- Меня Купава звать, а тебя? – продолжала допытываться девочка. Я даже не попыталась ответить, снова закрыла глаза. Тут вошла бабушка.
- Бабушка! – ликуя, воскликнула девочка, - Мальчик очнулся! Вот! Посикал уже!
- Не приставай к нему! – строго сказала бабушка, - Ему больно, и голова, наверное, болит очень. Сейчас я ему питьё приготовлю, уснёт. Потом, как проснётся, утку подложим.
Я попыталась покраснеть. Ещё и утку! Такого со мной ещё не было!
- Ба! А у него глаза, как у кота!
- А какие они ещё должны быть? – удивилась бабушка.
- Ну, он же больше на человека похож…
- Выбрось глупости из головы! Это совсем другой вид, они больше животные! – девочка хмыкнула и вышла. Наверное, выносить за мной. Одного не могу понять, почему они меня мальчиком называют? Или я сплю, или брежу. Только во сне такой сильной боли не бывает. Значит, попала в аварию, лежу в коме, и мне это видится.
- Выпей, малыш, - мою голову приподняли, к губам поднесли кружку с напитком. Фу! Ну и гадость! Я обратила внимание, что обоняние у меня невероятно обострилось. И слух. Я развернула ухо, прислушалась. Левое ухо болит сильно, но, сквозь шум расслышала, как в подполье шуршит мышь. Сглотнула слюну.
- Пей, давай! Нечего нос свой кошачий воротить! – сердито прикрикнула бабушка, - Сама знаю, что гадость, но надо тебе, заснёшь и на поправку пойдёшь. Потом валерьянки сварю! – захихикала бабуля.
Я выпила всю бурду и потихоньку заснула.
- … долго ещё болеть будет? – голос девочки.
- Что, не терпится? – засмеялась бабуля.
- Ну, а чего, всё спит да спит…
- Не волнуйся. На них, как на собаках… то есть, как на кошках, быстро всё заживает! И девять жизней, говорят, у них! – смеётся бабушка, - О, проснулся! Видишь, ушами шевелит, слушает. Проверь, не мокрый? Долго спал.
Ко мне под одеяло кто-то залез, потрогал простыню.
- Нет, сухой! Может, утку?
- Давай утку. Потом попробуем посадить, рубашку хоть надеть. Пусть посидит, головокружение пройдёт, а там и на свежий воздух, к вечеру выведем.
Девочка счастливо пискнула, потом под меня стали подсовывать какую-то посудину.
Честно говоря, хотелось сильно. И не только по-маленькому. Меня погладили по голове:
- Не стесняйся, малыш, делай свои дела. А девочку попрошу выйти, если стесняешься.
Девочка что-то проворчала, но вышла, я слышала, как открылась и закрылась дверь.
Ну, при бабушке как-то спокойнее…
Потом ещё и помыла. Не знаю, как благодарить потом буду. И боль уже меньше. Где-то в боку, и ухо саднит, и хвост… А что, на самом деле, хвост есть? – думаю я.
- Попробуй руками пошевелить, - между тем предлагает бабушка. Купава тоже вернулась, сопит рядом. Я пошевелила одной рукой, другой. Согнула и разогнула кисти рук. Всё шевелится, ничего не оторвано.
- Давай, Купава, посадим мальчика, - просит бабушка девочку. Меня осторожно сажают, подкладывают под спину подушку. Я приоткрываю глаза, вижу свою голую грудь. А где грудь? Плоская, как у девочки. Глаза распахиваются во всю ширину. Не пойму ничего. Может, исхудала так за время болезни?
В это время на меня накидывают рубашку, скрывая от моего взора незнакомое тельце.
- Как ты думаешь, ба, сколько ему лет? – спросила девочка.
- Кто их знает? – сомневается бабушка, - На наш, человеческий вид, лет десять дала бы. Да и хвост ещё голый. Когда старше делаются, хвост пушистый становится.
- Это хорошо! – улыбается Купава.
- Я тебе ещё раз говорю, выброси этого мальчика из головы! – строго говорит бабушка.
- Но почему, ба? – огорчается девочка, - С деревенскими мальчиками запрещаешь водиться, с котомальчиком, тоже…
- Если не передумала целительницей становиться, забудь о мальчиках. Никогда замужние не становились нормальными целительницами. Грех один! А с животным, вообще!
- Ба! Ну, какой же он животный? Смотри, какой красивый!
- Не совместимы мы, - поясняет бабушка, - ничего у вас не получится.
- Что не получится, ба? – удивляется девочка.
- Детей у вас не будет! – припечатала бабушка. Девочка вдруг становится красной.
- Да ну тебя! – и зырк на меня. Я слушаю, растопырив уши и округлив глаза. О ком это они? Я же тоже девочка!
- Смотри, как ты его смутила! – улыбается Купава, - Тоже покраснел! Значит, понимает нашу речь!
- Угу. Сейчас спросим. Ты меня понимаешь, или нет? – спрашивает меня бабушка.
Я киваю утвердительно. Потом отрицательно.
- Чего это он? – удивилась бабушка.
- Ты неправильно спрашиваешь! – рассмеялась девочка.
- Спроси ты! – сердится бабушка.
- Мальчик, ты меня понимаешь? – спросила девочка. Я смотрю на неё, слегка не понимая вопроса. Потом решила кивнуть.
- А как тебя зовут? – я подумала.
- Ма… Мя… - никак не могу справиться с языком. Облизнула губы.
- Ма… яаа…
- Мая? – удивилась девочка. - Ты же мальчик, наверное, Май, или Мяун… Ба, как мы его назовём? – обратилась девочка к бабушке. Та пожала плечами:
- Как хочешь, так и называй. Хоть Барсиком, или Васькой. Видишь, кроме мяуканья у него ничего не выходит.
- А они что, разговаривать не умеют? – разочарованно спросила девочка.
- Могут. Ещё как тараторят. Это, наверное, из-за травмы. Сильно помял его медведь. Со временем речь восстановится.
- Жалко. Смотри, у него глаза закатываются!
- Устал, наверное, давай положим его… - и снова темнота.
В следующий раз я проснулась, когда ещё было темно. Открыла глаза. Темнота отступила, стало всё видно, как в сумерках. Попробовала шевельнуть рукой. Нормально. Больно ещё, но уже меньше. Если меня помял медведь, то выздоровление просто феноменально быстрое.
Почему меня называют мальчиком? – пришла мысль. Сердце ухнуло и застучало сильнее.
Нерешительно приподняла край рубашки, коснулась низа живота…
Не может быть! Рука нащупала маленькие яички и отросток. Я резко села, откинула одеяло, тупо уставилась на вновь приобретённое тело.
В последний раз мне уже было шестнадцать лет, а сейчас, бабушка говорит, десять.
Может, об этом предупреждал Никита, когда отговаривал от перемещениях между мирами? Что девочки потом родить не могут. Теперь я однозначно родить не смогу! Я откинулась на подушку, не выпуская из рук то, что должно быть у мальчика.
Немного успокоившись, подумала, что с этим как раз смириться можно. Надо продолжать исследовать свой новый организм. Коснулась головы. Уши. Кошачьи уши. Даже дыхание остановилось. И хвост есть?! Есть. Вот он, мешается. Я вздохнула. Так, пока я одна, что о себе думать будем? Я мальчик? В своём прошлом мире я помню, что были такие, считали себя девочками. Вот с такими органами.
Я тоже стопроцентная девочка. Была. И что? Я поморщилась, представив себя с мальчиком. Нет, надо пользоваться тем, что имеем.
Хотя, какое там «пользоваться»?! Мне ещё десять лет!
А что, хвост в самом деле голый? Как у крысы? Меня даже передёрнуло. Опять взяла себя за хвост, протянула сквозь пальцы. На кончике обнаружила маленькую кисточку. Хоть что-то.
Снова легла спать, не выпуская из рук приобретённое «счастье». Почему-то отвлекает от боли в теле.
Хорошо, что самостоятельно изучила ночью свое тело! Не было на следующий день выпадающих глаз, когда наутро Купава подняла меня и повела на двор, в уборную. Хотела помочь мне облегчиться, но я ещё не привыкла писать стоя, опустилась на корточки.
Купава решила, что я ещё очень слаба.
Потом помогла умыться, дала пожевать, вместо зубной пасты, жевательную сосновую смолу. Не хуже пасты освежила рот. Или пасть? Посмотреться бы в зеркало! Или лучше не надо?
На завтрак была каша и молоко.
- Эх, ему бы мяса сырого, - причитала бабушка, - быстро бы на ноги встал!
- Я могу приманить, - нерешительно сказала девочка.
- И что? Сумеешь, убить? – скептически спросила бабушка. – Ладно, придумаю что-нибудь. Твой Васька, хищник, всё-таки. Что, отпустили тебя или ждут?
