В одну из таких прохладных ночей Надя долго не могла уснуть. Стук колес убаюкивал и вгонял в подобие транса, но как следует провалиться в сон не получалось. Она то видела кусочек сновидения – берег заросшего озера в сочном зеленом лесу, – то снова оказывалась в поезде.

Вставай.

Голос буквально заговорил в ухе, так резко, что Надя вздрогнула и мигом вырвалась из дремы. Краешком ума она попыталась ухватить остаток сновидения – кто именно сказал «вставай»? – но безуспешно.

Поезд стоял. Сердце в груди почему-то забухало тяжело, через силу.

«Какая-то станция», – сказала себе Надя, отодвинула занавеску и выглянула в окно.

На улице царила темная ночь, однако до вагона долетал отсвет фонаря. В его бледной призрачной дымке, выплывающей откуда-то справа, можно было разглядеть плотные еловые заросли и небольшую прогалину перед ними.

Тишина стояла мертвая. Надя уже хотела задернуть занавеску, как вдруг уловила движение. Что-то двигалось по прогалине к деревьям. Животное? Оно шло странно, крадучись. Полусогнутые ноги, делающие осторожные шаги, напоминали человеческие. Надя не хотела смотреть, ей было страшно, но она не могла оторвать глаз от окна. Как недавно не могла отвести их от серебряного браслета.

Скользнул луч света – видимо, посветили из окна поезда. Он упал прямо на мутную фигуру.

В груди у Нади сразу зародился крик, но он застрял в горле, и наружу просочился тоненький и слабый звук.

Это был человек, абсолютно голый. Он шел, сгорбившись в три погибели.

Голова у него была воронья. Большая черная голова с острым клювом и огромным круглым глазом.

Луч исчез. Надя задернула занавеску, прижала руки к груди и задышала быстро-быстро. Хотелось молиться, но не получалось. Первобытный ужас сковал и разум, и тело.

Надя сидела, зажмурившись, пока поезд наконец не поехал. Лишь через четверть часа напряжение начало отпускать ее, она открыла глаза и перевела дух.

«Я заснула, – сказала себе Надя. – Это приснилось. Или пригрезилось».

Сном она забылась только под утро. Когда небо уже начало питаться лениво выползающим солнцем и превратилось из черного в грязно-серое, из неверной дремы ее вырвал слабый стук в окно.

Надя толком не проснулась и машинально отдернула занавеску.

Прямо на нее смотрела огромная воронья голова.

Надя была такой усталой и не выспавшейся, что когда им подали завтрак и Пал Палыч спросил, как она себя чувствует, выдавить осмысленный ответ у нее не получилось. Страх не ушел, но тяжелая ночь и ранее утро, проведенные в зыбком полусне, сильно притупили все чувства.

За окном уже расстелилась сплошная тайга – густой лес, полный колючих кустов и деревьев, похожий на сплошную, неприступную стену.

Надя терзалась – спросить или не спросить о человеке-вороне? Ей не приснилось, она была уверена. Может, какой-то раз, но точно не дважды. Вдруг в далеких сибирских краях это нечто если и не совсем обычное, то вполне объяснимое? Нелепый безумец, сбежавший с маскарада. Непонятный обычай. Пьяная забава. Мало ли?

– В Сибири живет кто-нибудь… Необычный? – наконец решилась Надя.

Пал Палыч размешивал в стакане с чаем варенье из жимолости, купленное вчера на станции. Вагон слегка тряхнуло, ложечка звонко стукнулась об толстое стекло.

– Ты это о чем?.. Ну, росомаха. Достаточно необычная?

– Да нет. Из людей. Не людей, – запуталась Надя. – Я имею в виду, как псоглавцы. Или блеммии.

Пал Палыч поперхнулся чаем. Про блеммий он ничего не знал, зато с псоглавцами все было понятно.

– Каролина, это ваша работа? – в густом голосе зазвучали строгие нотки.

Каролина посмотрела на Надю укоризненно.

– Мы говорили об этом, когда изучали историю.

– Да, я знаю, что это считается выдумками и заблуждениями, – нетерпеливо проговорила Надя. – Но…

– Слава Богу! – перебил отец. – А бле… Прости Господи, это что такое?

Надя с готовностью объяснила:

– Блеммии – это такие существа, у них не было головы, а лицо находилось на груди. Раньше считали, что они живут в Африке.

Пал Палыч хрюкнул от смеха и с трудом выговорил:

– Господи Иисусе.

Надя терпеливо ждала и не без труда держала язык за зубами. Ей и сейчас казалось, что это не выдумки. Точнее, не совсем выдумки. Каролина рассказывала, что о таких существах писали во многих старинных книгах. Подобные убеждения на ровном месте не появляются. Никто полностью не исследовал Африку, так откуда людям знать?

Но сейчас это было неважно. К тому же, отцу все равно ничего не докажешь.

– Мне просто интересно, – снова начала Надя, – есть ли здесь что-нибудь необычное.

– Сказочных историй тут пруд пруди, – проворчал Пал Палыч. – Хотя и не таких безумных, на мой вкус.

– А про ворон есть?

– Может быть. Точно не знаю, – Пал Палыч равнодушно пожал плечами. – Все больше про оленей. И хорошо, оленину хотя бы есть можно. А от историй никакого проку. И кстати, дамы, мы уже подъезжаем. Недолго осталось.

Надя с тревогой глянула в окно. Теперь ей не очень-то и хотелось выходить. Пусть они отъехали на порядочное расстояние, но человек-ворон был так близко – вдруг прицепился к поезду? Или, и того хуже, если здесь таких много?

Когда поезд остановился на нужной станции под странным названием Тайшет, у Нади свело живот. Однако выбора не оставалось, и она с помощью проводника вышла из вагона. Несмотря на то, что на ней было пальто, холод обволок полностью, пробрался под ткань. Снег здесь успел растаять, но деревья стояли голые – ни дать ни взять март.

Вокруг было довольно пустынно. Вдоль перрона протянулся длинный, безликий деревянный дом, вдали посреди мрачного серо-бурого простора раскиданы еще несколько строений. Неподалеку торчал купол-луковка маленькой церквушки.

К ним навстречу поспешил человек – грузный русский мужчина с пышной каштановой бородой. Следом за ним плелся угрюмый мальчишка, чем-то напоминающий Аюра – с такой же смуглой кожей, влажно поблескивающими темными глазами и стриженными черными волосами, которые стояли торчком, как у ежика. Ему было, должно быть, лет четырнадцать, но Наде он показался совсем сопливым.

– Пал Палыч! Приехали! – загремел мужчина. – Ну и ну, а это Надька, что ли, так вымахала? А это что за прекрасная леди? – добавил он несколько смущенно при виде Каролины и попытался приосаниться, но вышло у него неважно.

Пока Пал Палыч представлял их обеих, Надя с трудом вспомнила этого человека – Михаил, дружил с отцом и помогал ему в каких-то делах. Последний раз она видела его совсем малышкой, но его имя всплывало частенько. То письмо пришлет, то привет передаст.

– Пойдемте, пойдемте, – засуетился он. – Устали, небось, с дороги. Аркашка, вещи возьми!

Мальчишке, конечно, не по силам было взять все – Пал Палыч вез с собой кучу тяжеленных ящиков – товары для продажи и обмена, их еще не закончили разгружать. Михаил обнадежил, что уже все устроил и их доставят куда нужно, а вот сундуки с их личными вещами – другое дело. Аркашка начал грузить их на небольшую повозку, причем не особенно бережно.

– Пойдем, пойдем, – позвал их Михаил. – Тут два шага.

– Осторожнее, – не удержалась Надя, проходя мимо повозки. – У меня там важные вещи.

Аркашка скользнул по ней неприязненным, как ей показалось, взглядом. Надя почувствовала удовлетворение, но тут громко закаркали вороны, и хорошего настроения как ни бывало.

С тяжело бьющимся сердцем она повернулась и посмотрела на поезд. Грузчики заканчивали освобождать вагон от отцовских ящиков. Люди в грубо сшитой одежде поднимались по ступеням, переругивались с проводниками и забирались внутрь, таща за собой грязные мешки и баулы. За окнами лениво перекатывались вялые пассажиры, одуревшие от долгого пути. Конечно, никакой человек-ворон на крышу поезда не забрался и к вагонам не прицепился.

Надя чуть отстала, но Пал Палыч и Каролина ничего не заметили – слишком увлеклись разглагольствованиями Михаила о «прекрасных краях», которые, уверял он, «обеспечат России славное будущее».