Помимо писательской деятельности, Луиза Мэй Олкотт, как и ее мать, была активной суфражисткой и даже оказалась первой женщиной, зарегистрировавшейся для участия в выборах в городские органы управления в Конкорде (штат Массачусетс).

Умерла Л. М. Олкотт от менингита в марте 1888 года, прожив всего 55 лет. Умерла она в том же году и в том же месяце, что и ее отец, лишь тремя днями позже.

В заключение хочу добавить, что до сих пор, начиная с первой публикации перевода романа в России в конце XIX века (1898), книга переводилась на русский язык в основном как детская, в несколько упрощенном виде. А ведь она, как уже упоминалось, предназначалась не только подросткам, но и взрослым. Я стремилась избежать упрощений и надеюсь, что мне удалось это сделать.

– Ну, без подарков и Рождество – не Рождество, – проворчала Джо, растянувшись на ковре перед камином.

– Это так ужасно – быть бедными, – вздохнула Мег, опустив взгляд на подол своего старенького платья.

– А мне кажется, это несправедливо, когда у некоторых девочек так много всяких красивых вещей, а у других совсем ничего, – произнесла маленькая Эми, обиженно шмыгнув носом.

– Зато у нас есть папа и мама, а еще у нас есть… все мы друг у друга, – откликнулась из своего уголка Бет с очень довольным видом.

При этих словах четыре юных лица, озаренные яркими бликами пылавшего в камине огня, просветлели, но тотчас снова омрачились, когда Джо грустно возразила:

– Но ведь сейчас папы с нами нет и долго еще не будет! – Джо не добавила «может быть, никогда», но, как и каждая из сестер, про себя подумала об этом, ведь их отец был теперь очень далеко – там, где шли бои[2].

С минуту девочки молчали. Потом Мег сказала уже иным тоном:

– А вы знаете, почему мама предложила нам в это Рождество обойтись без подарков? Дело в том, что эта зима будет для всех очень тяжелой, и мама полагает, что нам не следует тратить деньги на удовольствия, когда нашим мужчинам в воюющей армии приходится так страдать. Много мы сделать не можем, но можем принести свои маленькие жертвы, и сделать это надо с радостью. Только я боюсь, что с радостью… у меня не получится. – И Мег покачала головой, с грустью вспомнив о тех чудесных вещах, какие ей так хотелось иметь.

– А вот мне не кажется, что то немногое, что мы могли бы потратить, пойдет кому-нибудь на пользу. У каждой из нас – всего-то по доллару, и армия не много выиграет, если мы ими пожертвуем. Я согласна вовсе не ожидать подарков ни от мамы, ни от вас, но мне так хочется купить себе книжку «Ундина и Синтрам»[3] – я так давно о ней мечтаю! – сказала Джо, которая была настоящим книгочеем.

– А я собиралась на мой доллар купить себе новые ноты, – сказала Бет, тихонько вздохнув, так, что никто ее вздоха не услышал, кроме метелки для каминной плиты и подставки для чайника.

– А мне хочется купить хорошую коробку фаберовских карандашей для рисования, – решительно заявила Эми. – Они мне на самом деле очень нужны.

– Мама совсем ничего не говорила про наши карманные деньги. Она и не захочет, чтобы мы отдали их все. Пусть каждая из нас купит то, что ей нужно, и у нас у всех будет порадостнее на душе. Ведь мы работаем не покладая рук, разве мы этого не заслуживаем? – воскликнула Джо, мужественно – как истый джентльмен – разглядывая набойки на своих башмаках.

– Еще бы мы не заслуживали! Я, например, чуть ли не целый день занимаюсь с моими нудными учениками, когда мне так хочется просто с удовольствием побыть дома! – начала Мег, снова обретя жалобный тон.

– Да тебе и вполовину не так тяжело, как мне, – перебила ее Джо. – Как бы тебе понравилось часами сидеть взаперти с нервической, привередливой старой дамой, которая держит тебя на побегушках, вечно всем недовольна и доводит тебя до того, что ты готова выскочить в окно или разреветься?

– Нехорошо жаловаться, но мне, по правде говоря, кажется, что мыть посуду, бороться с пылью, убирать и приводить в порядок дом – самая худшая из всех работ на свете. Она превращает меня в злюку и делает мои пальцы такими негибкими, что я не могу как следует играть даже простые упражнения. – И Бет взглянула на свои огрубевшие руки с таким глубоким вздохом, что на этот раз его услышали все.

– А я ни за что не поверю, что кому-нибудь из вас приходится страдать больше меня! – воскликнула Эми. – Вам же не надо ходить в школу, где наглые девчонки вечно тебе досаждают, если вдруг урока не выучишь, смеются над твоими платьями и клеют на твоего папу за то, что он бедный. А еще – оскорбляют, если у тебя нос не такой уж красивый.

– Если ты хотела сказать «клевещут» на папу, то так бы и говорила. При чем тут «клеят»? Папа ведь не банка с пикулями, чтобы на него наклейки делать! – смеясь, поправила сестру Джо.

– Я сама знаю, что хотела сказать, и незачем тебе делать мне такие статирические замечания. Это вполне прилично – использовать в разговоре хорошие слова, и нам надо улучшать свой вокибиляр, – с достоинством парировала Эми.

– Не надо клевать друг друга, девочки. Разве вам не хотелось бы, чтобы у нас были теперь те деньги, что пропали у папы, когда мы были совсем маленькими? А, Джо? Боже мой! Как счастливы мы были бы, как радовались, если бы у нас теперь не было ни забот, ни хлопот! – произнесла Мег, которая помнила их лучшие времена.

– А ты на днях говорила, что мы гораздо счастливее, чем дети Кингов, потому что они вечно дерутся и задирают друг друга, хотя их семья очень богата.

– Да, Бет, я это говорила. Ну что же, я и правда так думаю. Потому что, хоть нам и приходится работать, мы сами над собой подсмеиваемся, и вообще, мы – очень «веселая шайка славных девах», как выразилась бы Джо.

– Да уж, Джо любит жаргонные словечки, – заметила Эми, бросив неодобрительный взгляд на долговязую фигуру, растянувшуюся на ковре.

Джо тотчас села, сунула руки в карманы и принялась насвистывать.

– Не надо так делать, Джо! Это просто мальчишество!

– Потому-то я так и делаю!

– Терпеть не могу грубых девиц, не умеющих вести себя, как подобает юной леди.

– А я не терплю аффектированных крошек с манерами «фу-ты ну-ты»!

– «Птички в тесном гнездышке не топорщат перышки, мирно живу-ут», – пропела миротворица Бет, скорчив такую смешную рожицу, что сердитые голоса спорщиц смолкли, сменившись смехом, и на этот раз сестры перестали «клевать» друг друга.

– И правда, девочки, – проговорила Мег, приняв строгий тон старшей сестры и явно решив прочитать им нотацию, – вы обе не правы. Ты, Джозефина, уже достаточно взрослая, чтобы отбросить свои мальчишеские выходки и вести себя как подобает. Все это не имело большого значения, когда ты была маленькой, но теперь, когда ты стала такой высокой и делаешь прическу, подбирая волосы повыше, тебе следует помнить, что ты уже юная леди.

– А вот и нет! Если новая прическа делает меня «юной леди», я буду носить две косы до двадцати лет! – вскричала Джо, срывая с головы сетку и распуская по плечам пышную гриву каштановых волос. – Мне противна сама мысль, что я взрослею, что должна превратиться в мисс Марч, носить длинные платья и выглядеть чопорной и прилизанной, как китайская астра в саду! Девчонкой быть само по себе ужасно, когда тебе нравятся мальчишьи игры, занятия, их манера вести себя. Какое разочарование, что я не мальчишка! А теперь мне и того хуже – ведь мне до смерти хочется быть там, где папа, сражаться вместе с ним! Но все, на что я способна, – это сидеть в четырех стенах и вязать носки, словно малахольная старая старуха.

И Джо потрясла недовязанным синим армейским носком так, что спицы заклацали друг о друга, словно кастаньеты, а клубок ниток покатился на другой конец комнаты.