От созерцания светящегося снега меня отвлек термометр, закрепленный снаружи к раме окна. С ним явно что-то было не так, выходило за рамки привычного. Я скосил глаза вниз и легко разглядел алый столбик спирта, исправно мерцавший в стеклянном капилляре. Я непонимающе смотрел на термометр, пытаясь осознать увиденное. Не сразу, но, наконец, до меня дошло, в чем дело. Оказывается, за окном свирепствовал ужасающий мороз! Я приник к стеклу, чтобы лучше разглядеть цифры на термометре, и все никак не мог их разобрать. Какая же во дворе температура – это становилось невероятно интересным! Ясно просматривалась лишь вторая цифра – это был ноль, но вот что стояло перед ней – два, три?.. Приглядевшись, я охнул и протер глаза – никакого сомнения, это была цифра пять. Бред какой-то! Пятьдесят градусов мороза – такого никогда не было в нашем регионе. Что за чертовщина здесь творится?

Продолжая машинально наблюдать за столбиком термометра, я чуть не вскрикнул от ужаса. Верхний край столбика продолжал свое неуклонное падение! Я даже растерялся: такими темпами через час-другой температура за окном опустится до абсолютного нуля!

Оторвав взгляд от термометра, я посмотрел в окно на колышущееся марево голубого света. По-видимому, я ранее попросту не обратил внимания, но сейчас довольно ясно разглядел, что посреди двора, рядом с запорошенными снегом кустами вишни темнеет человеческая фигура. До рези в глазах вглядывался в загадочную фигуру, но не мог понять кто это. Самое неприятное заключалось в том, что и я сам ощущал пристальное внимание с ее стороны!

Неожиданно темная фигура шагнула в мою сторону. Прошло несколько мгновений, и она уже приблизилась к окну и заслонила собой играющее светом полотно снега. Человек наклонился к стеклу, и наши лица оказались совсем рядом, почти соприкасались.

С ужасом и отвращением я узнал старуху, которая заглядывала в наше окно в самый разгар вчерашней пурги! Ее отвратительная ухмыляющаяся физиономия с дряблыми щеками и беззубым ртом заполнила собой все вокруг меня, ее пронзительные глаза сверлили меня насквозь, и я вдруг понял, что именно я являюсь целью и смыслом ее ночных визитов!

Старуха медленно подняла костлявые руки. И тут мне показалось, что стены дома дрогнули, начали терять свою вещественность и монолитность, стали зыбкими и податливыми, они как будто поплыли и начали растворяться в воздухе. Со двора в дом хлынул ледяной, могильный холод. Не в силах пошевелить даже пальцем, цепенея от ужаса, я почувствовал как в мгновенно стынет мое тело; за окном беззвучно хохочет страшная старуха, тыча мне в лицо крючковатыми пальцами, и тут взрывается снежное полотно на мириады огненных искр, уносящихся в бездонное небо…

– Сынок, проснись, что с тобой, проснись!

Я постепенно приходил в себя, открыл, наконец, глаза и увидел склонившуюся ко мне маму. Она с беспокойством глядела на меня:

– Ты так кричал, тебе приснилось что-то нехорошее?

– Нет, мама, ничего, все в порядке, иди спи.

Еле переведя дыхание, я прикрыл глаза и пытался унять готовое выпрыгнуть наружу сердце.

Так, значит, это был всего лишь сон? Но насколько же ясной была картина, как живо я видел перед собой и светящийся снег, и мерзкую старуху! Я приоткрыл глаза и взглянул на потолок. Он был темным, никаких бликов и сполохов света на нем не было видно.

Наутро с отцом мы пошли на местный рынок за продуктами. Мороз под тридцать, поэтому мы оделись в мохнатые овчинные тулупы и огромные черные разношенные валенки на одну ногу. Шатались до полудня, купили мяса и другой снеди.

Когда вернулись с рынка, отец сразу вошел в дом, а я задержался во дворе: неуловимая мысль заполнила мое сознание, не давала покоя. Я не мог понять, в чем дело, растерянно оглядывался, скользил взглядом по дворовым постройкам, яблоням, серому соседскому забору… Прошел по дорожке к сараю, потом обратно и вдруг бросился за угол дома к окну моей комнаты. Там было по грудь снега, и я сразу завяз в нем, не в силах двинуться дальше. Я расшвыривал снег во все стороны, но очень медленно продвигался к окну. Снег набивался мне в валенки, за отворот тулупа, и я мгновенно взмок от чрезмерных усилий – я оказался в настоящем снежном плену! Но все же, шаг за шагом я продвигался вперед, и, наконец, – я у окна!

Лихорадочным взглядом шарил по снежной поверхности и тут увидел цепочку следов, которые тянулись от зарослей вишни к самому окну. Но что-то в этих отметинах на снегу было явно не так… Во-первых, они были очень четкими, с хорошо очерченными краями, то есть неизвестный гость не проваливался глубоко в снег, как я сейчас. Во-вторых, эти следы даже отдаленно не напоминали следы человека. На снегу передо мной были отпечатки копыт какого-то двуногого существа!

К вечеру погода опять начала портиться. Завьюжило, ветер жалобно завыл в печной трубе, как будто жалуясь на свою пропащую судьбу.

– Ну и погодка в эту зиму – то мороз, то метель, – не разбери – пойми, – сказала мама.

Мы сидели с ней в зале на старом, провалившемся диване и разговаривали. Мама вязала мне носки из толстых шерстяных ниток, а я расспрашивал ее о всякой всячине. Я любил такие моменты в родительском доме, когда мы были вместе, когда все вокруг было тихо и покойно, когда кажется, что так будет всегда.

– Вот, сынок, и нашему поколению подходит свой срок, и мы начинаем потихоньку уходить, – неожиданно произнесла мама. – За прошлый год трое ушли с нашей улицы. Ты помнишь дядю Мишу, у которого верхняя губа рассечена?

– Тот, который банщиком всю жизнь проработал? Конечно, помню.

– Умер в прошлом годе, по весне. Пошел в магазин за хлебом, присел на скамейку у соседского дома, заснул и больше не проснулся. Завидная смерть, хороший был человек, вот и заслужил хорошую смерть, без мучений отошел.

– Мама, ты считаешь, что смерть может быть хорошей? По-моему, смерть всегда плоха.

– Не скажи, сынок. Каждому воздается по делам его: как жил человек, такой ему и конец уготован. Хотя, конечно, всякое случается…

И она замолчала, уткнувшись в свое вязанье.

Потом мы втроем долго играли в подкидного, и дураком почему-то все время оставался я. Удивительное невезение в игре преследовало меня тем вечером. Карта как будто издевалась надо мной. Либо не приходило ни одного козыря за всю игру, либо выпадал такой дикий расклад не в мою пользу, пусть и с козырями, что я диву давался, как такое вообще может быть. И что характерно, родители воспринимали такое течение игры как должное и вполне естественное! Они раз за разом, без малейших шансов оставляли меня в круглых дураках и ни одним жестом или словом не выказывая своего удивления.

– Да, мама, а кто еще с нашей улицы умер? – неожиданно для самого себя задал я вопрос в продолжение ранее прерванного разговора.

– Кто умер? – безо всякого удивления переспросила мама. – Еще один дед с из углового дома, да баба Нюра.

– Какая баба Нюра, та, что несколько лет болела?

– Лет пять она была лежачей, дети про нее забыли, брошенная совсем оказалась. Только соседка заходила горшок вынести да каши сварить. Мучилась долго и умирала тяжело баба Нюра. Умерла неделю назад, потом сразу снегопады начались…

Бабу Нюру я помнил плохо. Противная старушенция, которая вечно гоняла нас, ребятишек с улицы Чапаева, своей корявой длинной клюкой.

Во времена моего детства она была сорокалетней женщиной, но мы, мальчишки, почему-то всегда называли её старухой. Я не знал и никогда не интересовался жизненной историей бабы Нюры, но она всегда вызывала к себе антипатию, причину которой трудно понять.

Вспомнился один случай. Как-то впятером мы гоняли мяч на небольшой лужайке через дорогу от ее дома. Мы часто играли там в футбол, казаки-разбойники, штандер. Эта лужайка была нашим излюбленым местом для игр попросту потому, что другой свободной площадки поблизости не было. Мы беззаботно играли во всякие свои игры, галдели по-детски, естественно, не понимая, что этим своим гамом можем кому-то мешать. Так вот тогда играли мы в футбол на одни ворота – двое на двое, и кто-то из нас нечаянно запулил мяч в сторону её дома. И надо было случиться такому несчастью, что как раз в это время баба Нюра возвращалась из магазина с покупками, и мяч попал ей под ноги. Она с трудом шла с тяжелой авоськой в руке, опираясь на клюку, а тут споткнулась и чуть было не растянулась на тропинке, у своей калитки. Что тут началось! Она вскрикнула от неожиданности, оставила авоську и бросилась на нас с клюкой наперевес. Баба Нюра сильно прихрамывала, но это не мешало ей гонять нас по двору как сидоровых коз. Напуганные ее разъяренным видом мы скоренько смылись с места преступления, а мяч она потом занесла моим родителям и еще нажаловалась, на нас, хулиганов. После этого случая, каждый раз при встрече, она грозила клюкой, а мы перебегали на другую сторону улицы.