– Привет, я Питер, – говорит он, протягивая руку. – Итак, вы пришли поговорить об идеях Жирара.

Французский профессор литературы и истории Рене Жирар впервые задумался о природе желания в конце 50-х годов. И это изменило его жизнь. 30 лет спустя, когда Питер Тиль оканчивал философский факультет Стэнфорда, профессор изменил и его жизнь тоже.

Открытие, которое изменило жизнь Жирара в 50-е годы, жизнь Тиля в 80-е (и мою в 2000-е), – это подражательное желание. Именно это и привело меня в дом Тиля. Меня привлекла теория подражания просто потому, что я тоже подражатель. Мы все такие.

Теория подражания – это не некий бездушный закон физики, который можно изучать со стороны. Изучая эту теорию, открываешь нечто новое в собственное прошлом, и это объясняет формирование твоей идентичности и то, почему определенные люди и вещи влияют на тебя сильнее, чем другие. Эта теория помогает осознать силу, пронизывающую человеческие отношения – те, в которые ты вовлечен в данный момент. Никогда нельзя оставаться нейтральным наблюдателем подражательного желания.

И Тиль, и я пережили обескураживающий момент понимания действия такой силы в нашей жизни. Этот момент настолько личный, что я даже колебался, писать ли об этом книгу. Книга о подражательном желании раскрывает саму личность автора.

Я спросил Питера, почему он не упомянул Жирара в своей популярной книге «От нуля до единицы», хотя в ней использовано немало идей его наставника.¹

– В идеях Жирара немало опасного, – ответил он. – Я думаю, что при знакомстве с ними в читателях срабатывает механизм самозащиты.

Тиль хотел, чтобы люди поняли, что идеи Жирара содержат в себе очень важные истины и объясняют происходящее в нашем мире, но в то же время ему не хотелось, чтобы читатели рассматривали все сквозь лупу.

Идея, которая противоречит распространенным представлениям, может показаться угрожающей, и это веская причина, чтобы присмотреться к ней поближе: нужно понять, почему она такова.

Невероятная истина часто опаснее лжи. В данном случае ложь – это мысль о том, что я хочу чего-то исключительно по собственному желанию, неподвластному чужому влиянию, что я сам определяю, что для меня желательно, а что нет. В действительности же мои желания производны, навязаны моим окружением. Я лишь часть экологии желаний, которая настолько велика, что я просто ее не осознаю.

Принимая ложь независимых желаний, я обманываю лишь самого себя. Но, отрицая истину, я отрицаю последствия моих желаний для других людей и их желаний для меня.

Оказывается, что наши желания гораздо важнее, чем нам казалось.

Открытия происходят неожиданно. Генри Форд увидел конвейер на бойне. Психолог Дэниел Канеман создал совершенно новую отрасль поведенческой экономики. Открытие Жирара произошло, когда он находился вне своей основной сферы, истории. В тот момент ему пришлось применить свои идеи к анализу классических романов.

На заре научной карьеры в Соединенных Штатах Жирару предложили преподавать литературу. В курс входили книги, которых он даже не читал. Не желая упускать возможность работы, Жирар согласился. Он часто читал романы во время перемен, чтобы к началу лекции быть готовым анализировать тексты. В курс входили книги Сервантеса, Стендаля, Флобера, Достоевского, Пруста и многих других.

Формального образования у Жирара не было, читать ему приходилось быстро, поэтому он начал искать в текстах паттерны. И он открыл нечто удивительное: практически во всех самых увлекательных и глубоких романах присутствовало нечто общее. Персонажи этих романов, определяя свои желания, полагались на других. Не было такого, чтобы герой романа спонтанно захотел чего-либо. Желания героев формировались в процессе взаимодействия с другими персонажами, которые меняли их цели и поведение – и главным образом их желания.

Открытие Жирара можно было уподобить ньютоновской революции в физике: силы, управляющие движением объектов, можно было понять только в контексте отношений. Желание, как и гравитация, не существует автономно, лишь в одном предмете или человеке. Оно живет в пространстве между ними.²

Романы, проанализированные Жираром, не определялись сюжетом или персонажами. Они определялись желаниями. Действия героя – отражение его желаний, а желания формировались в отношениях с желаниями других персонажей. Сюжеты развивались в соответствии с подражательными отношениями персонажей и взаимодействием их желаний.

Для формирования отношений двум персонажам, например, не пришлось даже встречаться. Дон Кихот в уединении собственной комнаты читает о приключениях знаменитого рыцаря Амадиса Гальского, и его охватывает желание подражать ему, стать странствующим рыцарем, путешествовать по городам и весям в поисках возможностей доказать добродетель рыцарства.

Во всех изученных Жираром книгах желание всегда включало в себя модель и подражателя. Другие читатели этого не замечали или просто не задумывались о такой возможности.

Дистанцирование Жирара от предмета в сочетании с его проницательным интеллектом позволило ему выявить паттерн. Персонажи великих романов настолько близки нам, потому что они желают чего-либо так же, как и мы – не спонтанно, не из внутреннего вместилища аутентичных желаний, не случайно, но из подражания кому-то еще. У них (и у нас) есть собственная тайная модель.

Жирар обнаружил, что мы приходим ко многим желаниям не в силу биологических причин, не под воздействием чистого разума и не под влиянием нашего иллюзорного и суверенного «я», а в силу подражания.

Иерархия потребностей по Абрахаму Маслоу слишком аккуратна. Когда человек удовлетворяет свои базовые потребности, он попадает во вселенную желаний, у которых нет стабильной иерархии.

Когда я услышал это впервые, я никак не мог с этим смириться. Неужели все мы всего лишь имитационные машины? Не может быть. Подражательное желание – это всего лишь фрагмент полного представления о человеческой экологии, куда входят также свобода и относительное понимание личности. Имитация желаний связана с нашей полной открытостью для внутренней жизни других людей – именно это делает нас людьми.

Желание, в понимании Жирара, – это не стремление иметь пищу, секс, кров или безопасность. Эти вещи правильнее было бы назвать потребностями – они встроены в наши тела. Биологические потребности не связаны с подражанием. Если я умираю от жажды в пустыне, мне не нужна модель, чтобы показать, что следует желать воды.

Но после удовлетворения базовых, животных потребностей мы вступаем в человеческую вселенную желаний. Понять, чего следует хотеть, гораздо труднее, чем понять, что тебе необходимо.

Жирара интересовало, как человек начинает желать чего-то, у чего нет четкого инстинктивного базиса.³ Из миллиардов потенциальных объектов желания – от друзей до качества и образа жизни – чего-то люди хотят больше, а чего-то меньше. Почему? И почему эти объекты и сила нашего желания постоянно меняются? Почему в желании нет никакой стабильности?

Во вселенной желания не существует четкой иерархии. Когда наступает зима, мы понимаем, что нужно надеть шубу. Объекты желания мы выбираем не так. Вместо внутренних биологических сигналов мы получаем совершенно иной, внешний сигнал, мотивирующий выбор, – модель для подражания. Моделями служат люди или предметы, которые показывают, что достойно желания. Именно модели, а не «объективный» анализ или центральная нервная система формируют наши желания. При наличии таких моделей люди занимаются тайной и сложной формой подражания, которую Жирар назвал «мимесисом» (от греческого mimesthai – «имитировать, подражать»).

Модели – это центры притяжения, вокруг которых вращается наша социальная жизнь. И сегодня понимать это важнее, чем когда бы то ни было…