При этом он по пути небрежно рассыпал вокруг себя: «Добрый день, здравствуйте, здравствуйте, добрый день».

– Тут концерт до какого часу? – Он сел у моих ног и протяжно зевнул. – Не люблю человечьи вопли, то ли дело вой королевских су…

– Гамильтон, – процедила я и с силой провела ладонью меж его ушей, – захлопни пасть и наслаждайся. Когда еще ты увидишь крылатых невест?!

Я хотела заставить его вести себя прилично, но…

– Как это когда? Завтра, послезавтра и послепослезавтра, – фыркнул пес и с тяжелым вздохом улегся.

А затем еще и морду лапами закрыл, паразит.

И что самое главное, происходило всё это в кристальной тишине. Никто, абсолютно никто не произнес ни слова.

Бьют их здесь, что ли?!

– Кто ты, представься, – разнесся по музыкальной комнате высокий надменный голос.

Вскинув взгляд, я увидела стоящую в дверях златокосую леди. Она сама и ее платье, сшитое по всем канонам нашей страны, резко диссонировали с внешностью и одеждой остальных невест. Хм, так я тут не одна такая «не такая, как все».

– А ты? – вопросом на вопрос ответила я, не спеша, впрочем, подниматься на ноги.

Она, может, и не невеста вовсе – вон как из общего ряда выбивается.

– Прошу простить мне мою рассеянность, – она красиво повела рукой, как бы охватывая всю музыкальную гостиную, – я леди Лилиана Морей, младшая дочь герцога Морей.

Хах, отец ненавидел Мореев: их служащие мнили себя пупами земли и постоянно срывали поставки продовольствия.

Но встать все же придется, иначе именно я буду выглядеть как поганка с самомнением.

– Я леди Вильгельмина Фоули-Штоттен, старшая дочь барона Фоули-Штоттен.

– Окраинного барона, – уточнила леди Морей, – полагаю, вы получили диплом заранее. Вижу, что ваш дар… Необыкновенен.

Она кивнула на Журжика, скользнула взглядом по Гамильтону и, не обратив и крохи своего внимания на Тину и Марона, снисходительно бросила:

– Приятное мимолетное знакомство, леди Фоули-Штоттен.

Она заняла свое место, и музыкальная гостиная взорвалась едва слышимым шепотком. Обсуждали все: мое появление, Гамильтона и Журжика. И, конечно, мое платье.

– Так вот ты какая, будущая супруга Правителя, – глубокомысленно произнесла я. – Морей. Не лучший, но понятный выбор.

На этом мой интерес к происходящему угас. Но герцогская дочь не успокоилась и, стерпев очередные певческие потуги, повернувшись в нашу сторону, громко спросила:

– А вы музицируете, леди Фоули-Штоттен? Мы уже которую неделю коротаем время за нехитрыми развлечениями, и я, признаюсь, порядком подустала.

Осознав, что Лилиана Морей присматривает себе придворных дам, я криво улыбнулась и слегка соврала:

– Я не самый умелый игрок на рояле, а уж голос… Предпочту слушать, а не людей пугать.

– Я тоже предпочитаю слушать, – неприятно улыбнулась Лилиана. – Но раз вы не хотите петь, так сыграйте же!

Это звучало как приказ. Я ненавижу приказы. С того момента, как мать притащила в дом этого ублюдка и приказала выказывать ему почтение.

Гамильтон заинтересованно выпрямился, а я, оправив юбку, грациозно поднялась и, вытащив на свет свою лучшую улыбку, с хрипотцой произнесла:

– Как прикажете, леди Лилиана Морей.

Вы хотите музыку? Вы получите музыку.

Мой тяжелый, ядовитый дар закручивался вокруг меня и шлейфом стелился позади. Сейчас я могла чувствовать чужой страх. И чужую злость. Они не понимали, почему эта странная девица выглядит столь пугающе.

Сев перед роялем, я сразу уложила кисти на прохладные клавиши. Мне не нужно вспоминать ноты, мне не нужно разминать пальцы. Этот звук несется над окраинными городами и деревнями слишком часто. До боли часто.

Вступление как удар. Удар с тяжелым, звучным эхом. Не забывать про педали, что углубляют звук.

Эта композиция знакома всем и каждому, но вряд ли марш мертвых когда-либо звучал в этой нежно-зефирной гостиной.

Дар кипит, ярится вместе со мной.

Зря это делаю. Прошло десять лет, но скорбь все еще сильна. Все еще не затянулась рана нежданного предательства. Все еще… Болит. Так сильно, что тяжело дышать и на ресницах повисают слезы.

Последний удар и тишина.

Они, ошеломленные, не смеют даже вздохнуть. Им бы хоть секунду, чтобы сообразить, чтобы напасть, но я быстрей!

– Вторая неделя последнего зимнего месяца выдалась особенно богатой на марш Иовин Таурмар, – низким, надорванным голосом произнесла я, не поворачиваясь к аудитории. – Герцог Морей поставил личную выгоду выше договорных обязательств, и корабли с провиантом пошли к острову Цветов. Окраина ничего не забыла, леди Лилиана Морей.

И я с такой силой ударила по клавишам, что рухнула высокая рояльная крышка.

– Наслаждайтесь, – я поднялась на ноги, – и знайте, что герцог Морей убил больше четырех тысяч человек, среди которых был и последний мастер ледяной окраинной стали. Весь дополнительный паек мастер Дейтор отдавал сиротам. Они, впрочем, тоже не выжили.

Резко развернувшись, я, чеканя шаг, покинула музыкальную гостиную. Кажется, развлечения на сегодня окончились.

В коридоре я наткнулась на высокую степенную даму. Мелкая сеточка морщин в уголках губ выдавала ее почтенный возраст, а значит, она не могла быть в числе невест. Она что-то пыталась мне сказать, но я просто взяла ее за талию, приподняла и переставила в сторону. Спасибо магии, я могу подвинуть не только высушенную селедку, но и более серьезные препятствия.

Я не бежала. Пусть сердце кололо иглами, а воздух с трудом удавалось протолкнуть сквозь пересохшее горло… Я не бежала. Я шла в свои покои так, будто нет ничего и никого, кто бы мог поколебать мое спокойствие.

А после… Тина и Марон усадили меня в глубокое кресло, откуда-то появилась огромная кружка с горячим шоколадом и пузатая банка с печеньем.

Меня отпустило. Я поставила кружку на пол, и Гамильтон немедленно приступил к дегустации.

– Это было сильно, – негромко сказал Марон.

– Это была пощечина, – усмехнулась Тина.

– Я наследую отцу, – хмуро произнесла я. – Миледи Фоули-Штоттен соизволила повторно забеременеть только от своего нового ухажера. Они надеются прибрать баронство. Дураки. Ни в ком из них нет крови Фоули.

– А Штоттен? У вас ведь двойная фамилия?

– Десять поколений назад не было баронства Фоули-Штоттен, – я улыбнулась, вспоминая семейную историю, – а были две семьи. В одной из стычек дева из рода Штоттен встретила наследника Фоули. Они возненавидели друг друга с первого взгляда. Но шли годы, и когда деву Штоттен уже хотели объявить старой девой и отправить в монастырь… О, мой далекий предок был в гневе! Он по бревнышку раскатал ту церковь и похитил мою далекую прабабку. А она, назло своим дальним родственникам, просила Правителя объединить земли. Так маг и колдунья стали бароном и баронессой Фоули-Штоттен. А благодаря их внучке во главе баронства может встать и женщина.

Тут я вздохнула и честно добавила:

– Если докажет, что ее дар силен и стабилен. Вот в поисках этой стабильности я и пришла в столицу. На самом деле там, дома, у меня был хороший наставник. Он позволял мне жить у себя, потому что в замке было жить невозможно.

– Невозможно, – подтвердил Гамильтон и сел, – я был призван, чтобы защитить маленькую леди. Но даже я не мог справиться.

– Я по глупости дала клятву не вредить любовнику миледи Фоули-Штоттен. Дай сюда морду, она же вся шоколадная!

– Это потому, что я тот еще сладкий пряничек, – оскалился пес, передразнивая сюсюканье одной из придворных дам, что столкнулась с ним на том самом Весеннем балу.

– Кстати, о пряничках, – я вздрогнула, – Журжика кто-нибудь забрал из музыкальной гостиной?

Марон посмотрел на Гамильтона, Гамильтон на Марона, а после оба уставились куда-то за окно. Понятно.

– Зачем вы вообще его брали? – с изрядной долей раздражения спросила я.

– Ты не пахнешь ни порохом, ни лососевым паштетом, ни кровью, – перечислил Гамильтон, – как еще мы должны были тебя найти?! Лучше скажи, зачем двери сломала?