– Почему убежала?

– Я хотела быть художником. Хотя… В Челябинске тоже есть художники, но… Нет. Наверное, я хотела, чтобы больше не помнить свое дурацкое детство. Я не могла перестать испытывать отвращение к себе из-за некоторых моментов с родителями и в школе. Предательство, насилие, недоверие. Постоянные бронхиты и пренебрежение мной.

Я приносила хорошие оценки, остальное никому не было интересно – ни что я чувствую, ни чего я хочу. Это была какая-то проклятая игра. Я исполняла роль, в которой вместо меня была пустота. Каждый раз, когда я хотела понимания, мать просто убегала. Знаешь, даже про менструации я узнала от одноклассницы. Я родилась в 1972 г., а тампаксы стали продавать только в 90-х гг.

– Представляю, – сочувственно вздохнула я. – Когда мать отвергает сексуальность дочери, это все равно, как она запрещает ей насладиться в полноте ее женской природой. Сексуальность человека странная вещь. С одной стороны его «Я» непосредственно связано с мощностью его либидо, а с другой стороны именно через гениталии мы связаны со всем человечеством. Это глубоко личное дело, от кого женщина решила родить ребенка, но ребенок уже не ее личное дело.

– Да, я согласна, – сказала Анна. – Я поняла это гораздо позже. Секс в нашей семье был не просто табу, он был объявлен грехом. И я реально чувствовала, что мне нужно, чтобы кто-то любил меня такой, как я есть. Или сказал бы мне правду обо мне. С одной стороны два года прекрасного времени в галерее, оценки, отзывы людей о моей живописи. А с другой три года реальной пропасти, обмана, кидалова, голодных месяцев и полного одиночества. Я была в руинах.

– И тут Гарик, который…

– Да! Его слова, интерес… Я же поверила ему, когда он сказал, что я талантище. Ведь до него все так говорили – в школе, в институте, даже мама признавала за мной единственное достоинство – то, что я умею рисовать. То, что я умею рисовать оправдывало все мое существование. Как я могла ему не поверить?

Анна замолчала. Мы некоторое время молча смотрели, как ветер колышет пальмы, шуршащие золотой мишурой в разноцветных ночных фонарях отеля.

*

Примечание 5:

Здесь Гарик использует универсальный прием, который работает безотказно: похвалить жертву. Если жертва недостойна похвалы – то похвала поднимет ее, и жертва испытает благодарность и доверие. Если же гению сказать, что он гений, в истории, когда у него все плохо, он оценит говорящего как человека, который понимает, и тоже начнет доверять. В любом случае, дверочка откроется. И только пролеченный манипуляторами человек, поставит в записную книжку первый красный крестик – что это:

– похвала манипулятора?

– желание занять доминирующую позицию, покровительственную?

– искренний восторг и восхищение?

Это важно, потому что из этого следует дальнейшее.

***

– Что дальше? – прервала я молчание?

– Хочешь еще чаю? – спросила Анна. – Прохладно. Принести тебе плед?

– Можно, – сказала я.

Анна взяла обе чашки и ушла в комнату. Далеко в темноте бликовало россыпью серебряных монет Красное море.

– Кстати, в сексе он оказался так себе, – сказала Анна, вернувшись с подносом. Маленькие стеклянные бокальчики ароматно дымились густым черным чаем.

– Смешно, – вспомнила я свои муки в местных кофейнях. – У них здесь совсем нет зеленого чая. Может быть, есть смысл привозить из Китая? Хотя бы для туристов?

– Наверное, если бы это было кому-то надо, уже кто-то открыл бы такую лавку, – сказала Анна. – Египет – сладкая страна. Кофе, кальян, финики и толстогубые мальчики на пляже.

– Да, – сказала я. – Смешные. Мне один прямо в лавке у себя предлагал свой член ужасающего размера. Итак! В сексе он был так себе. Тогда что же?

– С Гариком было тепло, – отозвалась Анна. – Мне впервые за несколько лет показалось, что кому-то интересна я сама – те вещи, которые я сама в себе ценю. Понимаешь? Что толку, что твоя мать, например, хвалит тебя за то, что ты хорошо помыла посуду и похоже нарисовала цветы?

Я не это в себе ценю, я всегда хотела вытащить из моей жизни поток энергии, выплеснуть его на холст. Чтобы все, кто увидит, наполнились им и были мне благодарны. И мне показалось, что он понял это во мне и согласен мне в этом помочь. Он показал мне фотографии своих рисунков, они были очень слабые. Меня это удивило.

Он сам был очень энергетичен, а в рисунках была какая-то слабость. Именно внутренняя слабость, как будто он маленький слабый ребенок. Мне захотелось поддержать его в ответ на теплоту.

– Странно, – сказала я, представив всю ситуацию. – Обычно именно графические тесты рассказывают о человеке лучше всего.

– Да, – согласилась Анна. – Это оказалось очень странно. Как будто внутри него маленький ребенок, обиженный и слабый. А снаружи вот такой крутой весельчак самоуверенный. Но знаешь? Мне было наплевать тогда, что он делает снаружи. Вернее, я понимала, что это все шоу, но это шоу действовало на других. Я решила, что нашла путь к маленькому, и что мы можем быть полезны друг другу.

Утром мы позавтракали. Я, что не верю в очередной поход в галерею, что я в растерянности и не знаю, что буду там говорить. Гарик предложил сходить со мной. Мы должны были идти на следующий день, но…

Анна задумалась и вздохнула.

– Почему это со мной происходит? Постоянно. Надпись у меня на лбу, что ли?

– Гарик пропал на три дня? – спросила я осторожно.

*

Примечание 6:

Анна, конечно, была внимательным человеком, судя по ее текстам. А Гарик не был полным психопатом. Он, скорее, освоил приемы психопатов и успешно применял их на практике. Но пока это предположение. Возможно, что и у Гарика было слабое место, которое нуждалось в каком-то тепле. Возможно, что и у него было чувство одиночества, которое он скрывал. И именно то, скрытое, что объединяло их обоих, стало оправданием этой странной истории.

***

– Да, – Анна удивленно посмотрела на меня. – Откуда ты знаешь?

– Увы. Все истории про манипуляторов стандартны, хотя жертвам они кажутся удивительными.

– Ты права. Потом ты понимаешь, что это банально и пошло, – сказала Анна. – Дело в том, что я, действительно, делаю крутые арты. И живопись, и графика, и для книг. Мне все равно, что рисовать. И он тоже это понял, но он меня застал в таком состоянии, что мог подумать, что я себя не ценю. И он думал, что дает мне взятку своими восхищениями. Но я лишь чувствовала признание и не больше. Мне нужна была помощь и верность. Я предлагала товар, который мог быть выгоден. Но…

– Но он у тебя все украл?

– Нет. Не всё. Но очень много. Ладно! Короче, он пропал на три дня. Ни на звонки не отвечал, ни сам не звонил. А мне почему-то было так плохо, до тошноты. До сих пор не понимаю – почему. Я привыкла к потерям, в принципе, я была готова к тому, что и этот отвалился, просто … Ну, ему же мог не понравиться секс со мной, например. Но мне было так плохо, что я не могла дышать. Я пошла на встречу с галеристом одна и по дороге меня чуть не сбила машина, я открывала дверь в галерею, и уже знала, что все будет отвратительно. Так и получилось – галерист просто опустил меня. Я вытащила свои холсты в совершенно униженном состоянии.

Дома я легла на кровать, свернулась калачиком и почти не дышала. Словно кто-то сжал рукой мою диафрагму. Как так могло получиться? Откуда у него такая власть над моим телом?

*

Примечание 7:

По описанию Анны непонятно, почему Гарик так глубоко триггернул ее – до физических страданий, до потери контроля. Гарик пропал, но оставил после себя состояние транса – не нуэно внушать человеку, чтобы он бросился под машину, он и так попадет туда, если оставить его в состоянии транса на долгое время. Он будет постоянно ошибаться, попадать не туда. Говорить не то, потому что часть его мозга будет отключена странным поведением манипулятора. А, как правило, цыганские гадалки и манипуляторы ищут человека, который уже на подходе к депрессии, и тут остается сделать легкий толчок и оппа! Человек становится зомби.