Старый граф в домашней одежде неторопливо потягивал вино, перебирая годовые отчеты и временами перекидываясь ничего не значащими репликами с дочерью, уютно расположившейся на диванчике у окна. Одетая в свободное платье Аликс давно не затягивала корсета; светло-зеленая парча крупными складками охватывала пополневший живот — она ждала наследника уже шестой месяц. Рассеянный взгляд девушки охватывал внутренний двор. Заметенный снегом, он оставлял свободными лишь несколько дорожек: одна из них, самая широкая и протоптанная, вела от ворот к парадному крыльцу, две другие соединяли кладовые, конюшню и мастерскую. В послеобеденное время двор пустовал, и большие соцветия снежинок опускались на сугробы и дорожки, словно стремясь однажды сравнять их, превратив в единое белоснежное полотно.
Далекий отзвук копыт метнулся по оконным рамам, отразившись мелкой дрожью в покрытых инеем стеклах — кто-то проезжал мимо, явно не жалея своего скакуна. Звуки затихли, а в следующее мгновение в воротах графского поместья показался темный силуэт. Неизвестный всадник размашистой рысью влетел во двор на сером поджаром жеребце. От шкуры животного валил пар, оно нетерпеливо и нервно потряхивало шеей. Остановившись возле крыльца, всадник спешился и протянул поводья подбежавшему конюху, попутно бросив ему несколько слов. На вновь прибывшем был теплый зимний плащ и кожаная шляпа, надежно скрывающая лицо. Выслушав ответ слуги, он коротко кивнул, осмотрелся по сторонам и неторопливо направился в дом.
— К тебе гости, — произнесла Аликс, наблюдая за происходящим. Она отвела в сторону тяжелую портьеру, внимательно рассматривая приезжего.
— Я никого не ждал, — развел руками старый граф.
Слегка прихрамывая при каждом шаге, путник размеренной походкой подошел к крыльцу. Вышедший навстречу дворецкий произнес пару фраз и вдруг отшатнулся, поменявшись в лице. Неожиданная тревога уколола сердце девушки, она поднялась с места, не отводя взгляда от происходящего во дворе. В образе гостя читалось что-то неясное, неправильное и… королева не могла описать всех чувств, выражавшихся в общем смятении. От внимания Абрахама не укрылось состояние дочери, и он невольно подался к ней.
— Все хорошо?
— Да, наверное…
Волнение Аликс передалось старику Ван Хельсингу, и оба обернулись к двери гостиной, словно ожидая оракула, грядущего с пророчеством о их судьбе. Растеклась тревожная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в камине и равномерным постукиванием маятника старинных часов. Вот-вот должны были доложить о незваном госте. Александра прислонилась спиной к подоконнику, оперевшись о него ладонями, и не сводила взгляда со входа в комнату.
В коридоре послышался шум и неясные, приглушенные вскрики. Скрипнув, двери гостиной широко отворились. Створки откинулись в стороны, коснувшись обитых бархатом стен. Первым вбежал донельзя обеспокоенный дворецкий. Сжимая в руках черные кожаные перчатки, он дрожащим голосом произнес:
— Ваше сиятельство… — и осекся, не в силах больше вымолвить ни слова.
Следом за ним неторопливо вошел гость. Непринужденно стянув с головы шляпу, он привычным до боли движением отбросил ее в глубокое кресло. Ослепительная улыбка играла на суровом, обветренном лице, веселые светло-карие глаза блестели от морозного воздуха и недавней верховой езды. Обведя взглядом гостиную, незнакомец задержал его на Абрахаме и его дочери.
Воздух в комнате помутнел и завился невидимыми, густыми спиралями. Звуки потеряли четкость, сплетаясь в неравномерный оглушительный звон, а перед глазами плясала пелена, вспыхивая отчего-то радужными оттенками. Аликс схватилась рукой за подоконник и подавила судорожный вздох. Комната поплыла, покачнулась, стены сомкнулись между собой и мгновенно разошлись, разгораясь яркими всполохами канделябров. Потолок посерел, став монохромным, и опустился.
— Аликс… — сквозь рассыпающееся на части сознание донесся приглушенный возглас отца, после чего все поглотила тишина.
— Разве так можно? — безмерно родной и любимый голос со слегка хрипловатым бархатным тембром резал слоеный туман беспамятства. — В твоем положении следует быть особенно осторожной!
— Подожди, Гэбриел, сейчас я прикажу подать воды.
Гэбриел… Гэбриел…
— Гэбриел! — собственный крик резанул по ушам, и девушка открыла глаза. Она лежала на диване, взволнованный отец обмахивал ее полотенцем, а рядом склонился незнакомец, во взгляде которого читалась нежность, смешанная с нотками беспокойства.
— Да, милая, это я, — ласково проговорил он и улыбнулся.
Мгновение назад казавшиеся чужими черты гостя словно потекли, складываясь в образ настолько близкий, что девушка не поверила своим глазам. Она протянула руку, касаясь его плеча — быть может, перед ней призрак или разум играет в настолько жестокие игры?
— Не может быть, — прошептала она, чувствуя под пальцами плотную ткань дорожного камзола.
— Прости, мне стоило предупредить вас, — засмеялся гость и погладил ее по волосам. — Просто захотелось сделать сюрприз.
— Но Влад сказал мне… сказал, что видел сам… брат! — слезы сами собой покатились из глаз, Аликс приподнялась и обхватила руками шею мужчины, изо всех сил прижимаясь к нему. Все еще не доверяя собственным чувствам, она обнимала и целовала его в заветренные виски и щеки, покрытые недельной щетиной. Каштановые вьющиеся волосы подернулись тонкой паутиной седины, на лбу прибавилось несколько новых морщин, но в целом выглядел брат довольно свежо.
Пора первых восклицаний, нежностей и приветствий постепенно прошла, острота эмоций затихла. Старик Ван Хельсинг мужественно взял себя в руки, приказав подать ужин и немного вина, а Гэбриел, не выпуская из объятий сестру, калачиком свернувшуюся рядом с ним, принялся рассказывать.
В сражении за крепость Поэнари он был серьезно ранен. Попрощавшись с жизнью, он смирился с печальным исходом, но волны Арджеша вынесли тело на берег, где его и подобрали местные жители. Не все из них оставили свои жилища, не сумев спрятаться в лесах, окруженных османской армией, а больше им некуда было идти. Один из них принес почти бездыханное тело Ван Хельсинга в свою скромную хибарку и принялся выхаживать его. Находясь на острие меча между двумя армиями, османской и румынской, они каждый день проживали как последний, ожидая вражеского наступления. Но все обошлось. Раны Гэбриела оказались крайне серьезными: стрелы задели левое легкое и повредили сухожилия в бедре, но благодаря самоотверженной заботе дочери крестьянина румынский полковник пошел на поправку. В течение долгих месяцев Каролина — так звали эту чудесную девушку — ухаживала за ним, перевязывая и обрабатывая раны. Они о многом беседовали, девушка оказалась умной и образованной. Прежде она служила камеристкой у местной аристократки, ныне уехавшей за границу и бросившей всех своих слуг.
Постепенно Гэбриел проникся ее вниманием и заботой, а сама Каролина безраздельно влюбилась в красавца офицера. И теперь он собирался жениться на ней. Конечно, он понимал, что неравный брак лишит его всех дворянских преимуществ, но был готов пойти на это ради любви.
— О чем ты говоришь? — Аликс, слушавшая рассказ брата, выпрямилась и посмотрела на него. — Разве это проблема? Подумаешь, твоя любимая не имеет титула! Мой муж — румынский король, и в его власти решить вопрос одним росчерком пера.
Ван Хельсинг нахмурился и сжал зубы. На переносице обозначились едва заметные, но глубокие складки.
— Мне не нужны подачки твоего короля.
— Послушай, — почувствовав знакомые упрямые нотки в голосе брата, Александра сжала его ладонь обеими руками, — ты вправе отказаться от имени Ван Хельсингов, но не стоит делать этого только из-за неприязни к королю. Подумай, что ты можешь дать своей невесте! Дворянство, земли и славу или бедное существование поместных крестьян? Разве такова благодарность за спасение твоей жизни? За риск, на который шел ее отец, приютив у себя раненого офицера? Возможно, для вас двоих это не имеет значения, но ваши дети… Графский титул позволит им самим выбирать судьбу, а не надеяться на ее непостоянные и неверные милости!
