Накануне своего девяностолетия дед Егор немного захандрил, и непонятно, что было причиной его грусти и уныния: задержавшаяся зима с ее холодами или обострение хронических болезней, а может, и сама жизнь, ставшая за последнее время сложной, противоречивой и во многом непонятной. Он включил радио, но от бешеного ритма агрессивной музыки заболела голова, и непроизвольно возникло желание прекратить всю эту какофонию. Телевизор тоже не успокоил, выплеснув очередную порцию негатива в виде информационных новостей.

«Ничего, – подбодрил себя дед Егор, – уже февраль на исходе, скоро весна, а там – майские праздники и самый желанный – День Победы! Встречусь с друзьями-ветеранами, вспомним прошлое. Эх, дожить бы…»

Под сердцем закололо – о себе напомнил осколок разорвавшейся мины. Он как эхо прошедшей войны в последнее время все чаще напоминал о себе мучительной болью, не давая забыть те далекие времена, когда Егор совсем еще молодым парнем принял участие в одном из самых кровопролитных сражений Великой Отечественной войны. Удалить осколок после ранения врачи не рискнули, учитывая близость его с сердцем, а теперь, когда такое стало возможным, этому препятствовал пожилой возраст и состояние здоровья ветерана.

Дед Егор принял таблетку и прилег на кровать, но лучше не стало: голова шла кругом, не хватало воздуха, и вдобавок ко всему появились слабость и тревожное чувство обреченности.

«Надо бы вызвать врача», – подумал он, пытаясь дотянуться до телефонной трубки, но сделать это не смог – нестерпимая боль в груди, усиливающаяся при малейшем движении, буквально сковывала тело. Дед Егор почувствовал, как его сознание проваливается в темноту, являя незапоминаемые картины странного неземного бытия, затем непонятно откуда промелькнули отрывочные мгновения прошедшей жизни. Еще недавно мучившая его боль притупилась, а тревога и беспокойство неожиданно рассеялись, словно их и не было совсем. Стало легко и спокойно. Сознание уносилось в неведомую даль, разрывая последние связи с внешним миром. И в этот момент дед Егор почувствовал, как ему в лицо уткнулись какие-то упругие волоски и что-то мокрое, холодное. Стало щекотно. Охватившее его несколько секунд назад странное немыслимое состояние внезапно растворилось, и дед Егор ощутил реальность происходящего. Он открыл глаза и увидел на своей груди кошку Мурку. Касаясь его лица упругими усами и своим носом, она словно спрашивала: «Что с тобой?»

Почувствовав себя лучше, дед Егор приподнялся; он не понял, что помогло ему: действие лекарства или кошка, пытающаяся своим вниманием вернуть его из состояния забытья. В любом случае он пришел в себя, когда почувствовал рядом с собой Мурку. И это не было чем-то удивительным; кошка и раньше, когда ему нездоровилось, терлась головой о его ноги, а затем усаживалась на больное место или просто на колени и тарахтела свою однотонную мелодию. И становилось легче: боль проходила, а нахлынувшая грусть исчезала – ну чем не доктор? У нее и шкурка на туловище была белая – словно медицинский халат, да и в завершение желаемого образа врача – добрый и спокойный взгляд.

Но кошка есть кошка; являясь по природе хищником, Мурка не забывала и о своих природных наклонностях. Дед Егор сам видел, как однажды в курятнике она не на жизнь, а на смерть схватилась с большой серой крысой. Он пришел уже под конец этой жестокой борьбы, услышав шум и возбужденный писк цыплят. Увиденное его поразило: кошка и крыса, сцепившись, катались по земле. Оскалившиеся зубы крысы выглядели устрашающе, и вообще ее агрессивный вид вызывал опасение за Мурку. Но на бесстрашную кошку это не оказывало никакого воздействия. Не давая себя укусить, она когтями передних лап вцепилась крысе в голову; а когти ее задних лап буквально раздирали туловище серого хищника. Дед Егор схватил вилы, но остановился, боясь случайно попасть в Мурку, которая уже почти справилась с крысой. Единственное, чем он помог ей, – это вспугнул других крыс, спешивших на помощь своему сородичу. Похоже, одолеть кошку они намеревались стаей, и неизвестно чем закончилась бы эта схватка, не вмешайся дед Егор.

Глядя на раненого цыпленка, лежащего на земле, нетрудно было понять, что Мурка стала невольным свидетелем расправы над беззащитным птенцом. Увидев крысу, а возможно и стаю серых грызунов, она не побоялась вступить в смертельную схватку.

В этот момент крыса прекратила сопротивление, обмякла и перестала подавать признаки жизни.

Подойдя к Мурке, дед Егор увидел на ее передних лапах кровь. Не было сомнений, что победа над серым хищником далась ей нелегко. Оставив лежащую на земле крысу, кошка начала приводить себя в порядок, облизывая кровоточащие раны. Уже дома, оказав ей медицинскую помощь, дед Егор рассказал бабушке – так он называл свою жену Татьяну Федоровну – про смелый поступок Мурки, и здесь, совсем неожиданно, он вспомнил далекое прошлое. Мысли унеслись в 1942 год, в Сталинград, куда он совсем еще молодым парнем, но уже опытным бойцом был направлен для прохождения службы в войсковую разведку, где у разведчиков была кошка, и тоже – Мурка.

В ту далекую зиму непрерывно атакуемый врагом полумиллионный город представлял собой жуткое зрелище: частично или полностью разрушенные дома со стенами, испещренными пулями и осколками снарядов; на улицах – сгоревшие деревья, поваленные фонарные столбы, горы кирпича, железной арматуры, обломков плит и осколков стекла. На земле кровь, трупы погибших солдат и умерших от бомбовых ударов жителей города. И повсюду витающий в небе, невидимый, но остро ощущаемый дух смерти, навязывающий мысль, что сама по себе человеческая жизнь ничего не стоит, – она настолько хрупка, что может оборваться в любое мгновение. Нет, картины тех страшных дней дед Егор не забыл – их по-прежнему хранила его память.

Место, где дислоцировались разведчики, располагалось в здании бывшей столовой на территории завода, практически полностью разрушенного вражескими бомбардировками. Сохранились лишь отдельные здания цехов и административные одноэтажные корпуса, примыкавшие к проходной.

По территории завода проходила линия обороны. Здесь и предстояло воевать Егору. Вместе с другими бойцами он прибыл с противоположного берега Волги для выполнения специальных задач.

Егор зашел в штаб полка, где на полу у деревянной стойки гардероба лежали ящики с патронами; на лавке у стены оживленно беседовали бойцы. Рядом с ними на стуле сидела кошка, тщательно облизывая свою полосатую шкурку.

Егор доложил о прибытии и в ожидании вызова присел на свободный стул рядом с кошкой. Она отвлеклась от своего занятия и уставилась на Егора большими выразительными глазами. Что-то в ее взгляде ему показалось необычным: кругом война, где от боли и жестокости чувства притупились, – и вдруг такой добрый, полный наивности взгляд. Егор даже улыбнулся. Да и не только это подняло ему настроение и вызвало ответные нотки доброты – кошка, внимательно осмотрев его, решила, что Егору можно доверять, после чего по-дружески устроилась у него на коленях. Лаская кошку, Егор еще не знал, что ждет его на новом месте, но судьба уже сама распорядилась за него.

В один из дней ему предстояло проникнуть на вражескую территорию, чтобы узнать место скопления сил противника и его огневые точки, а потом полученные сведения срочно доставить в штаб. Однако сделать это было нелегко: в дневное время дорога постоянно простреливалась вражескими пулеметами и находилась под обстрелом снайперов.

Тогда Егор с удивлением узнал, что кошка, которую он встретил в штабе в день своего прибытия в часть, была настоящим разведчиком. Все звали ее Муркой. До войны она жила в заводской столовой, а когда там организовали штаб полка, то ее как-то само собой мобилизовали на службу. Она доставляла полученные разведчиками сведения в штаб, в место своего проживания. В радиусе трех-пяти километров от штаба кошка безошибочно ориентировалась на местности и с помощью своего природного чутья всегда возвращалась обратно, доставляя важные сведения. Они содержались в записке, закрепленной разведчиками на небольшом ошейнике из кожаного ремешка.