха степные всадники. Тех, кто не успел уйти далеко, ловили арканами, тащили по земле, заставляли встать и снова сбивали с ног.

Рослые киммерийцы, с ног до головы, покрытые пылью и кровью, длинными плетьми, как скот, гнали вперед стонущих от ужаса и мучений людей.

В ночь перед выступлением на Гхор, Каррас говорил со своими военачальниками. Дагдамм молчал, не возражал и не поддерживал отца. Самое удивительное, что он увидел — Фелан, Перт и даже шрамолицый Гварн посмели возражать кагану, осуждали его замысел. Больше всех бушевал Перт, все время взывавший к памяти отца Карраса, великого Конана.