Иногда я мечтала стать невидимкой. Да что там иногда – почти всегда. Особенно в моменты, когда добрые соседи начинали интересоваться моей личной жизнью и «по-соседски» раздавать советы. А это, учитывая, что мне 28, и я до сих пор не замужем, случалось при каждой встрече.

А ещё я мечтала, чтобы из моей квартиры перестали делать проходной двор.

Преодолев почти три тысячи километров на самолёте, затем сорок километров на такси, и, наконец, четыре этажа пешком, всё это время таща на закорках тяжеленный чемодан, я больше всего сейчас мечтала… Нет, даже не упасть на кровать прямо в одежде и уснуть, а хотя бы просто спрятаться за дверью собственной квартирки от посторонних глаз. Но вместо этого я стояла на плохо освещённой лестничной площадке, в подъезде, пахнущем мандаринами и дешёвым шампанским, в доме, где все знали друг о друге всё до мельчайших подробностей, и яростно ковыряла ключом замочную скважину, рыча от бессилия.

Вообще, у замка была небольшая хитрость: вытягивать ключ из скважины надо было, слегка надавливая вправо, тогда он впоследствии без проблем вставлялся обратно. Увы, об этой особенности не знала Антонина Петровна, очевидно, за время моего отсутствия в очередной раз заглянувшая в гости в благородном порыве полить цветы. Потому что автоматический полив – это всё «наши современные штучки», а вот она-то напоит мои цветы лучше всего, а если надо, то и потоп устроит…

Я передёрнула плечами, вспоминая, как однажды соседка заглянула в гости «полить каланхое», и забыла закрыть кран над так кстати засорившейся раковиной. Хорошо, Рюрик успел вовремя…

Примечательно, что все предложения отдать ей этот самый каланхое были восприняты в штыки. Как и просьбы вернуть ключ, доверенный ей ещё моей бабушкой. Очевидно, соседке не хотелось терять повод зайти в квартиру и посмотреть, что у меня и как.

Можно было, конечно, сменить замок, но, во-первых, это дорого, а во-вторых – обидится ведь и мстить начнёт. А первая сплетница нашего двора могла настолько испортить жизнь, что потом даже смотреть в глаза соседям будет стыдно.

Я заскрежетала зубами, снова пытаясь поддеть убегавшую от меня замочную скважину. А потом в мозгу всплыла картинка Антонины Петровны, заходящей в мою квартиру, и утыкающуюся в подарок мексиканцев… И мои губы растянулись в ехидной улыбке. Что ж, возможно, всё не так уж и плохо – вдруг окажется, что Карл сумел, наконец, отбить старушке желание заходить в гости без спроса. Не стоило, конечно, возлагать на это слишком большие надежды, но…

– Ой, Лорочка, уже вернулась? – прошелестело из-за спины. Я замерла и медленно выпрямила спину. Как там говорят – «Помяни Дьявола»?

– Добрый вечер, Антонина Петровна, – протянула я, разворачиваясь и растягивая губы в улыбке. Улыбаться нужно было широко, а спину держать прямо. А не то обязательно нарвёшься на рассказ о том, как её бабушка училась в институте благородных девиц вместе с совершенно логичным выводом, что вот именно из-за моей осанки я до сих пор и не замужем… А как я вам выйду замуж, если в этом доме даже парня в гости привести нельзя, не получив пристального внимания со стороны соседей?

– А куда это ты ездила, Лорочка? – соседка смерила мой чемодан взглядом прищуренных глаз, задержалась взглядом на багажной бирке с латинскими буквами и выразительно поджала губы. – Неужто, за границу?

– Во Францию, Антонина Петровна. В Париж.

– В Париж… – старушка задумчиво почмокала губами. – Вот тоже, взяли моду молодые. Отчего бы на наш, советский, курорт не съездить? Сочи вон есть, Анапа, Крым. Чудесные курорты. Ничуть не хуже заграничных. Ан нет, в Париж ездиют.

Конечно. Всю жизнь мечтала сгонять на Новый Год в Крым. Только вот что делать зимой на летнем курорте – непонятно.

– Так там же сейчас холодно, Антонина Петровна. Купаться нельзя.

Щёки болели от улыбки. Я, не разрывая контакт глаз, просунула руку за спину и продолжила борьбу с замком, молясь всем чистым и нечистым, чтобы дверь пропустила меня прежде, чем начнутся неудобные вопросы.

– Так и в Париже ведь холодно, – удивилась она. Затем подозрительно прищурилась. – Или ты не просто так в Париж поехала? Ухажёр там у тебя, что ли? Араб какой-нибудь?

Я поперхнулась и закашлялась. Ну вот они и начались… А ведь если она вобьёт себе в голову какую-нибудь ненужную сплетню, я потом от этой самой сплетни не отделаюсь. Нужно было срочно разуверить соседку в моих якобы отношениях с якобы арабом, пока не пошёл какой-нибудь особенно нелепый слух.

– Нет, что вы, Антонина Петровна! Я же просто в отпуск ездила! Не было никаких ухажеров! Ни арабов, ни французов, ни афроамериканцев! Никого не было! Да и нет у меня никого, вы же знаете!

Она, конечно же, знала. В нашем маленьком подъезде на двадцать квартир все были в курсе не только кто когда уходит и возвращается с работы, но и у кого кто бывает в гостях. Если не подглядывали сами – слышали от других. У всех были свои секреты… И я из кожи вон лезла, чтобы не давать им поводов для сплетен. Возможно, именно поэтому старушка и пыталась сейчас ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы не так скучно было обсуждать меня с соседями.

– Афроамериканцев, говоришь?.. – покачала головой старушка. – Негров, значит… – Она пожевала губами, словно пробуя слово на вкус, и я мысленно застонала. – Ну что ж, часики тикают, ты уже не молодая. Можно и с негром, конечно. Но только детки чёрные бегать будут, таких же и не разглядишь в темноте.

Мой мозг решительно отказывался следовать за непонятным ему потоком мысли старой знакомой. При этом рука машинально продолжала подкручивать замок. И, внезапно, моё упорство было вознаграждено! Ключ зацепился, провернулся, дверь поддалась, и мне с трудом удалось подавить победный клич. Навстречу мне сразу устремился застоявшийся воздух, неся запах столетней пыли из бабушкиного настенного ковра. По полу потянуло сквозняком, а скупые лучи лестничной лампочки мазками осветили прихожую.

Соседка замерла, глядя поверх меня. На лице проявлялась оторопь, смешанная с живейшим любопытством, но не удивление, из чего следовало, что она действительно заходила в моё отсутствие, и уже успела познакомиться с моим новым приобретением. Мне даже стало интересно, что она себе навоображала, обсуждая нравы эксцентричной молодёжи с соседями. Впрочем, спрашивать я не стала.

– Всего доброго, Антонина Петровна, – оскалилась я, отступая в темноту квартиры и втаскивая за собой чемодан. – С наступающим Вас!

Я захлопнула дверь, наощупь повернула ручку замка, набросила цепочку, задвинула щеколду, прислонилась лбом к двери и выдохнула. С лестницы послышалось бормотание:

«Настоящий медведь, ну надо же… Ну и молодёжь пошла.»

Что ж, оставалась призрачная надежда, что Карл перебьёт в её голове мысль о негре… Хотя с чего бы – она же его уже видела. Я усмехнулась и позволила себе на секунду расслабиться, впитывая запахи родного дома. Воздух пах шерстью, пылью и ржавчиной. Где-то капал кран, мирно гудел за стеной ветер, а единственным источником света было окно в ближайшей комнате.

Я не боялась темноты. Часто я слышала, как люди оправдывали свой страх тем, что когда выключается свет, у них возникает ощущение, будто там, в темноте, прячутся неведомые твари… Что ж, у меня не было подобных ощущений – я знала наверняка. Они там были. Но свет их тоже не пугал.

Резко выдохнув, я, наконец, щёлкнула выключателем и, чуть прищурившись от вспыхнувшего света, повернулась к виновнику переполоха.

– Привет, Карл, – весело поздоровалась я с медведем, скалящим на меня клыки из кладовки. Медведь промолчал, как и положено любому уважающему себя чучелу. Я смерила его долгим взглядом, прикидывая, не стоит ли нарядить его в костюм Деда Мороза для придания особенно праздничного настроения всем, кто захочет заглянуть без приглашения, но решила ограничиться праздничной шапочкой.